Лучшие враги
Часть 33 из 48 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не хватает еще, чтобы ты разглядывал мое опухшее лицо, – всполошилась Эбигейл.
С издевательской ухмылкой я следила за тем, как она изворачивалась точно уж на раскаленной сковородке, но чародей совершенно не собирался облегчать ей жизнь:
– От магического удара всегда остается нехороший след. Надо сделать примочку, я тебя провожу к Летисии.
– Нет! – страшным голосом воскликнула Эбби, отшатываясь от мужчины, словно он не просто протянул руку, а принялся колоться ощутимыми магическими разрядами. В общем, спектакль был скучный, и я утомилась.
– У меня был долгий день. Вы развлекайтесь, а я отдыхать.
– Пресветлый будет в курсе, Эннари! – бросила кузина мне в спину голосом, полным драматизма. – Уверена, он не оставит этот инцидент без внимания.
Я обернулась:
– Непременно расскажи! Но тогда уж жалуйся за дело.
Она прикрывала правую щеку, поэтому магия хлестнула по левой. Раздался звук звонкой пощечины. Голова Эбби мотнулась, на лице расцвел алый фигурный след, и можно было разглядеть очертания женских пальцев. Охнув, она качнулась в объятия Калеба. С другой стороны, хоть какая-то выгода.
– Встретимся у Парнаса, дорогая кузина, – улыбнулась я.
Не вынеся унижения, Эбигейл вытянула руку, и на кончиках растопыренных пальцев затрещало какое-то светлое заклятие. Крошечные искры было видно невооруженным взглядом.
– Эбигейл, – с раздражением сказал Калеб, – не выходи из образа страдалицы.
В спину мне еще некоторое время неслись девичьи причитания: хоровые от разбойниц и сольные от кузины. Как же в детстве я мечтала этой сестрице из ада влепить пощечину! Оказалось, в фантазии отвесить оплеуху было гораздо приятнее, чем в реальности. Я почувствовала себя разве что паршивой ведьмой, недостойной называться темной чародейкой. Никакого удовольствия! Даже желание оттаскать ее за волосы никуда не делось.
Вернувшись в комнату, первым делом я дощипала розу, сложила лепестки в мешочек и отправила почтовой шкатулкой в мэрию. В записке пояснила Боузу, что передаю снадобье от любовного недуга, проверила на себе – действует в считаные секунды. Пусть Хардинг сжует все до крошки.
Некоторое время потратила на уборку. Проследила, чтобы каждый вырезанный клочок, отодранный рукав и испорченное платье сложились аккуратными стопочками, и приготовила их к починке. В самый разгар наведения порядка, когда под потолком гардеробной в истерике летали лишние (на самом деле нет) карманы, раздался стук в дверь. Вряд ли Парнас постучался бы, чтобы вломиться в комнату, которую справедливо считал личной собственностью, и устроить головомойку. Уверенная, что за порогом обнаружу Калеба, горящего желанием прочесть очередную лекцию о дружелюбии, я открыла.
Так и есть, моралист пожаловал!
– Пришел осуждать, господин светлый чародей?
– Даже в мыслях не держал. – Он посмотрел на что-то за моим плечом. – Почему у тебя за спиной стоит платье?
Я недоуменно обернулась. Клетчатое платье с неровно отхваченной ножницами прорехой на юбке действительно последовало за мной через покои и теперь замерло позади, как привидение без рук и головы. Прямо скажем, жутковатое зрелище для неподготовленной публики.
– Брысь отсюда! – цыкнула на непослушную шмотку, и та немедленно драпанула обратно в гардеробную, размахивая рукавами.
– Выезжаем завтра в восемь, – коротко объявил Калеб. – Останемся в поместье на ночь, возьми какие-то вещи и оденься полегче.
– Ты же сказал, что не торопишься, – не скрывая иронии, припомнила я.
– Завтра в замке поднимется суета. Эбигейл умеет быть громкой.
– Я не боюсь шума.
– Зато шум утомляет меня, да и дел накопилось много.
