Львиное Сердце

– Сир.

Я глубоко поклонился. По моей надежде вернуть расположение Ричарда был нанесен новый удар.

Фиц-Алдельм хмыкнул. Меня подмывало врезать ему кулаком по лицу. Но вместо этого я с тяжелым сердцем вышел из комнаты.





Глава 23




Согласно указаниям, полученным Маршалом от местного крестьянина, до королевского охотничьего домика в Лион-ла-Форе оставалось рукой подать. Дневной свет догорал, летний воздух был прохладным, на траве уже сверкала густая роса. Если он не намерен провести ночь под открытым небом, следует поскорее найти приют. Велев оруженосцу спросить дорогу у обитателей стоявшей на обочине однокомнатной хижины, рыцарь остался следить за верховыми конями и вьючными животными. Его походная лошадь, пылкая испанская кобыла, за которую он отдал столько же, сколько стоил выученный боевой скакун, похрапывала от голода. Маршал потрепал ее по холке. Покоренный живостью лошадки, он, не глядя на цену, купил ее перед отъездом в Утремер.

Проведя более трех лет за пределами королевства Генриха, рыцарь вернулся – тощий как хлыст, с загорелыми дочерна открытыми участками кожи, в тунике свободного покроя, обычной в тех краях. Его легко можно было принять за сарацина, и такое часто случалось. Маршал усмехнулся, припомнив розовощекую владелицу мясного ларька в городке двумя днями ранее. Деловито поджаривавшая ломти свинины женщина заметила его в последнее мгновение. Ее вопли могли поднять мертвого, а один посетитель, перепугавшись, уронил свою покупку и, придя в ярость, стал требовать замены.

– Еще совсем немного, сэр. – Его старший оруженосец, прежде круглолицый, а теперь обладатель заостренных черт, по имени Жослен, указал на дорогу. – Не далее как в полумиле будет поворот.

Маршал кивнул, радуясь спокойной уверенности Жослена. Потеряв в весе, тот за время путешествия превратился из мальчика в мужчину. Уильям подумывал посвятить его в рыцари. Но сначала следует подыскать нового оруженосца. Человек его положения нуждается в двоих.

– Не запрягай телегу впереди лошади, – пробормотал Маршал себе под нос. – Сначала поглядим, как встретит меня король, а потом уже будем решать.

Деревья вздрогнули под порывом ветра, и Жослен поежился.

– Среди жаркого Утремера, сэр, я только и мечтал оказаться в Нормандии или в Анжу. А теперь я здесь, и мне слишком холодно.

Маршал расхохотался.

– Как гласит пословица, далекие холмы всегда зеленее.

– Стой! – Дорогу им преградил дюжий солдат в пухлом гамбезоне, вооруженный копьем и щитом. – Кто едет по землям королевской охоты?

– Меня зовут Уильям Маршал.

Солдат осклабился.

– И кто же это такой?

– Величайший из воинов христианского мира, вот кто! – вскричал Жослен.

Маршал с трудом сдержал улыбку. В его оруженосце все еще оставалось много от мальчишки.

– Никогда о таком не слыхал, – проворчал караульный. Будучи моложе Жослена, он растерялся.

– Я не осуждаю тебя за невежество, – сказал Маршал, подъехав ближе. – Знай, что я много лет служил Молодому Королю. Теперь мой господин – король Генрих. Мне сказали, что он где-то здесь, в своем охотничьем доме. Я хочу его видеть.

Солдат намеревался возражать и дальше, но приход его товарища, который был лет на десять старше и узнал Маршала, прервал спор в самом начале. Отвесив молодому оплеуху и обозвав его безмозглым дурнем, старший воин извинился перед Уильямом.

– Король будет очень рад видеть вас, сэр. Не помешает поднять ему настроение, очень не помешает.

– Охота, значит, была неудачной?

– Не в том дело, сэр. – Молодой солдат поспешил ретироваться после полученной выволочки, но воин все равно оглянулся вокруг. И когда продолжил, понизил голос: – Король и Ричард снова рассорились, сэр. Герцог вот уже месяц как в Париже.

– С Филиппом?

– То-то и оно, сэр. Со времени его отъезда король места себе не находит.

Маршал не ожидал легкой жизни по возвращении, но надеялся, что трагическая гибель Джефри, еще одного сына Генриха, сблизит отца и его оставшихся отпрысков. Похоже, этого не случилось. Уильям передернул плечами, как обычно делал перед боем. «Ну да ладно, – подумал он. – Отступать я не намерен». Мысль вызвала у него горькую усмешку: отступать было некуда. Поблагодарив солдата, Маршал поехал в сгущающихся сумерках к шатрам и палаткам, разбитым вокруг охотничьего дома.

Маршала узнали и осыпали градом радушных приветствий. Не останавливаясь, он отвечал кратко или вскидывал руку. У королевского домика, оставив Жослена и второго оруженосца с конями, он назвал свое имя стражникам. Его сразу проводили в дом. Освещение внутри было скудным. Стены украшали черепа животных: кабанов, оленей, волков. Стояли рогатины в козлах, рядом с ними висели щиты. Пол был устлан тростником, но резковатый запах говорил о том, что не мешало бы добавить свежих растений.

Король сидел за столом в обществе десятка баронов и рыцарей из своей свиты. Менестрель, подыгрывая себе на лютне, пел про охоту и сражения. Маршала заметили не сразу, и у него было время разглядеть присутствующих и понять, насколько близко или далеко от Генриха они сидят. Вид некоторых лиц доставил ему удовольствие. Вот его близкие друзья де Бетюн и де Мариско. Питер Фиц-Гай – человек надежный и разумный. Джерард Тэлбот, храбрый, как алан. Досадно было видеть Тома де Кулонса в трех шагах от короля, но хотя бы д’Икбефа поблизости не наблюдалось. Джон, младший сын Генриха, сидел рядом с отцом, пухлощекий и хитроватый, как всегда.

