Лука

— Как они узнали, что это они?

— Следственная группа получила номерной знак от одного из твоих соседей, который они сопоставили с отпечатком шины, найденным возле твоего дома. Дорожные камеры засекли стрелявших, направлявшихся на восток от твоего дома, и их машина снова появилась в ленте видеонаблюдения бензоколонки примерно в двадцати кварталах отсюда. Криминалисты собрали документы. Следы пороха на их руках совпадали с пулями, найденными в твоем доме, а криминалисты даже взяли образцы следов грязи на их ботинках до твоего газона. Этим парням действительно надрали задницы.

— За этим стоял Гарсия? — Ее желудок скрутило в узел.

Он покачал головой и скрестил руки на груди, из-за чего голубая рубашка плотно обтянула его широкую грудь.

— Нет. Ну, может быть. Следственная группа разослала снимки по всей стране, и ребята из Отдела по борьбе с организованной преступностью опознали стрелявших. Это были албанские наемные убийцы.

— Значит, ты думаешь, что Гарсия нанял их для того, чтобы убить меня?

— Габи… — Он протянул руку и заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо. Его чрезмерная фамильярность заставила ее почувствовать себя неловко, особенно после того, как она ясно дала понять, как относится к их дружбе, и она отстранилась.

— Есть одна проблема, — сказал он, снова потянувшись к ней. — Отдел по борьбе с организованной преступностью взял дело в свои руки.

— Я думала, ОБОП просто занимается делами Мафии.

— Албанцы были не просто мертвы, — сказал Джефф, его лицо было напряженным и жестким.

— Они были избиты, и… — он заколебался, заполняя тишину драматическим покачиванием головы. — То, что с ними сделали, можно встретить только у Мафии.

— Говори прямо, — огрызнулась она. — Что с ними случилось?

— У ОБОП есть фотографии. Я не думаю, что смогу описать это словами.

Она почувствовала боль в животе и приближающуюся тошноту и бросила взгляд в коридор, в свою безопасную кабинку. Работа в полиции была мечтой Патрика, не ее. Работа в патруле была терпимой только потому, что она считала, что может изменить мир, и это давало ей что-то общее с Дэвидом. Наркотики были средством для достижения цели. Но она обнаружила, что сложные проблемы, связанные с расследованием, очень похожи на головоломки, которые она любила. И это была головоломка, которая требовала ее решить.

— Ну что ж, пошли посмотрим.— Она последовала за Джеффом в оперативный центр ОБОП и поздоровалась с дежурным детективом. Интерактивные доски, заполненные графиками и диаграммами, а стопки файлов и несколько древних компьютеров стояли на столах в центре комнаты.

— В городе так много преступных организаций, что нам пришлось попросить дополнительный кабинет, чтобы следить за ними всеми, — сказал детектив, подводя ее к доске на дальней стене. — Эта доска для итальянской Мафии. Многие думают, что смерть Энтони Спилатро ознаменовала конец долгой деятельности итальянской Мафии, которая давно работает в Вегасе, но это не так. Около двадцати лет назад все большие Нью-йоркские семьи послали парней, чтобы создать новые фракции и закрепиться в городе, и все они теперь стали новым поколением.

Джефф положил ей на плечо руку, которую она приняла за успокаивание. Она стиснула зубы, не желая раздражать его и упустить возможность получить информацию, в которой не была уверена. Главный детектив был другом Джеффа, и он проводил время, объясняя ситуацию как услугу Джеффу, а не ей.

— В Вегасе есть три больших итальянских преступных семейства — Фальцоне, Кордано и Тоскани, — объяснил детектив. — Каждая семья Вегаса — это фракция гораздо более крупной семьи Нью-Йорка. Тоскани, например, являются частью преступной семьи Гамболи. Три семьи Вегаса вели борьбу за контроль над городом в течение многих лет, но в этом году она действительно накалилась, когда кто-то застрелил трех семейных Донов и оставил семьи в условиях отсутствия власти. Тоскани разделились на две фракции между двумя двоюродными братьями, Тони и Нико Тоскани, борясь за то, чтобы захватить власть, так что теперь фактически существует четыре преступных семьи.

Габриэль вздохнула с облегчением. Никаких Риццоли. Может быть, ее воображение слишком разгулялось.

— Эй, ты в порядке? Я думаю, это не то, на что ты пришла посмотреть, — Джефф двинулся было прочь, но она схватила его за руку.

— Нет. Это очень интересно. Я хотела бы услышать больше.

— У нас есть их структура, — сказал детектив, указывая на карту на доске. — Нью-йоркские боссы и его руководство стоят во главе фракции, но каждая фракция имеет похожую структуру. Главный — Дон, за ним — его заместитель и консильоре, который обычно является старшим советником, а под ними — капо, которых обычно называют «боссами». У каждого капо есть несколько солдат, работающих на него, и у солдат есть помощники, которые являются единственными в организации, кто не посвящен в банду. Это похоже на пирамиду, в которой сотрудники выполняют основную часть работы, каждый получает процент от своего заработка, а боссы пожинают плоды.