Калеб вперил предупреждающий взгляд, чтобы не спорила.
– Тогда до завтра, – согласилась я и, прикрыв дверь, похлопала в ладоши, заставляя вещи шевелиться энергичнее.
Прошлое, конечно, изменить невозможно, оно пристрочено самыми крепкими нитками до самой смерти, но было бы нечестно не оценить стремление Калеба встать на мою сторону.
Утро пришло по-осеннему пасмурное, дождливое. К путешествиям погода не располагала, но с саквояжем в руках, прячась от капающего дождя под прозрачным магическим куполом-зонтом, я спустилась по узкой каменной лестнице во внутренний двор. Калеб подъехал на коляске… Верх, правда, был поднят, однако делу это явно не помогало.
– Доброе утро, – бодро поздоровался жених. – Поехали?
Одет он был легко. Я бы сказала, легкомысленно, в отличие от меня, наплевавшей на его совет и принарядившейся согласно противной погоде.
– Или нас снесет шквальным ветром, или мы окоченеем, – прокомментировала я сразу и его внешний вид, и выбор транспорта. – У тебя какие-то претензии к закрытым экипажам?
– Нет, – слишком жизнерадостно для паршивого утра улыбнулся он, сверкнув милой ямочкой на щеке.
– Тогда почему мы едем в коляске? Если что, я не поклонница свежего воздуха.
– Я думал, ты должна любить дурную погоду, – с иронией предположил он. – У вас похожи характеры.
– Ха-ха, очень смешно, – с пресным видом прокомментировала я его умение по-дурацки пошутить. – Мне нравится осень, но больше всего нравится, когда она за окном комфортной кареты.
– Я поставлю полог.
– Меня будет бить разрядами светлой магии. Я психану и прокляну тебя.
– Обещаю поставить самый незаметный полог, который ты когда-либо видела. – Калеб кивнул на место рядом с собой. – Залезай, Эннари. Я взял коляску, чтобы не ехать с кучером.
Он помог мне вскарабкаться в высокий экипаж и скользнуть на гладкое кожаное сиденье. Сама собой закрылась дверца, а я на секунду затихла, пораженная странной мыслью, что ни на секунду не задумываясь приняла помощь Калеба: схватилась за протянутую руку в кожаной перчатке и даже позволила заняться саквояжем с вещами. Удивленная этим открытием, искоса глянула на мужчину рядом. Почему-то внутри странно екало… никак остатки приворота давали о себе знать!
– Что? – заметил он мой взгляд.
– Едем, – кивнула я.
В утренней тишине разнесся звонкий цокот лошадиных копыт, коляска легко покатилась по мокрой брусчатке. Мы пересекли внутренний двор, выехали за высокие замковые ворота и с сильным толчком переместились в пространстве. Коляску заметно тряхнуло. В животе неприятно сжалось, я вцепилась в сиденье, чтобы не свалиться на пол, а сверху хлынуло горячее солнце, мощное и жгучее, какое бывает только в крае перелетных птиц. Вокруг цвела и благоухала южная долина, словно не подозревавшая, что у нас вообще-то происходила осень.
– Чувствуется твердая рука пресветлого… – проворчала я, стягивая с головы капюшон… и тот неожиданно остался в руках. Видимо, перемещение развеяло заклятие, и одежда, наскоро починенная с помощью магических нитей, начала разваливаться на куски. Я почувствовала, как под плащом съехал к локтю правый рукав платья.
– Раздевайся, – предложил Калеб, стягивая перчатки и ловко освобождаясь от куртки.
– Мне не жарко, – буркнула я, понятия не имея, что обнаружу под покровом. Лучше потерпеть, а потом спокойно привести себя в порядок.
Калеб никак не прокомментировал мое нежелание разоблачаться, но сам-то рукава у тонкой рубашки закатал, открыв красивые сильные предплечья со жгутами вен на внутренней стороне.
Продержалась я недолго, через десять минут почувствовала себя пропаренной на ароматном пару котлетой и сдалась: расстегнулась и проверила целостность платья. Оно стало на два рукава меньше, и на коленях появилась россыпь дырочек, словно посеченных мелкими полевыми мышками.
