Лука

Он не знал, куда смотреть, хотел запомнить каждую деталь. Ее пухлые блестящие губы, прекрасные голубые глаза, набухшие груди, которые увенчались розовыми сосками. Ее горячая, розовая, влажная киска.

Не в силах больше ждать ни секунды, он достал из бумажника презерватив и, встав, надел его.

— Готова принять меня, bella? — он обхватил руками ее зад и приподнял бедра. Она обхватила его ногами, прислонилась к стене и положила руки ему на плечи. Он не понимал, что она взяла верх, пока не стало слишком поздно. Как только он почувствовал, как ее мягкий, скользкий вход скользнул по головке его члена, он потерял себя. С тихим стоном он наклонил бедра и глубоко вошел в нее.

Dio mio. Она была такой горячей. Такой тугой, влажной. Ее голова дергалась, длинные волосы струились по плечам, закрывая шрам на груди. На лбу у него выступили капельки пота, и он глубоко вдохнул душный воздух. Он так долго боролся со своим желанием, что не мог сдерживаться, и он хотел, чтобы она кончила с ним. Снова. Он жадно ловил ее стоны наслаждения. Он хотел почувствовать, как ее киска сжимается вокруг него, хотел услышать ее крик.

— О Боже. Трахни меня, Лука.

Поддавшись своей первобытной потребности, он вошел в нее, прижимая к стене, чередуя толчки с твердыми поглаживаниями пальцами по ее клитору.

Он услышал шаги в коридоре, почувствовал вибрацию баса песни Green Day «Welcome to Paradise», которая гремела в динамиках, вдыхал запах секса и аромат диких цветов, который теперь был неразрывно связан с ней. Это действительно, рай.

Он трахал ее в неистовстве, вгрызаясь, как животное, утыкаясь носом в ее шею, кусая ее плечо, отчаянно желая кульминации, которая была вне досягаемости. Он потерял контроль над собой, его зрение затуманилось, все его тело сосредоточилось на изысканной, чувственной женщине в его объятиях.

— Не останавливайся. Не останавливайся.

Нет, он бы не остановился. Просто был не в силах остановиться. Даже если Фрэнки распахнет дверь и приставит пистолет к его голове, он не отпустит эту женщину. Он вдыхал и выдыхал, сильнее, глубже, быстрее. Но именно ощущение ее киски на его члене заставило его перейти черту. Ощущение пробежало по его телу. Его член яростно дернулся внутри нее. Его яйца поднялись, напряглись, он откинул голову и застонал, когда удовольствие проносилось по его позвоночнику, дрожь за дрожью, пока давление не ослабло.

Он прижался лбом к ее лбу, тяжело дыша. Он трахал много женщин, многими способами. Но он никогда так не трахался в ярости, отчаянии, в водовороте эмоций. Он хотел, чтобы она была в его постели и в его жизни, любил и ненавидел то, что она была полицейским, хотел, чтобы был способ, чтобы они смогли бы быть вместе, который не закончится с ним на дне озера Мид, обутым в специальные цементные туфли Фрэнки.

Отбросив мрачные мысли, он коснулся губами ее губ, нуждаясь в чем-то большем, в какой-то связи. Она тихонько всхлипнула, и он скользнул языком в гостеприимный жар ее рта.

— Мне это понравилось, — тихо сказала она, отстраняясь. — Мне нравится эта грубость.

«Нравится» казалось слишком мягким словом для дикого, грубого секса в коморке.

Опьяняюще, наверное. Вызывающий привыкание. Она вызывала привыкание. И все, о чем он мог думать, отпуская ее, было: когда он сможет получить следующую дозу?





* * *


— Мне нужно подышать свежим воздухом, — поправив одежду, наспех причесавшись, Габриэль закрыла дверцу подсобки. Хотя в коридоре было намного прохладнее, чем в их непристойном убежище, ей понадобилось несколько минут, чтобы спуститься вниз после еще одной умопомрачительного незаконного столкновения.

— Сюда, — Лука взял ее за руку и повел по узкому коридору. Он толкнул выходную дверь, придерживая ее одной рукой, а другой достал телефон и написал сообщение.

— Просто сообщаю ребятам, где мы, — сказал он, когда она с любопытством подняла бровь.

Она тут же почувствовала себя виноватой за то, что не сделала того же, но не успев вытащить телефон из сумочки, как она услышала голос Николь в переулке.

— Я только разговаривала с ним, Клинт. Ничего особенного.

— Ты хотела его. Ты хотела трахнуть его. Я видел это. — От сердитого голоса Клинта по спине Габриэль пробежала дрожь. — Ты чертова шлюха.

Габриэль застыла за приоткрытой дверью, которую придерживал Лука, не желая вмешиваться, но опасаясь оставить Николь наедине с собой. Клинт был в ярости.

— Я хочу только тебя, детка, — голос Николь перешел в умоляющее хныканье. — Давай вернемся внутрь и выпьем.