Габриэль изучала карту.

— У вас на верхних уровнях много вопросительных знаков.

— Это потому, что все кануло в небытие тройным убийством.

— Мы не знаем, кто сейчас в какой роли. — Он указал на список имен на доске. — У нас был тайный агент в криминальной семье Тоскани в течение десяти лет, снабжавший нас информацией, но он исчез около двух месяцев назад.

Вопросительные знаки принесли ей удовольствие. Ей нравились вопросительные знаки. И она не видела имени Луки нигде на доске. То, что Лука был итальянцем, имел друзей, которые называли его боссом, и верил в самосуд, не означало, что он был членом Мафии. В наше время она не должна делать обобщений о людях, основываясь на их этническом происхождении.

— Ты хочешь увидеть фотографии сейчас? — спросил Джефф.

— Гм. Нет, я не думаю, что смогу их переварить. — Габриэль с трудом сглотнула.

— Ну, если ты передумаешь насчет фотографий, обязательно посмотри их на пустой желудок. — Детектив рассмеялся. — Жертвы уже были в пустыне пару дней до того, как их обнаружил водитель грузовика в пятницу вечером.

— Итак… — во рту у нее пересохло. — Их убили во вторник?

В ночь, когда Лука кинул ее из-за «срочных дел».

— Плюс — минус день.

— Ты не очень хорошо выглядишь, Габи, — Джефф провел костяшками пальцев по ее щеке. — Они мертвы. Тебе больше не нужно беспокоиться о них.

Тебе не о чем беспокоиться.

Я сделаю для тебя все, что угодно.

Мы видим справедливость совершенно по-разному.

Ей нужно было увидеть Луку. Умышленная слепота действовала только до тех пор, пока не разбивались розовые очки.






* * *


— Я умираю здесь. Прямо на полу. Слышишь?

— Ма. Извини. — Лука застонал в трубку и жестом велел Майку снова постучать в дверь «Гламура». Маленького Рики никто не видел после его последнего визита к Джейсону, и Лука хотел проверить, не играет ли Джейсон в игры.

— Ты пропустил воскресную церковь и семейный ужин, — мать тяжело вздохнула. — Мои друзья, семья, даже священник, они подошли ко мне и спросили, не умер ли ты. Но теперь я слышу тебя, и знаю, что ты не умер. Просто у меня есть сын, который потерял уважение. Ты не молишься, не приходишь в церковь. Когда ты в последний раз исповедовался?

— Если бы я вошел в исповедальню, то пробыл бы там целый год. — Одними губами сказал Лука Майку, чтобы тот открыл замок. В среду утром никого не было поблизости, и он был слишком взвинчен, чтобы тратить время на то, чтобы ломать дверь. Его короткая стычка с Габриэллой возле «Ред 27» открыла ему глаза на то, что они подошли к так предполагаемой угрозе, между двумя совершенно разными и непримиримыми путями. Она была полицейским. Он был членом Мафии. Даже если не брать во внимание их запретные отношения, по сути они были по разные стороны закона.

И все же, когда он был с ней, ничего не имело значения. Она работала полицейским, но ее работа не определяла ее. В Габриэль было гораздо больше, чем значок, который она носила. Она обладала силой, мужеством и решимостью. Он был глубоко тронут тем, как яростно она защищала свою подругу. Она спасла Макса, заботилась о своей пожилой соседе и отложила в сторону свои собственные мечты, чтобы дать отцу хоть что-то, ради чего можно жить, и спасти другие семьи от страданий. Она была защитницей, как и он, и это исходило не от ее значка, а от сердца.

Лука никогда не думал о том, чтобы иметь отношения с какой-либо женщиной после Джины, и никогда не думал, что захочет чего-то намного больше, чем доказать, что он достоин доверия семьи Тоскани и восстановить честь семьи. Но он никогда не представлял на этом месте такую женщину, как Габриэль.

Как человек действий, у него не было слов, чтобы описать, что она сделала с ним, как глубоко она вошла в его сердце. Все, что он знал, это то, что риск быть отрезанным от банды — его друзей, его средств к существованию, культуры, которая определяла его жизнь — бледнел по сравнению с риском потерять ее.

— А где Паоло? — спросил Майк, вытаскивая пистолет.

— Я дал ему время успокоиться. — Он не знал почему Салли Джи заставил Паоло бежать, но он надеялся, что не спугнул парня навсегда. — Иди в кабинет Джейсона. Я буду там, когда закончу с мамой.

— Лука?

