Львиное Сердце

Генрих осклабился.

– Вы читаете мои мысли, государь. – Если бы не смерть Молодого Короля, Маршал женился бы несколько лет назад. – Когда появится подходящая невеста, я колебаться не стану.

– Присмотрись к Элоизе из Кендала. Ты станешь ее опекуном. Женись на ней, если захочешь, – сказал Генрих. – На всякий случай, если тебе неведомо, земли ее весьма обширны. А еще они примыкают к Картмелу.

Маршал не ожидал, что меньше чем за час после его возвращения на него обрушится такой поток благодеяний. Обрадованный новыми имениями, но чувствуя себя неуверенно при мысли о незнакомой девушке, которую предложили ему в жены, он замялся.

– Государь, я…

Приняв его сдержанность за нежелание, король махнул рукой.

– Я не настаиваю, чтобы ты женился на девчонке. Насколько мне известно, она страшна, как кобылья задница. Поступай, как сочтешь нужным.

И снова Маршал поблагодарил его. А заодно выдохнул с облегчением. Если фортуна продолжит ему благоволить, можно замахнуться на кого-нибудь повыше, чем наследница Кендала.

– Элоиза – не красавица, но нрав у нее пылкий, – скабрезно изрек Джон. – Если не станешь вспахивать ее, Маршал, этим займусь я.

Уильям посмотрел на короля, который делал вид, что слушает менестреля.

– Спасибо за совет, сир, – сказал он Джону, а про себя добавил: «Ты ее и пальцем не тронешь, покуда я жив».

Затем Генрих велел рассказать об Утремере. Маршал стал описывать в красках жаркую пустыню, могучие замки крестоносцев, сверкающее синее море. Он с благоговением поведал об иерусалимских реликвиях и уважительно отозвался о воинствующих орденах тамплиеров и госпитальеров. Поскольку рядом не было никого, кто мог обидеться на это, он откровенно рассказал о вероломных действиях, постоянно ослаблявших Святую землю. Под конец он упомянул о Саладине, великом сарацинском полководце, чьи войска поставили под угрозу само существование королевства крестоносцев.

Генрих, внимательно слушавший, оживился:

– Божьи кости! Если я когда-нибудь улажу дела с этим подлецом Филиппом, то отправлюсь за море и возьму с собой Ричарда. Когда мы приведем десять тысяч рыцарей, пехотинцев и лучников, этот черт Саладин покатится оттуда подобру-поздорову.

– Ведите, государь, я с вами!

Вопреки сдержанности Маршала, кровь в нем вскипела.

Не обратив внимания на гримасу, исказившую лицо Джона при упоминании о Ричарде, Генрих ласково обратился к младшему сыну:

– А ты останешься беречь нашу державу.

Джон в мгновение ока переменился.

– Почту за честь, государь, – сказал он, просияв.

Отеческая любовь слепа, подумалось Маршалу. Джон – сопляк. Известия о его походе в Ирландию двумя годами ранее дошли даже до Утремера. Не умея с толком распорядиться людьми и деньгами, он настроил против себя как ирландцев, так и английских поселенцев. Когда казна опустела, наемники разбежались. Меньше чем через год после прибытия Джон был вынужден бесславно отступить. Обведя глазами стол, Уильям понял, что не он один сдержанно оценивает таланты принца. Многие, включая де Бетюна, внимательно изучали дно своих кубков.

– Вот только мир маловероятен. Война с Францией – постоянная угроза, – сказал Генрих, нахмурив брови. – Филипп, как никто другой, мастер плести сети и заговоры. Он льет мед в уши Ричарда, настраивая его против меня.

Раз уж разговор пошел об этом, Маршал смог спросить про старшего сына короля.

– Где герцог, государь?

– У Филиппа в Париже, – буркнул король. – Уехал к нему после Шатору.

– Понятно, государь, – сказал Маршал. Осведомленный о недавних событиях, он радовался, что не замешан в них.

– Говорят, они делят ложе, – не обошелся без похабного замечания Джон.

Его отец насупился.

– Это не делает Ричарда содомитом.

– Ну разумеется, государь.

Взгляд Джона противоречил его словам.

– Он скоро вернется.

Несмотря на сказанное, в голосе короля слышалась неуверенность.

– Будем надеяться, государь, – сказал Маршал, хотя было очевидно, что не он один питает сомнения на этот счет. Еще Уильям подметил злобную гримасу, исказившую лицо Джона при мысли о возвращении старшего брата.