– Государь! – громко произнес начальник стражи. – Прибыл Уильям Маршал.

С равным успехом он мог доложить, что солнце упало с неба. Наступила тишина. Де Бетюн заулыбался и толкнул локтем де Мариско. Генрих повернулся. На лице его было написано удивление, но мгновение спустя оно сменилось радостью.

– Маршал!

– Государь.


Опустившись на колено, он склонил голову. Прошедшие годы не пощадили короля, подумал он. Красные глаза Генриха, морщины и обрюзгшие щеки говорили о тяжких заботах, недостатке сна и обилии возлияний, а вероятнее всего, и о том, и о другом, и о третьем.

– Встань, Маршал. Встань.

– Благодарю, государь.

Его взгляд пробежал по гостям за длинным столом. Де Бетюн и де Мариско сияли. Многие смотрели дружелюбно. Кое-кто держался настороженно, чему не стоило удивляться, учитывая радость, прозвучавшую в голосе короля. Взгляд де Кулонса был колючим, давая понять, что старая вражда не утихла за время отсутствия Уильяма.

– Сарацинам не удалось тебя убить? – осведомился король.

– Они очень старались, государь, – заявил Маршал с кривой усмешкой.

– Рад, что они не преуспели. Подойди, сядь рядом.

Король указал, куда именно.

– Спасибо, государь.

Маршал обрадовался. Джон восседал справа от Генриха, на почетном месте, но посадить гостя по левую руку считалось большой честью, особенно если тот вернулся после длительного путешествия.

– Добрался ты до Гроба Господня? – спросил король. Глаза его потемнели от чувств, и он добавил: – Возложил ли ты на него плащ Хэла?

– Да, государь. – Маршал обстоятельно поведал обо всем: о том, с каким почетом и благоговением приняли от него плащ, о свечах, поставленных им самим и оплаченных на будущее. – Много лет его будут поминать, государь, в самом святом из всех городов христианского мира.

Обрюзгшее лицо Генриха задергалось.

– Это хорошо.

– Меня опечалила весть о смерти Джефри, государь, – не моргнув глазом, солгал Маршал. Ему никогда не нравился вечно строивший козни третий сын короля.

– Спасибо, Маршал.

Генрих сделал изрядный глоток из кубка.

Они погрузились в молчание: уважительное – у Маршала, печальное – у короля.

Было неясно, слышал ли их беседу Джон. Так или иначе, он выбрал самое неудачное время, чтобы заговорить. Склонившись через отца, он спросил с ухмылкой:

– У тебя, Маршал, не было соблазна дать обет тамплиера и остаться в Утремере, чтобы воевать с сарацинами?

Уильям сдержал готовую сорваться с языка отповедь: он-то хотя бы был в Святой земле и кое-что сделал для ее обороны, а вот Джон не выказывал ни малейшего желания принять крест, в отличие от Генриха и Ричарда.

– Это приходило мне в голову, сир, но я дал клятву вернуться на службу к твоему отцу. Если он отправится в Крестовый поход, я с радостью последую за ним.

Джон, похоже, готовился отпустить едкую реплику, но Генрих обрадованно закивал:

– Ты будешь первым среди моих рыцарей, Маршал. Тебе известно, что во время твоего отсутствия патриарх Иерусалимский приезжал просить у меня помощи?

– Да, государь. О его прибытии сюда много говорили в Утремере, где сарацины вновь угрожают Святой земле так, как никогда за последние двадцать пять лет.

Патриарх Ираклий возложил к стопам Генриха все надежды христианского мира, включая ключи от Иерусалима, а также от Башни Давида и Гроба Господня. Жест получился не только широким, но и с намеком.

– Мне горестно было отвергать предложение Ираклия, – сказал Генрих, – но управление моим королевством заботит меня куда сильнее, чем судьба страны, расположенной в тысяче миль отсюда. Да и цель его была не так проста, как может показаться. Подобно всем, кто обращается ко мне, патриарх радел о собственных интересах, не о моих.

Маршал перехватил направленный на него ехидный взгляд Джона. «Вот ведь выродок, – подумал он. – Да, мне нравится получать достойную плату, но я-то предан, в отличие от тебя». Серьезно задетый, он не удержался:

– Когда я получаю что-нибудь в награду, государь, то отплачиваю честным трудом, – сказал Уильям.

– Я не имел в виду тебя, Маршал. Ты – человек особый, – с улыбкой заметил Генрих. – Кстати, о награде: мне хотелось бы отблагодарить тебя за исполнение предсмертного желания Хэла. – Он вскинул руку, отметая протест рыцаря. – Отныне и впредь ты – владетель Картмела в Ланкашире.

– Это большая честь, государь. Спасибо.

Недурное начало, решил Уильям. Картмел невелик, но доход с него окажется весьма кстати.

– Оммаж за Картмел, Маршал, ты должен будешь принести мне, – заметил Джон деловито. – Я держу его от моего господина отца.

Маршал склонил голову, умело скрывая неприязнь к младшему сыну короля. Сначала он принесет клятву верности Генриху, а потом Джону.

Они выпили.

– Сколько тебе лет, Маршал? – спросил король.

– Почти сорок, государь.

– А ты еще не женат. Пора задуматься над тем, чтобы возделывать пашню. Мужчине стоит позаботиться о наследнике, пока в его клинке звенит сталь.