— Ты унизила меня там, — прорычал Клинт. — Тебе нужно научиться не делать этого снова. Тебе нужно понять, кому ты принадлежишь. Теперь мне придется наказать тебя. Ты же знаешь, Ник, я не люблю этого делать. Почему ты всегда заставляешь меня это делать?

— Я не знаю. Извини. Пожалуйста, только не бей меня там, где мои друзья смогут увидеть.

Желчь подступила к горлу Габриэль. Не только от мысли, что Клинт собирается ударить ее лучшую подругу, но и от звука голоса Николь — совершенно нехарактерного для нее хныканья, которое заставило ее задаться вопросом, была ли это та самая Николь, которую она знала.

— Пожалуйста…

— Заткнись на хрен. Ты знаешь, что заслуживаешь этого.

Габриэль рванула еще до того, как услышала удар плоти о плоть. Хлопнув дверью, она выбежала в переулок и увидела, что Николь пошатнулась и прижалась спиной к стене от силы удара Клинта. Как долго это продолжалось? Почему Николь ничего ей не сказала? Что же она за подруга, если не знала об этом?

— Нет, bella, — крикнул Лука позади нее, но ничто не могло остановить ее сейчас, даже проклятые каблуки, которые стучали по тротуару, испачканному пролитым пивом, рвотой, окурками и жвачкой.

— Ты гребаный ублюдок, — закричала она. — Не смей больше прикасаться к ней.

Габриэль ударила Клинта кулаком в челюсть. Клинт был по меньшей мере на восемьдесят фунтов тяжелее ее и на четыре дюйма выше, но она вырубала парней крупнее его, когда отрабатывала приемы, а Клинт не был закоренелым преступником, привыкшим к жизни на улице. Ее удары были сильными, точными и рассчитанными на то, чтобы вывести его из строя быстро и с минимальными усилиями, но, когда он упал на колени, она не смогла остановиться. Чувствуя гнев, разочарование, и отвращение к себе за то, что она была так поглощена собственной болью, что не понимала, что Николь страдает и требовала внимание.

— Остановись. — Лука подошел к ней сзади, и прижал по бокам ее руки. — Он упал. Перестань.

— Отвали от меня, — она извивалась в его объятиях, но он крепко держал ее.


— Ты офицер полиции. Ты не можешь этого сделать. Это не твой путь. — Настойчивость в его голосе пронзила завесу гнева, застилавшую ее взор. Она моргнула и увидела стонущего на земле Клинта, из носа которого капала кровь. Ужас сменил гнев, когда она поняла, что потеряла контроль. Ужас и предательская толика удовлетворения.

Она вздрогнула в объятиях Луки.

— Он ударил ее. Он ударил Николь. И это было не в первый раз. Он сядет за это в тюрьму. Я хочу убедиться, что он почувствует всю силу закона.

— Позаботься о своей подруге, — он отпустил ее. — А я позабочусь о нем.

Габриэль подбежала к Николь и помогла ей сесть. Из уголка рта Николь сочилась кровь, и Габриэль порылась в сумочке Николь в поисках салфетки, чтобы вытереть ее.

— Боже, милая. Ты в порядке?

— Я думаю, ты уже поняла, что я привыкла к этому. — Николь горько рассмеялась.

— Мне так жаль. — Она опустилась на колени рядом с Николь и обняла ее. — Я была так поглощена смертью Дэвида и охотой за его убийцей, что меня не было рядом с тобой. Но теперь я здесь. Я собираюсь арестовать его и вызвать сюда патрульную машину, чтобы отвезти в участок. Он столкнется с обвинением в домашнем насилии не только сегодня вечером, но…

— Я не хочу этого, — покачала головой Николь. — Я не хочу, чтобы он попал в тюрьму. Он просто был расстроен. Он успокоится, и все будет хорошо. Он всегда так извиняется, когда это случается. Все будет хорошо, если я снова не напортачу.

Габриэль замерла, ее пульс стучал в ушах. Будучи полицейским, она имела дело со многими случаями домашнего насилия. Она понимала круговорот насилия. После такого оскорбительного инцидента наступал период примирения, в течение которого обидчик извинялся и обещал прекратить. После этого наступил период затишья, пока напряжение не нарастало снова. Николь была с ним всего год. Она могла вырваться из этого порочного круга. Ей просто нужна была помощь.

— Это правонарушение. Он может провести несколько дней в тюрьме, получить штраф, общественные работы и пойти к психологу...

— Он так рассердится, — прошептала Николь. — Он сделает мне еще хуже, чем раньше.

— Мы можем получить судебный приказ о не приближении.

— Ты не понимаешь… — по ее щекам потекли слезы. — Ему все равно. Он любит меня. Он захочет быть со мной.