С непроницаемым видом я окончательно сняла плащ, потом аккуратно стянула оторванные рукава, оголив бледные тонкие руки без украшений. Платье превратилось в монструозный сарафан, что, наверное, было неплохо, учитывая жару. Стараясь не смотреть на мужчину рядом, я заделала дырочки на юбке.
– Святые демоны, проклясть бы вас икотой… Курицы! – проворчала, стряхивая с ткани последние язычки серого дыма.
– Детское проклятие с недетскими последствиями, – прокомментировал Калеб, не сводя глаз с дороги.
– Ты о нем наслышан, специалист по защите от темных чар, – протянула я.
Замечательное проклятие, одно из моих любимых! Лечится прикосновением к соседу. И вот уже другой человек страдает от икоты, бормочет под нос считалочку-заговор, хлещет воду и дышит, сунув голову между коленками. В общем, всячески пытается вернуть нормальную жизнь. Но одно касание к боевому товарищу – и недуг побежден! В конечном итоге все заканчивается забавными салками или мордобоем, смотря к кому прикоснулись последнему. Как представлю стаю куриц, яростно таскающих друг друга за розовые лохмы, сразу такая благодать ниспускается!
– Знаешь, что триста лет назад из-за этого проклятия началась междоусобица? – спросил он.
Или закончится войной… Говорю же, отличное проклятие.
– За это оно мне нравится еще больше, – ухмыльнулась я и повертела перед собой пальцем, закручивая воздушный поток спиралью. В лицо повеяло приятной прохладой, влажные от жары волосы раздуло.
Неожиданно Калеб щелкнул пальцами, и прохладная воронка, доставляющая сквознячок не иначе как из самого Иствана, схлопнулась. Я бросила на него недовольный взгляд.
– Продует, – спокойно объявил он.
– Ни разу не продувало, а сегодня непременно? – фыркнула я.
– Ты жила на севере и не догадываешься, какими коварными бывают сквозняки.
– От сквозняков невозможно заболеть, – высокомерно вскинула я бровь.
– Скажи это завтра, когда начнешь сопеть, – отозвался он, не давая мне повода устроить спор.
– Темные в отличие от светлых никогда не сопят.
– Верно, они просто дохнут от жара и просят светлых потрогать лоб, – себе под нос, словно человек, сидящий рядом, не способен его услышать, пробормотал Калеб и подстегнул лошадь.
Так и знала, что он непременно припомнит, как в любовной лихорадке я металась между комнатами!
– Что-то давно не использовала проклятие забвения, – отворачиваясь, на выдохе вымолвила я, хотя на самом деле вообще ни разу его не использовала. Когда Брунгильда предложила попрактиковать на Холте, однажды увидевшем меня обнаженной в ванной комнате, на целую неделю спрятала книгу в чехол.
В моем воображении гнездо семьи Грэм представляло собой скромный дом, напоминающий лавку темной чародейки, но размером побольше, и я никак не ожидала, что мы въедем в ухоженное поместье с трехэтажным особняком с каминными трубами, эркерами, башенками и узкими дворцовыми окнами. Длинная подъездная аллея упиралась в широкую каменную лестницу, ведущую к главному входу.
– В особняке сейчас никто не живет. Супруги, которые за ним присматривают, занимают гостевой домик. Что скажешь? – спросил Калеб, покосившись в мою сторону.
– Что колдовать мне над контуром до ночи, – сухо отозвалась я, намекая на монументальный размер жилища, но потом не выдержала и спросила: – Почему ты живешь в Истване, если у тебя самого такой великолепный дом?
– Привык.
Натянув поводья лошади, он остановил коляску напротив ступеней и стремительно склонился к моему лицу, от непривычки горящему на густом южном солнце. Невольно я отклонилась и вопросительно изогнула брови.
– Что? Нос сгорел? – предположила я. – Веснушки уже вылезли?
– Мы могли бы жить в Грэм-холле после свадьбы, госпожа темная чародейка.
