Лука
Часть 21 из 48 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ты никогда не любил меня.
Маттео не твой.
Потерявшись в водовороте эмоций, Лука обнял женщину, которая удерживала его на земле.
— Думаю, это место подойдет. — Она прижалась к нему, ее грудь к его груди, а бедра прижались к его стволу.
Похоть прогнала последние его мысли о вещах, которые не включали в себя снимание ее одежды и погружение его члена глубоко в нее.
— Это в высшей степени неподобающее поведение для публичного места, детектив Фокс, — пробормотал он.
Она подняла на него глаза и лукаво улыбнулась.
— Тогда нам лучше найти какое-нибудь уединенное место. Мне кажется, я видела как раз то, что нам нужно. Там даже есть дверь.
Двенадцатая
— Хммм, — Лука оглядел пыльную комнатку в дальнем углу коридора «Ред 27». — Я думаю, мы должны трахнуться прям здесь, как и все остальные.
— Я никогда раньше не занималась сексом в коморке, — Габриэль прижалась к нему. — И таким образом мы не будем выходить за рамки закона.
Это было решение, которое удовлетворяло ее потребность следовать правилам и его потребность нарушать их.
— То, что я хочу сделать с тобой, незаконно ни в каком смысле этого слова. — Его рука обхватила ее вокруг талии, и он притянул ее ближе.
Габриэль усмехнулась, изучая в тусклом свете его красивое лицо.
— Я скрытая девственница. Будь нежен.
Она уткнулась носом в его шею, прикусила мочку уха и обхватила рукой его затылок, пока его густые волосы не начали дразнить ее пальцы. Даже затхлый запах коморки не мог скрыть его аромата — виски и одеколона с намеком на опасность.
— Не буду. — Он наклонил голову и взял ее губы в требовательном поцелуе, его язык переплелся с ее, проникая глубоко, забирая контроль, когда его пальцы впивались в ее задницу. Боже, как он умел целоваться! Ее трусики были влажными и, чем грубее он становился, тем влажнее они становились.
— Черт, да ты просто горячая задница. — Его грубые слова распалили ее. Под цивилизованным лоском он был грубым и диким, а она хотела большего. Больше грязных разговоров, больше грубого обращения. Еще больше кровоточащих поцелуев. Она хотела, чтобы с ней обошлись грубо. Она хотела его твердое тело между своих бедер. Она хотела, чтобы завтра ей было больно, и с каждым движением, она вспоминала его внутри себя.
Ей хотелось цеплять, чувствовать, жить. И этот человек мог ей это предоставить.
Одной рукой она ухватилась за пряжку его ремня, намереваясь стянуть ее, но прежде чем она успела пошевелиться, Лука схватил ее за запястья, заломив руки за спину, заставив выгнуться и подставить грудь для его удовольствия.
— Мне нравится видеть тебя такой. — Крепко удерживая ее, он прижал ее к стене и потерся грудью о ее грудь, заставляя ее соски напрячься под одеждой, а клитор пульсировать.
— Как? — это слово вырвалось у нее с трудом.
— Влажной. Жаждущей. Выполняющей то, что я тебе говорю. — Он завладел ее ртом, язык проник внутрь, дегустируя, пробуя, требуя. Когда ее руки были обездвижены, а рот опустошен его поцелуем — ее внутренности сжались, и она издала стон.
Он отпустил ее руки, чтобы расстегнуть молнию на платье, позволив ему упасть на пол.
— Сними лифчик и трусики. Я хочу трахнуть тебя только в этих сапогах.
Взгляд Габриэль метнулся к двери позади него. Когда они вошли, он запер старомодную дверную ручку, но если бы у кого-то снаружи был ключ, скрыть то, что они делали или быстро поправить одежду, было невозможно. Даже в полумраке, с единственным слабым лучиком, пробивающемся сквозь щели в двери, она засияла бы, как маяк, будь обнаженной. А не приведет ли это к дурной славе полиции?
— Сейчас же, Габриэль.
Услышав его твердую команду, она вздрогнула. Это была та сторона Луки, которая пугала ее. Не потому, что она думала, что он причинит ей боль, а потому, что его доминирующая сторона возбуждала ее так сильно, что она не знала, где провести черту. Ощущение того, что ее контролируют, в нерешительности свернулось клубком внутри нее, ожидая продолжения. Преодолев колебания, она расстегнула свой черный кружевной бюстгальтер, спустила трусики на бедра, и сделала шаг в сторону, когда они достигли пола.
— Sei bellissima (итал. — ты прекрасна), — прошептал он, прежде чем она успела подумать о том, что ее слишком легко принудить.