Рыцарь решил держаться как можно дальше от их семейной политики. С Божьей помощью ему не придется становиться ни на чью сторону. Тем временем он будет усердно служить Генриху и рассчитывать на вознаграждение. Элоиза из Кендала – достойная добыча, но у короля имелись и более состоятельные подопечные. Например, Изабелла де Клер, дочь графа Ричарда из Стригуила. Благодаря недавней смерти ее младшего брата Гилберта девушка стала одной из богатейших наследниц Англии. Женитьба на ней позволит Маршалу войти в круг высшей знати.

– За герцога! – вскричал Генрих.

Воздев кубок, Маршал поддержал тост, а про себя решил: «Я вполне достоин подобной награды».






Глава 24




Наступила пора жатвы, а для меня дорога из Анжера в Париж сделалась знакомой, как тропы и пути вокруг Кайрлинна. Письмо за письмом доставлял я от короля к Ричарду, и в каждом содержалась мольба вернуться. В ответ герцог не написал ни слова, чем подстегивал отца еще сильнее. Промежутки между посланиями становились все короче, пока не стало казаться, что я вечно обречен скакать туда-сюда между двумя королевскими дворами. С Беатрисой я виделся редко, и это не улучшало моего настроения.

В итоге, однако, Ричард решил покинуть Париж. Возымели ли действие просьбы отца, или поостыла дружба с Филиппом, сказать не берусь. Меня это не заботило – герцог приказал мне остаться при нем, когда я прибыл к французскому двору в середине сентября, а затем сопровождать его во время отъезда. Я не видел, как герцог прощался с королем, но подозревать разлад не было причин, так как мой хозяин не выказывал досады или огорчения. А еще он забыл о моем проступке, том, который совершил Фиц-Алдельм, и я был рад. Мой враг постоянно находился рядом с Ричардом, это правда, но положение изменилось к лучшему.

– Мы едем в Анжер, сир? – спросил я, когда мы свернули на западную дорогу.

– Нет.

Я удивленно посмотрел на него и обрадовался, поняв, что Фиц-Алдельму наша цель тоже неизвестна. Мой друзья Филип и Луи, с которыми я воссоединился, точно так же пребывали в неведении.

Ричард лукаво хмыкнул.

– Мы едем в Шинон.

Как выяснилось, герцог не собирался сразу же возвращаться к отцу.



В Шиноне мы опустошили замковую казну. В ответ на протесты сенешаля Ричард посоветовал ему успокоиться, или его подвесят вниз головой.

Багровый от возмущения, чиновник рассудил здраво и подчинился. С вереницей повозок, оси которых стонали под грузом, мы несколько часов спустя свернули на юго-запад. Герцог пребывал в приподнятом настроении и рассказывал нам, оруженосцам, что взятые в Шиноне монеты пойдут на давно откладываемую починку и перестройку замков по всей Аквитании.

– А разве король не разгневается на вас, сир? – спросил я, счастливый, что моя опала закончилась. Герцог в обычной своей манере теперь вел себя со мной так, словно ничего не случилось. Фиц-Алдельм не радовался – как я заметил, он мрачнел всякий раз, когда Ричард обращался ко мне, – но поделать ничего не мог.

– Быть может. Мне все равно. – Герцог пожал плечами. – К тому же это и его крепости. Чем лучше они защищены, тем в большей безопасности находится держава.

И тем не менее я заметил проблеск сожаления, а может быть, печали в его глазах. Мне вспомнился собственный отец, всегда скорый на расправу. Вопреки нашим непростым, бурным отношениям, я всегда любил и уважал его. Ричард относится к отцу так же, предположил я. И по возможности предпочел бы ладить с ним.

Моя догадка оказалась верной. Невзирая на изъятые в Шиноне богатства, Генрих продолжал засыпать Ричарда письмами. Они приходили почти ежедневно, независимо от того, куда лежал наш путь, и наконец герцог согласился вернуться под отчий кров. Мы поехали в Анжер, где отец с сыном встретились, а я с колотящимся сердцем увиделся с Беатрисой. К счастью, меня не позабыли.