– Слишком жарко.
– Да, а в Истване слишком холодно. Особенно осенью.
С издевательской ухмылкой я следила за тем, как она изворачивалась точно уж на раскаленной сковородке, но чародей совершенно не собирался облегчать ей жизнь:
– От магического удара всегда остается нехороший след. Надо сделать примочку, я тебя провожу к Летисии.
– Нет! – страшным голосом воскликнула Эбби, отшатываясь от мужчины, словно он не просто протянул руку, а принялся колоться ощутимыми магическими разрядами. В общем, спектакль был скучный, и я утомилась.
– У меня был долгий день. Вы развлекайтесь, а я отдыхать.
– Пресветлый будет в курсе, Эннари! – бросила кузина мне в спину голосом, полным драматизма. – Уверена, он не оставит этот инцидент без внимания.
Я обернулась:
– Непременно расскажи! Но тогда уж жалуйся за дело.
Она прикрывала правую щеку, поэтому магия хлестнула по левой. Раздался звук звонкой пощечины. Голова Эбби мотнулась, на лице расцвел алый фигурный след, и можно было разглядеть очертания женских пальцев. Охнув, она качнулась в объятия Калеба. С другой стороны, хоть какая-то выгода.
– Встретимся у Парнаса, дорогая кузина, – улыбнулась я.
Не вынеся унижения, Эбигейл вытянула руку, и на кончиках растопыренных пальцев затрещало какое-то светлое заклятие. Крошечные искры было видно невооруженным взглядом.
– Эбигейл, – с раздражением сказал Калеб, – не выходи из образа страдалицы.
В спину мне еще некоторое время неслись девичьи причитания: хоровые от разбойниц и сольные от кузины. Как же в детстве я мечтала этой сестрице из ада влепить пощечину! Оказалось, в фантазии отвесить оплеуху было гораздо приятнее, чем в реальности. Я почувствовала себя разве что паршивой ведьмой, недостойной называться темной чародейкой. Никакого удовольствия! Даже желание оттаскать ее за волосы никуда не делось.
Вернувшись в комнату, первым делом я дощипала розу, сложила лепестки в мешочек и отправила почтовой шкатулкой в мэрию. В записке пояснила Боузу, что передаю снадобье от любовного недуга, проверила на себе – действует в считаные секунды. Пусть Хардинг сжует все до крошки.
Некоторое время потратила на уборку. Проследила, чтобы каждый вырезанный клочок, отодранный рукав и испорченное платье сложились аккуратными стопочками, и приготовила их к починке. В самый разгар наведения порядка, когда под потолком гардеробной в истерике летали лишние (на самом деле нет) карманы, раздался стук в дверь. Вряд ли Парнас постучался бы, чтобы вломиться в комнату, которую справедливо считал личной собственностью, и устроить головомойку. Уверенная, что за порогом обнаружу Калеба, горящего желанием прочесть очередную лекцию о дружелюбии, я открыла.
Так и есть, моралист пожаловал!
– Пришел осуждать, господин светлый чародей?
– Даже в мыслях не держал. – Он посмотрел на что-то за моим плечом. – Почему у тебя за спиной стоит платье?
Я недоуменно обернулась. Клетчатое платье с неровно отхваченной ножницами прорехой на юбке действительно последовало за мной через покои и теперь замерло позади, как привидение без рук и головы. Прямо скажем, жутковатое зрелище для неподготовленной публики.
– Брысь отсюда! – цыкнула на непослушную шмотку, и та немедленно драпанула обратно в гардеробную, размахивая рукавами.
– Выезжаем завтра в восемь, – коротко объявил Калеб. – Останемся в поместье на ночь, возьми какие-то вещи и оденься полегче.
– Ты же сказал, что не торопишься, – не скрывая иронии, припомнила я.
– Завтра в замке поднимется суета. Эбигейл умеет быть громкой.
– Я не боюсь шума.
– Зато шум утомляет меня, да и дел накопилось много.
Калеб вперил предупреждающий взгляд, чтобы не спорила.