Он прижался губами к ее губам, а затем поцелуями спустился вниз по ее телу, облизывая впадинку ключицы, выпуклость груди. Он дразнил ее соски языком и зубами, обхватывая и сжимая ее груди своими теплыми руками.
Снаружи New York Dolls «Personality Crisis» сменился The Stooges «Search and Destroy». Швабры вибрировали у стены, банки и бутылки дребезжали на полках.
Лука снял футболку, и взгляд Габриэль скользнул вниз по его телу, рассматривая шрамы от пулевого ранения, великолепную татуировку, грудные мышцы и точеный пресс, а также кобуру поперек его тела.
— У тебя много оружия. — У него было два пистолета в кобуре за спиной и по ножу с каждой стороны. — Есть ли что-то, что я должна знать о ресторанном бизнесе?
— Это очень опасный мир. — В уголках его глаз появились морщинки, когда он расстегнул ремень. — Люди бескомпромиссны, когда дело доходит до хорошей итальянской кухни.
Она облизнула губы, когда он расстегнул молнию на джинсах и освободил свой член.
— Это очень опасный мир.
— Тебе нравится то, что ты видишь, bella? — Лука издал низкий удовлетворенный рык.
— Да. — Его член был огромным и толстым от основания до сливовидной головки. Идеальным. Она хотела этого, хотела его, хотела прекратить это медленное поддразнивание и почувствовать его глубоко внутри себя.
Что-то первобытное и собственническое вспыхнуло в его глазах.
— Прикоснись ко мне.
Она обхватила рукой его член, с гладкой кожей на твердой стали. Он был очень уверенным в себе любовником, грубым и полностью контролирующим себя. Она жаждала заполучить его в свою власть хотя бы раз и свести с ума так же, как он сводил ее.
— Сильнее.
Тепло разлилось в ее животе, пока она двигалась по его затвердевшей длине, представляя его внутри себя.
— Ты возьмешь меня, ангел. — Он запустил руку в ее волосы и потянув ее голову назад. — Я полностью буду внутри этой горячей маленькой киски. Я заставлю тебя чувствовать боль, так что каждый раз, когда ты будешь двигаться завтра, ты будешь помнить, что это я был внутри тебя.
— Боже, как я люблю, когда ты говоришь непристойности. — Желание пронзило ее, воспламеняя кровь.
— Это потому, что ты непослушный ангел, и под всей этой сладостью ты такая же грязная, как и я. — Он убрал ее руку со своего члена и опустился перед ней на колени, дразня языком мягкую округлость ее живота, прежде чем двинуться ниже, чтобы обдать горячим дыханием ее холмик.
Габриэль напряглась в предвкушении движения его рта туда, куда она хотела, но он перескочил через ее пульсирующий клитор и провел языком по внутренней стороне бедра.
— Нет. — Она запустила руку в его густые волосы, раздвинула ноги без смущения и стыда. — Оближи меня.
— Тссс, ангел. — Он держал ее половые губы открытыми и провел пальцем вокруг ее входа, медленно двигаясь к клитору. — Ты здесь не главная.
Она застонала от разочарования, ее руки сжали его волосы. Лука не отводил свой взор с нее, одновременно потирая одним пальцем ее клитор. Ее внутренние мышцы напряглись, когда он скользнул пальцем по другой стороне. Никто никогда не обращал столько внимания на ее киску, и она никогда не была на грани так долго.
— Giorno e notte sogno solo di te (итал. — днем и ночью я мечтаю только о тебе).
— Я же просила тебя не говорить со мной по-итальянски. Я и так слишком возбуждена. — О Боже. Электричество искрило под ее кожей, и ощущения, которые он создавал внизу, становились настолько интенсивными, что она едва могла дышать.
— Я не с тобой разговариваю. — Он поднял ее правую ногу, положил себе на плечо, тем самым открывая ее для себя. Он поцеловал мягкую складку под ее коленом, а затем провел теплую влажную дорожку по внутренней стороне бедра легкими, как перышко, движениями языка. Он снова пробормотал что-то по-итальянски, а затем просунул в нее толстый палец.
— А-а-а... — Как хорошо. Желание свернулось глубоко в ее животе, и она прислонилась спиной к стене. — Лука Риццоли. Ты же не разговаривал с моей киской?
— Я планирую многое сделать с твоей киской. — Он убрал палец и заменил его двумя. — Даже киски нуждаются во внимании.
Обхватив одной рукой ее бедро, удерживая ее неподвижно, он погрузил пальцы глубоко в нее, дразня ее клитор, облизывая нежный комок нервов, но не там, где она нуждалась.