— Да, ма, извини. Я разговаривал с Майком. — Он прикрыл трубку ладонью, чтобы скрыть звук выстрела, а мать продолжала болтать о его душе, аде и прощении грехов. Но нет прощения человеку с окровавленными руками, даже если жизни, которые он отнял, были худшими из худших, жизни преступников, которые заслужили свой конец.

Может быть, именно поэтому Габриэль не связывалась с ним всю неделю. Может быть, она, наконец, поняла, кто он такой и что копы с Мафией не смешиваются.

— Я сказала, что Маттео скучал по тебе в воскресенье, — сказала мать по телефону, когда они отодвинули дверь. Майк прошел в кабинет Джейсона, а Лука запер дверь, чтобы никто на улице не увидел, что она открыта.

— Он был очень огорчен, не увидев своего папу, — продолжала она. — Ты должен проводить с ним больше времени.

Иисусе. Его мать знала, как нажать на его кнопки и включить счетчик вины. Но ведь она была католичкой, и чувство вины текло у нее в крови.

— Ма, я провел с ним всю субботу.

Чувство вины нахлынуло на него, когда он подумал о том, как взволнован был Маттео, увидев его, несмотря на то, что он опоздал на несколько часов, и как грустно ему было, когда Лука привез его домой раньше. В то время он говорил себе, что несколько часов ничего не изменят. Маттео нужно было научиться расти сильным и независимым. Ему нужно было остепениться со своей Нонной и перестать мечтать о том, чтобы у него был постоянный папа, который брал бы его на бейсбол, катание на велосипеде в парке или попинать мяч вместе с ним. У Луки никогда не было ничего подобного, и с ним ничего не случилось.

Теперь, он просто чувствовал себя дерьмовым папашей, каким и был на самом деле. И к этому добавлялось чувство вины и чертова тревога из-за тайны, которую он теперь скрывал от Нико и остальных членов семьи. Он должен просто уйти от Габриэль. Даже если бы ему удалось примирить полицию и Мафию и каким-то образом заставить Нико нарушить правила, он был бы плохим для нее, так же, каким он был плохим для Маттео, и так же для Джины. Он не был способен любить.

Джина начала принимать наркотики, потому что он не любил ее. Он не хотел того же для Габриэль.

Porca miseria (итал. — черт подери)! Он провел рукой по волосам. Он снова оказался на этих проклятых американских горках. Остаться или уйти?

— В пятницу вечером, — сказала она. — Тебе нужно заехать за Маттео в четыре.

— Я работаю, ма, по пятницам и субботам у нас самые напряженные вечера в ресторане.

— Значит, ты собираешься заботиться о других людях, но не о своем сыне? — ее голос стал громче, и ему пришлось отвести трубку подальше от уха. — Так вот как я тебя воспитала? Бросишь свою семью? Разве я бросила тебя, когда твой отец покинул нас? В пятницу мы с Джози делаем маникюр, а потом я пойду гулять с девочками. Ты нужен своему мальчику. Он хочет, чтобы его любили. Он хочет видеть своего отца.

— Хорошо, ма, — вздохнул Лука. Он был старшим капо Мафии. На него работала команда более чем из пятидесяти человек. В прошлом месяце он убил двух албанских торговцев наркотиками и бросил их в озеро. Каждую неделю он избивал парней, которые не платили по кредитам или пытались проникнуть на его территорию. Но он боялся своей матери.

— Не опаздывай, — предупредила она. — У Джози сегодня выходной. Ее муж играет в покер со своими друзьями.

Хотя Лука уважал свою мать, он часто отключался, когда она начинала говорить о своих друзьях, но что-то в Джози не дало ему покоя. — Это она вышла замуж за полицейского?

— Она сама была полицейским, — сказала мать. — В те времена, когда в полиции было не так уж много женщин. Ее муж Майло был капо в Нью-Йорке. Был большой скандал. Это была запретная любовь. Он чуть не умер за нее. Ты должен спросить ее об этом. То, как она рассказывает эту историю, так романтично.

Человек, почти умирающий за участие в запретном романе, не казался Луке романтичным.

— Почему Майло не убрали?

— Его прогнали, — сказала она, имея в виду довольно милосердное наказание, в котором ганстер был изгнан из Мафии, ему было запрещено иметь дело с кем-либо из посвященных мужчин Мафии, вместо того чтобы быть убитым. — Не знаю, как он убедил босса пощадить его, но он это сделал.

Лука глубоко вздохнул. Так что это было возможно, но ценой его членства в Мафии, семейной чести и деловых предприятий — все принадлежало Мафии, что в свою очередь поддерживало его мать, сына и брата наркомана.

Он закончил разговор, пообещав забрать Маттео в пятницу, и толкнул дверь в кабинет Джейсона, где обнаружил Майка, держащего большой рукой шею Джейсона.

— Джейсон говорит, что Маленький Рики был здесь вчера, чтобы забрать еженедельную плату.

Майк сжал руку, и лицо Джейсона покраснело.