– Тогда до завтра, – согласилась я и, прикрыв дверь, похлопала в ладоши, заставляя вещи шевелиться энергичнее.
Прошлое, конечно, изменить невозможно, оно пристрочено самыми крепкими нитками до самой смерти, но было бы нечестно не оценить стремление Калеба встать на мою сторону.
Утро пришло по-осеннему пасмурное, дождливое. К путешествиям погода не располагала, но с саквояжем в руках, прячась от капающего дождя под прозрачным магическим куполом-зонтом, я спустилась по узкой каменной лестнице во внутренний двор. Калеб подъехал на коляске… Верх, правда, был поднят, однако делу это явно не помогало.
– Доброе утро, – бодро поздоровался жених. – Поехали?
Одет он был легко. Я бы сказала, легкомысленно, в отличие от меня, наплевавшей на его совет и принарядившейся согласно противной погоде.
– Или нас снесет шквальным ветром, или мы окоченеем, – прокомментировала я сразу и его внешний вид, и выбор транспорта. – У тебя какие-то претензии к закрытым экипажам?
– Нет, – слишком жизнерадостно для паршивого утра улыбнулся он, сверкнув милой ямочкой на щеке.
– Тогда почему мы едем в коляске? Если что, я не поклонница свежего воздуха.
– Я думал, ты должна любить дурную погоду, – с иронией предположил он. – У вас похожи характеры.
– Ха-ха, очень смешно, – с пресным видом прокомментировала я его умение по-дурацки пошутить. – Мне нравится осень, но больше всего нравится, когда она за окном комфортной кареты.
– Я поставлю полог.
– Меня будет бить разрядами светлой магии. Я психану и прокляну тебя.
– Обещаю поставить самый незаметный полог, который ты когда-либо видела. – Калеб кивнул на место рядом с собой. – Залезай, Эннари. Я взял коляску, чтобы не ехать с кучером.
Он помог мне вскарабкаться в высокий экипаж и скользнуть на гладкое кожаное сиденье. Сама собой закрылась дверца, а я на секунду затихла, пораженная странной мыслью, что ни на секунду не задумываясь приняла помощь Калеба: схватилась за протянутую руку в кожаной перчатке и даже позволила заняться саквояжем с вещами. Удивленная этим открытием, искоса глянула на мужчину рядом. Почему-то внутри странно екало… никак остатки приворота давали о себе знать!
– Что? – заметил он мой взгляд.
– Едем, – кивнула я.
В утренней тишине разнесся звонкий цокот лошадиных копыт, коляска легко покатилась по мокрой брусчатке. Мы пересекли внутренний двор, выехали за высокие замковые ворота и с сильным толчком переместились в пространстве. Коляску заметно тряхнуло. В животе неприятно сжалось, я вцепилась в сиденье, чтобы не свалиться на пол, а сверху хлынуло горячее солнце, мощное и жгучее, какое бывает только в крае перелетных птиц. Вокруг цвела и благоухала южная долина, словно не подозревавшая, что у нас вообще-то происходила осень.
– Чувствуется твердая рука пресветлого… – проворчала я, стягивая с головы капюшон… и тот неожиданно остался в руках. Видимо, перемещение развеяло заклятие, и одежда, наскоро починенная с помощью магических нитей, начала разваливаться на куски. Я почувствовала, как под плащом съехал к локтю правый рукав платья.
– Раздевайся, – предложил Калеб, стягивая перчатки и ловко освобождаясь от куртки.
– Мне не жарко, – буркнула я, понятия не имея, что обнаружу под покровом. Лучше потерпеть, а потом спокойно привести себя в порядок.
Калеб никак не прокомментировал мое нежелание разоблачаться, но сам-то рукава у тонкой рубашки закатал, открыв красивые сильные предплечья со жгутами вен на внутренней стороне.
Продержалась я недолго, через десять минут почувствовала себя пропаренной на ароматном пару котлетой и сдалась: расстегнулась и проверила целостность платья. Оно стало на два рукава меньше, и на коленях появилась россыпь дырочек, словно посеченных мелкими полевыми мышками.