— Что ты сказал? — прошептала она, когда желание кончить достигло крещендо, поднимаясь и опускаясь в такт ленивым движениям его языка по клитору.
— Это секрет между мной и твоей киской. — Он снова пробормотал что-то по-итальянски, вибрация его губ и языка послала волны желания по ее сердцевине.
— Я не люблю секреты. — Она обхватила его голову, прижимаясь к ней, пытаясь получить только один поцелуй его горячего, влажного языка прямо по ее клитору.
— Некоторые секреты хранят тебя в безопасности. — Его грубые пальцы впились в ее задницу, удерживая ее на месте, когда он дразнил ее самым интимным способом.
У Луки были секреты. Даже после всего времени, что они провели вместе, она знала о нем очень мало. В каких еще делах он участвовал? Кем были его друзья в ресторане и почему он не рассказывал о них? И кто эти парни, с которыми он сейчас? Почему они называют его «босс»? Как владелец ресторана мог позволить себе Мазерати и пентхаус в одном из самых фешенебельных районов города и как ему удалось уговорить владельца «Гламура» дать ему ее адрес?
Она отбросила эти мысли, решив насладиться этим временем с ним. В законе был термин для ситуации, в которой расследование выходило на финишную прямую, и человеку нужно было поставить конечную точку, но сознательно решил не делать это расследование, чтобы держать себя в неведении: умышленная слепота.
И в полутьме коморки «Ред 27», с языком любовника между ног, темнота в ее сердце сменилась теплом и светом, и до сладостного забвения было рукой подать, из-за чего Габриэль сознательно решила стать слепой.
— О Боже, Лука. Заставь меня кончить, — прошептала она, дрожа всем телом.
— Io sono tua, bella. Per te farei di tutto (итал. — я твой, красавица. Для тебя я сделаю все, что угодно).
— Переведи, — потребовала она.
Его рот, горячий и влажный, сомкнулся на ее клиторе, отправляя ее в оргазм. Она сжала в кулаке его волосы, и ее гортанный стон зазвенел в ушах, когда изысканное удовольствие накрывало ее волной за волной в интенсивных ощущениях
— Я твой, mio angelo (итал. — мой ангел), — он нежно поцеловал ее холмик. – Я сделаю для тебя все, что угодно.
* * *
Маттео не твой.
Потерявшись в водовороте эмоций, Лука обнял женщину, которая удерживала его на земле.
— Думаю, это место подойдет. — Она прижалась к нему, ее грудь к его груди, а бедра прижались к его стволу.
Похоть прогнала последние его мысли о вещах, которые не включали в себя снимание ее одежды и погружение его члена глубоко в нее.
— Это в высшей степени неподобающее поведение для публичного места, детектив Фокс, — пробормотал он.
Она подняла на него глаза и лукаво улыбнулась.
— Тогда нам лучше найти какое-нибудь уединенное место. Мне кажется, я видела как раз то, что нам нужно. Там даже есть дверь.
Двенадцатая
— Хммм, — Лука оглядел пыльную комнатку в дальнем углу коридора «Ред 27». — Я думаю, мы должны трахнуться прям здесь, как и все остальные.
— Я никогда раньше не занималась сексом в коморке, — Габриэль прижалась к нему. — И таким образом мы не будем выходить за рамки закона.
Это было решение, которое удовлетворяло ее потребность следовать правилам и его потребность нарушать их.
— То, что я хочу сделать с тобой, незаконно ни в каком смысле этого слова. — Его рука обхватила ее вокруг талии, и он притянул ее ближе.
Габриэль усмехнулась, изучая в тусклом свете его красивое лицо.
— Я скрытая девственница. Будь нежен.
Она уткнулась носом в его шею, прикусила мочку уха и обхватила рукой его затылок, пока его густые волосы не начали дразнить ее пальцы. Даже затхлый запах коморки не мог скрыть его аромата — виски и одеколона с намеком на опасность.
— Не буду. — Он наклонил голову и взял ее губы в требовательном поцелуе, его язык переплелся с ее, проникая глубоко, забирая контроль, когда его пальцы впивались в ее задницу. Боже, как он умел целоваться! Ее трусики были влажными и, чем грубее он становился, тем влажнее они становились.
— Черт, да ты просто горячая задница. — Его грубые слова распалили ее. Под цивилизованным лоском он был грубым и диким, а она хотела большего. Больше грязных разговоров, больше грубого обращения. Еще больше кровоточащих поцелуев. Она хотела, чтобы с ней обошлись грубо. Она хотела его твердое тело между своих бедер. Она хотела, чтобы завтра ей было больно, и с каждым движением, она вспоминала его внутри себя.