Бог улыбался мне тогда: Ричард хотел побыть с матерью, королевой Алиенорой, и мы несколько недель провели при дворе в Анжере. Мой враг Фиц-Алдельм исчез – ему поручили следить за тем, чтобы шинонские монеты были с толком потрачены на замки герцога в Аквитании. Вредный брат Ричарда, Джон, тоже находился в Анжере, но мы, слава богу, редко встречались с ним. Покуда наш хозяин был занят, мы, оруженосцы, зачастую могли делать все, что душе угодно. Я каждую свободную минуту проводил с Беатрисой. Товарищи безжалостно подшучивали надо мной: называли безмозглым телком, спятившим от любви идиотом, а то и похуже. Мне и дела не было – в ответ я говорил, что они просто завидуют. Слегка позабытый Рис сколотил ватагу из городских сорванцов и пропадал с ними дни напролет.

Наступил сентябрь, крестьяне запахивали жнивье в полях. Кустарники в живых изгородях густо покрылись ягодами, лес был полон грибов. Стрижи улетели, а виноградные лозы были увешаны тяжелыми черными гроздьями. По утрам бывало свежо и зябко, а к вечеру мужчине не помешал бы плащ – чтобы укрыться от холода самому или закутать возлюбленную.

Много нежных битв разыгралось под складками моего, но, вопреки всем моим усилиям, Беатриса держалась твердо. Девственность ее была священна и неприкосновенна до брачной ночи. Я просил и молил, но без толку. Хитрая бестия, она отвергала все мои поползновения самым приятным способом, и я, утолив жажду и растратив пыл, засыпал в ее объятиях.

Так не могло продолжаться вечно. Жизнь – это череда препятствий, которые приходится преодолевать. Ровные отрезки встречаются нечасто, отстоят друг от друга далеко, а длятся недолго. Как бы ни хотелось мне подольше пробыть при королевском дворе, Ричард не намеревался сильно задерживаться. Чтобы управлять своими владениями, герцог Аквитанский должен был находиться в них. Только зримое присутствие носителя власти способно было поддерживать мир.

Выступили мы через седмицу после Дня всех святых и направились поначалу не на юг, а в Тур. У Ричарда были дела в этом городе – я подозревал, что речь идет о встрече с посланцем французского короля. Во время нашего пребывания в Анжере к нему постоянно прибывали и отбывали закутанные в плащи и капюшоны гонцы, как правило, поздно ночью или под утро. Нам не сообщали, кто они такие и кому служат, но по шраму на лице я узнал одного из придворных короля Филиппа и пришел к выводу, что герцог продолжает следовать совету графа Фландрского. Пока Генрих отказывался признать Ричарда своим наследником, французский король мог оказаться полезным союзником. Мне вспомнилась старинная пословица, которую употреблял отец: никогда не захлопывай за собой дверь.

Угрюмый, цеплявшийся за воспоминания о последнем свидании с Беатрисой – мне вновь не удалось убедить ее переступить последнюю грань, – я ехал вслед за Ричардом, понурив голову. Филип, преуспевший с Жюветтой, предметом своих воздыханий, гораздо меньше меня, был рад снова тронуться в путь. Впрочем, его попытки развеять мою грусть позорно провалились, и он завязал разговор с Луи, Овейном и де Дрюном. Рису не хотелось расставаться со своими новыми друзьями, и он дулся всякий раз, как я смотрел в его сторону. Меня пока не простили за то, что я им пренебрегал. Будет еще время вновь завоевать его расположение, успокаивал я себя.

– Ах, какой позор!

Мой взгляд вернулся к дороге впереди, пустой, если не считать священника на муле с глубокой седловиной. Этот громкий, похожий на стон крик слетел с уст клирика. Едва я успел сообразить, как священник снова жалобно возопил:

– Позор!

– Может, его ограбили? – предположил Ричард, поджав губы.

– Не надо ли помочь ему? – спросил де Шовиньи.

Я всматривался в даль, пытаясь разглядеть спугнутых нами разбойников, но никого не увидел.

Ричард погнал коня вперед, к нему присоединился де Шовиньи. Я не думая поскакал за ними.

– Что стряслось, отче? – окликнул его герцог, подъехав ближе. – На тебя напали?

Безрадостный смех.

– Лучше бы ранили и бросили умирать, только бы не доставлять такие вести. О, позор!

Ричард сдвинул брови. Мы с де Шовиньи были озадачены не меньше. Власяница и отсутствие головного убора наводили на мысль, что священник несет епитимью, но было непонятно за что. Я посмотрел на квадратную дощечку, прикрепленную к шесту, который держал клирик. На ней были нарисованы храм и яма в земле, а выше – странно одетый рыцарь на лошади, которая как будто мочилась. Рисунок ни о чем мне не говорил.

– Что же за новости ложатся столь тяжким бременем на душу? – осведомился герцог.