С непроницаемым видом я окончательно сняла плащ, потом аккуратно стянула оторванные рукава, оголив бледные тонкие руки без украшений. Платье превратилось в монструозный сарафан, что, наверное, было неплохо, учитывая жару. Стараясь не смотреть на мужчину рядом, я заделала дырочки на юбке.
– Святые демоны, проклясть бы вас икотой… Курицы! – проворчала, стряхивая с ткани последние язычки серого дыма.
– Детское проклятие с недетскими последствиями, – прокомментировал Калеб, не сводя глаз с дороги.
– Ты о нем наслышан, специалист по защите от темных чар, – протянула я.
Замечательное проклятие, одно из моих любимых! Лечится прикосновением к соседу. И вот уже другой человек страдает от икоты, бормочет под нос считалочку-заговор, хлещет воду и дышит, сунув голову между коленками. В общем, всячески пытается вернуть нормальную жизнь. Но одно касание к боевому товарищу – и недуг побежден! В конечном итоге все заканчивается забавными салками или мордобоем, смотря к кому прикоснулись последнему. Как представлю стаю куриц, яростно таскающих друг друга за розовые лохмы, сразу такая благодать ниспускается!
– Знаешь, что триста лет назад из-за этого проклятия началась междоусобица? – спросил он.
Или закончится войной… Говорю же, отличное проклятие.
– За это оно мне нравится еще больше, – ухмыльнулась я и повертела перед собой пальцем, закручивая воздушный поток спиралью. В лицо повеяло приятной прохладой, влажные от жары волосы раздуло.
Неожиданно Калеб щелкнул пальцами, и прохладная воронка, доставляющая сквознячок не иначе как из самого Иствана, схлопнулась. Я бросила на него недовольный взгляд.
– Продует, – спокойно объявил он.
– Ни разу не продувало, а сегодня непременно? – фыркнула я.
– Ты жила на севере и не догадываешься, какими коварными бывают сквозняки.
– От сквозняков невозможно заболеть, – высокомерно вскинула я бровь.
– Скажи это завтра, когда начнешь сопеть, – отозвался он, не давая мне повода устроить спор.
– Темные в отличие от светлых никогда не сопят.
– Верно, они просто дохнут от жара и просят светлых потрогать лоб, – себе под нос, словно человек, сидящий рядом, не способен его услышать, пробормотал Калеб и подстегнул лошадь.
Так и знала, что он непременно припомнит, как в любовной лихорадке я металась между комнатами!
– Что-то давно не использовала проклятие забвения, – отворачиваясь, на выдохе вымолвила я, хотя на самом деле вообще ни разу его не использовала. Когда Брунгильда предложила попрактиковать на Холте, однажды увидевшем меня обнаженной в ванной комнате, на целую неделю спрятала книгу в чехол.
В моем воображении гнездо семьи Грэм представляло собой скромный дом, напоминающий лавку темной чародейки, но размером побольше, и я никак не ожидала, что мы въедем в ухоженное поместье с трехэтажным особняком с каминными трубами, эркерами, башенками и узкими дворцовыми окнами. Длинная подъездная аллея упиралась в широкую каменную лестницу, ведущую к главному входу.
– В особняке сейчас никто не живет. Супруги, которые за ним присматривают, занимают гостевой домик. Что скажешь? – спросил Калеб, покосившись в мою сторону.
– Что колдовать мне над контуром до ночи, – сухо отозвалась я, намекая на монументальный размер жилища, но потом не выдержала и спросила: – Почему ты живешь в Истване, если у тебя самого такой великолепный дом?
– Привык.
Натянув поводья лошади, он остановил коляску напротив ступеней и стремительно склонился к моему лицу, от непривычки горящему на густом южном солнце. Невольно я отклонилась и вопросительно изогнула брови.
– Что? Нос сгорел? – предположила я. – Веснушки уже вылезли?
– Мы могли бы жить в Грэм-холле после свадьбы, госпожа темная чародейка.
– Слишком жарко.
– Да, а в Истване слишком холодно. Особенно осенью.