Ей хотелось цеплять, чувствовать, жить. И этот человек мог ей это предоставить.
Одной рукой она ухватилась за пряжку его ремня, намереваясь стянуть ее, но прежде чем она успела пошевелиться, Лука схватил ее за запястья, заломив руки за спину, заставив выгнуться и подставить грудь для его удовольствия.
— Мне нравится видеть тебя такой. — Крепко удерживая ее, он прижал ее к стене и потерся грудью о ее грудь, заставляя ее соски напрячься под одеждой, а клитор пульсировать.
— Как? — это слово вырвалось у нее с трудом.
— Влажной. Жаждущей. Выполняющей то, что я тебе говорю. — Он завладел ее ртом, язык проник внутрь, дегустируя, пробуя, требуя. Когда ее руки были обездвижены, а рот опустошен его поцелуем — ее внутренности сжались, и она издала стон.
Он отпустил ее руки, чтобы расстегнуть молнию на платье, позволив ему упасть на пол.
— Сними лифчик и трусики. Я хочу трахнуть тебя только в этих сапогах.
Взгляд Габриэль метнулся к двери позади него. Когда они вошли, он запер старомодную дверную ручку, но если бы у кого-то снаружи был ключ, скрыть то, что они делали или быстро поправить одежду, было невозможно. Даже в полумраке, с единственным слабым лучиком, пробивающемся сквозь щели в двери, она засияла бы, как маяк, будь обнаженной. А не приведет ли это к дурной славе полиции?
— Сейчас же, Габриэль.
Услышав его твердую команду, она вздрогнула. Это была та сторона Луки, которая пугала ее. Не потому, что она думала, что он причинит ей боль, а потому, что его доминирующая сторона возбуждала ее так сильно, что она не знала, где провести черту. Ощущение того, что ее контролируют, в нерешительности свернулось клубком внутри нее, ожидая продолжения. Преодолев колебания, она расстегнула свой черный кружевной бюстгальтер, спустила трусики на бедра, и сделала шаг в сторону, когда они достигли пола.
— Sei bellissima (итал. — ты прекрасна), — прошептал он, прежде чем она успела подумать о том, что ее слишком легко принудить.
Он прижался губами к ее губам, а затем поцелуями спустился вниз по ее телу, облизывая впадинку ключицы, выпуклость груди. Он дразнил ее соски языком и зубами, обхватывая и сжимая ее груди своими теплыми руками.
Снаружи New York Dolls «Personality Crisis» сменился The Stooges «Search and Destroy». Швабры вибрировали у стены, банки и бутылки дребезжали на полках.
Лука снял футболку, и взгляд Габриэль скользнул вниз по его телу, рассматривая шрамы от пулевого ранения, великолепную татуировку, грудные мышцы и точеный пресс, а также кобуру поперек его тела.
— У тебя много оружия. — У него было два пистолета в кобуре за спиной и по ножу с каждой стороны. — Есть ли что-то, что я должна знать о ресторанном бизнесе?
— Это очень опасный мир. — В уголках его глаз появились морщинки, когда он расстегнул ремень. — Люди бескомпромиссны, когда дело доходит до хорошей итальянской кухни.
Она облизнула губы, когда он расстегнул молнию на джинсах и освободил свой член.
— Это очень опасный мир.
— Тебе нравится то, что ты видишь, bella? — Лука издал низкий удовлетворенный рык.
— Да. — Его член был огромным и толстым от основания до сливовидной головки. Идеальным. Она хотела этого, хотела его, хотела прекратить это медленное поддразнивание и почувствовать его глубоко внутри себя.
Что-то первобытное и собственническое вспыхнуло в его глазах.
— Прикоснись ко мне.
Она обхватила рукой его член, с гладкой кожей на твердой стали. Он был очень уверенным в себе любовником, грубым и полностью контролирующим себя. Она жаждала заполучить его в свою власть хотя бы раз и свести с ума так же, как он сводил ее.
— Сильнее.
Тепло разлилось в ее животе, пока она двигалась по его затвердевшей длине, представляя его внутри себя.
— Ты возьмешь меня, ангел. — Он запустил руку в ее волосы и потянув ее голову назад. — Я полностью буду внутри этой горячей маленькой киски. Я заставлю тебя чувствовать боль, так что каждый раз, когда ты будешь двигаться завтра, ты будешь помнить, что это я был внутри тебя.
— Боже, как я люблю, когда ты говоришь непристойности. — Желание пронзило ее, воспламеняя кровь.