— Габриэль. — Лука оторвал Клинта от земли, держа его неподвижно одной рукой, вывернутой за спину. — Она права. Штрафы, консультации и общественные работы — решения, предлагаемые законом, его не остановят. Я знаю таких людей, и есть только один способ справиться с ними. Твои друзья — мои друзья. Я прослежу, чтобы он понял, что никто не наебывает моих друзей.

— Это не так работает. — Габриэль вскочила на ноги. — Есть процесс, есть система. Его арестуют и предъявят обвинение. Ему придется предстать перед судьей в суде. Он получит судимость. Консультация и общественные работы помогут ему понять, что то, что он сделал, неправильно, и, надеюсь, его удержат от этого снова.

Она почувствовала вкус лжи, когда слова слетели с ее губ. В делах по обвинениях в бытовом насилии редко пересекалась теория с практикой. Ее снова и снова вызывали в те же дома, где она арестовывала мужчин за домашнее насилие. Лука был прав. Большинство насильников не останавливались. Как только они почувствуют вкус власти, их не остановит даже угроза тюрьмы.

— Разве ты не хочешь защитить ее? — спросил он.

— Конечно, хочу. Защищать людей — моя работа. Но я должна действовать в рамках закона, чтобы добиться справедливости.

Он перевел взгляд на Николь, и его взгляд смягчился.

— Мы видим справедливость совершенно по-разному. Если бы это зависело от меня, этот ублюдок страдал бы в десять раз больше, чем он заставил страдать ее, и он бы понял, что второго шанса не будет.

— Это не твое дело. — Габриэль скрестила руки на груди. — И самосуд — не лучший способ справиться с этим. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты задержал его до приезда полиции, и это все, что я от тебя хочу.

Он сжал челюсти, но удержал Клинта, пока она звонила в полицию. Часть ее понимала его гнев. Всего несколько минут назад ей больше всего на свете хотелось побить Клинта так, как он побил Николь. Ей хотелось увидеть его сломленным и хнычущим на земле. Она хотела справедливости такого рода, которую предложил Лука — справедливость, которую она искала, когда вошла на склад в поисках убийцы Дэвида.

Справедливость, которая не имеет ничего общего с законом.





Тринадцатая




С большой чашкой кофе в руке Габриэль открыла первую из десятков новых папок на своем столе. Выходные были пиковым временем для краж и каких-то потерь, а другие следователи по делу о преступлениях с мобильными телефонами нашли несколько зацепок. Она уставилась на страницу, не видя слов, когда ее мысли вернулись к вечеру пятницы. Лука и его друзья ушли как раз в тот момент, когда прибыла полиция, а Сисси вышла, чтобы поддержать Николь, когда та давала показания. Вернувшись домой, Николь, после долгих нежных уговоров, наконец-то открылась о Клинте и его жестоком обращении, что еще больше укрепило решимость Габриэль оказать ей необходимую помощь и добиться того, чтобы Клинт был привлечен к ответственности по всей строгости закона.

Не в силах сосредоточиться, Габриэль прошла по коридору, чтобы встретиться с детективами, занимающимися расследованием стрельбы в ее доме. Главный детектив был хорошим другом Дэвида, и они часто общались с ним и его женой. После смерти Дэвида она разорвала связь со всеми, кто напоминал ей об их совместных счастливых временах, и теперь она поняла, насколько стала изолированной. Может быть, эта интрижка с Лукой, где она исследовала границы, поможет ей снова найти свое место в мире.

Лука как раз был той границей. Он был почти полной противоположностью Дэвиду и другим полицейским, которых она знала. И все же ей было хорошо с ним. Она была счастливой. Живой. Пробудившейся. Он давал ей повод вставать утром с постели, который не имел ничего общего с местью, а был связан с тем, чтобы посмотреть на мир другими глазами.

Имело ли значение, что у него были «друзья», на которых он мог положиться больше, чем на 911? Или что все его друзья были итальянцами, называли его «босс» и выглядели так, будто могли раздавить булыжники голыми руками? Имело ли значение, что он всегда знал, как ее найти, или что у него был целый арсенал оружия, или что он предложил преподать Клинту урок, который, как она знала в глубине души, Клинт никогда не усвоит, будучи в руках закона? Стоит ли ей копнуть немного глубже? Следователь в ней боролся с женщиной, которая не хотела, чтобы фантазия заканчивалась.

Она добралась до двери отдела по расследованиям как раз в тот момент, когда выбегал Джефф, едва не сбив ее с ног.

— Габи! — он схватил ее за плечи, чтобы она не упала. — Я как раз направлялся к тебе. Нашли парней, которые стреляли в твой дом!

— Нашли? — Она нахмурилась, услышав его странный выбор слов. — То есть кто-то знает, где они находятся, и планируется их арест? Или их уже арестовали?

— Нет. Их нашли мертвыми, а водитель грузовика нашел их тела на обочине дороги в пустыне.

Дрожь пробежала по ее спине, и она осторожно высвободилась из его хватки.