— Это потому, что ты непослушный ангел, и под всей этой сладостью ты такая же грязная, как и я. — Он убрал ее руку со своего члена и опустился перед ней на колени, дразня языком мягкую округлость ее живота, прежде чем двинуться ниже, чтобы обдать горячим дыханием ее холмик.
Габриэль напряглась в предвкушении движения его рта туда, куда она хотела, но он перескочил через ее пульсирующий клитор и провел языком по внутренней стороне бедра.
— Нет. — Она запустила руку в его густые волосы, раздвинула ноги без смущения и стыда. — Оближи меня.
— Тссс, ангел. — Он держал ее половые губы открытыми и провел пальцем вокруг ее входа, медленно двигаясь к клитору. — Ты здесь не главная.
Она застонала от разочарования, ее руки сжали его волосы. Лука не отводил свой взор с нее, одновременно потирая одним пальцем ее клитор. Ее внутренние мышцы напряглись, когда он скользнул пальцем по другой стороне. Никто никогда не обращал столько внимания на ее киску, и она никогда не была на грани так долго.
— Giorno e notte sogno solo di te (итал. — днем и ночью я мечтаю только о тебе).
— Я же просила тебя не говорить со мной по-итальянски. Я и так слишком возбуждена. — О Боже. Электричество искрило под ее кожей, и ощущения, которые он создавал внизу, становились настолько интенсивными, что она едва могла дышать.
— Я не с тобой разговариваю. — Он поднял ее правую ногу, положил себе на плечо, тем самым открывая ее для себя. Он поцеловал мягкую складку под ее коленом, а затем провел теплую влажную дорожку по внутренней стороне бедра легкими, как перышко, движениями языка. Он снова пробормотал что-то по-итальянски, а затем просунул в нее толстый палец.
— А-а-а... — Как хорошо. Желание свернулось глубоко в ее животе, и она прислонилась спиной к стене. — Лука Риццоли. Ты же не разговаривал с моей киской?
— Я планирую многое сделать с твоей киской. — Он убрал палец и заменил его двумя. — Даже киски нуждаются во внимании.
Обхватив одной рукой ее бедро, удерживая ее неподвижно, он погрузил пальцы глубоко в нее, дразня ее клитор, облизывая нежный комок нервов, но не там, где она нуждалась.
— Что ты сказал? — прошептала она, когда желание кончить достигло крещендо, поднимаясь и опускаясь в такт ленивым движениям его языка по клитору.
— Это секрет между мной и твоей киской. — Он снова пробормотал что-то по-итальянски, вибрация его губ и языка послала волны желания по ее сердцевине.
— Я не люблю секреты. — Она обхватила его голову, прижимаясь к ней, пытаясь получить только один поцелуй его горячего, влажного языка прямо по ее клитору.
— Некоторые секреты хранят тебя в безопасности. — Его грубые пальцы впились в ее задницу, удерживая ее на месте, когда он дразнил ее самым интимным способом.
У Луки были секреты. Даже после всего времени, что они провели вместе, она знала о нем очень мало. В каких еще делах он участвовал? Кем были его друзья в ресторане и почему он не рассказывал о них? И кто эти парни, с которыми он сейчас? Почему они называют его «босс»? Как владелец ресторана мог позволить себе Мазерати и пентхаус в одном из самых фешенебельных районов города и как ему удалось уговорить владельца «Гламура» дать ему ее адрес?
Она отбросила эти мысли, решив насладиться этим временем с ним. В законе был термин для ситуации, в которой расследование выходило на финишную прямую, и человеку нужно было поставить конечную точку, но сознательно решил не делать это расследование, чтобы держать себя в неведении: умышленная слепота.
И в полутьме коморки «Ред 27», с языком любовника между ног, темнота в ее сердце сменилась теплом и светом, и до сладостного забвения было рукой подать, из-за чего Габриэль сознательно решила стать слепой.
— О Боже, Лука. Заставь меня кончить, — прошептала она, дрожа всем телом.
— Io sono tua, bella. Per te farei di tutto (итал. — я твой, красавица. Для тебя я сделаю все, что угодно).
— Переведи, — потребовала она.
Его рот, горячий и влажный, сомкнулся на ее клиторе, отправляя ее в оргазм. Она сжала в кулаке его волосы, и ее гортанный стон зазвенел в ушах, когда изысканное удовольствие накрывало ее волной за волной в интенсивных ощущениях
— Я твой, mio angelo (итал. — мой ангел), — он нежно поцеловал ее холмик. – Я сделаю для тебя все, что угодно.
* * *