Лучшая фантастика
Часть 66 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Могут одолеть монстра! – Рагху поднял стакан и одним глотком прикончил содержимое. – Но мы и так это знаем. Только взгляни на историю, взгляни, как мегакорпорации незаметно просочились в национальные правительства. Это величайший глобальный захват власти в человеческой истории, и все благодаря теории сетей и наемной рабочей силе…
– Но я говорю не только об этом! Я думаю, может, город – неправильная идея для того, что мы пытаемся сделать. Помнишь, ты все надоедал мне предложениями переосмыслить город? Я так и сделала. Почему мы хотим жить в таком городе, где у людей нет времени ни на что, кроме работы? Где постоянный стресс, где люди не знают друг друга и не заботятся друг о друге, где демократия – это фарс? Что это за жизнь? Мегаполис за пределами человеческой социальной адаптации. Вместо него мы могли бы жить в небольших басти вроде Ашапура, их может быть по тысяче в кластере, и их будет объединять "Сенсорнет", а также физическая сеть дорог и зеленых коридоров…
– Погоди. Маху, давай немного разовьем твою метафору про листья на обочинах дороги. Перемены к лучшему всегда начинаются с края, но островки сопротивления в основном потоке тоже имеют значение…
– Мы можем хотя бы на минуту подумать о будущих городах, а не о политике?
– Политика повсюду, и ты, Маху, прекрасно об этом знаешь!
Тогда в кафе они не понимали, как это видение вырастет и изменится со временем и опытом, но именно в тот день оно впервые укоренилось в их сознании. Сеть басти, объединенных зелеными коридорами, каждое поселение оснащено сенсорами, фермерские башни вместо традиционного сельского хозяйства. Такие поселения появятся в разных областях страны и мира. Бывшие сельскохозяйственные угодья вновь станут дикой местностью или будут использоваться для натурального хозяйства, чтобы восстановить ущерб, причиненный системам жизнеобеспечения биосферы.
– Что я хочу знать, – сказала Махуа, возвращаясь к настоящему, – так это сможет ли эко-басти, который я планирую, Ашапур, создавать собственный микроклимат. И сколько таких объединенных должным образом микроклиматов понадобится, чтобы изменить климат в глобальных масштабах? Как мои листья, захватывающие дорогу? Или формирующаяся бактериальная биопленка?
Но когда Ашапур наконец стал воплощаться в реальность, когда его здания и зеленые зоны начали выдавать данные, Рагху уехал. Он помог Махуа разработать и встроить датчики в стены и окна, деревья и дорожки. Он вместе с коллегами занимался солнечными башнями, самой эффективной из существующих систем аккумуляции солнечной энергии. Можно было прогуляться по басти с "раковиной" и визором – и получить информацию от тысяч датчиков. Узнать энергопотребление, температуру, влажность, перемещения углерода – все сразу. Но Рагху что-то тревожило. Он стал мрачным и замкнутым, и Махуа поняла, что должна позволить ему преследовать собственных демонов. Он вернется, когда будет готов.
Затем, когда Ашапур был наполовину построен, у нее появилась возможность провести шесть месяцев в Мумбаи, занимаясь проектом по сенсоризации города.
Ветер гонял по веранде кафе мусор. Люди уходили с бумажными стаканчиками в руках и рюкзаками на спине. Через час аварийные сирены возвестят о прибытии мощной бури. Махуа только что закончила беседу с бабушкой, заверив ее, что скоро отправится в убежище. "Да, бабуля, со мной все будет хорошо, не волнуйся". Согласно прогнозу, циклон должен был обрушиться на землю в ста километрах к северу от Мумбаи, хотя, как все прекрасно знали, у поверхности земли ураганы могли очень быстро менять направление.
Повинуясь импульсу, она вынула из уха "раковину" и сняла визор, оборвав потоки данных, что вливались в ее разум каждое свободное мгновение, и сидела, глубоко дыша, чувствуя себя голой без датчиков, позволяя звукам и ощущениям мира омывать себя, как в прежние времена. Она уже много лет не играла в старую игру, когда намеренно, с каждым вдохом отпускала себя, отпускала ощущение своего ограниченного я, чтобы радоваться с облаками, волнами и другими существами. Каким это теперь казалось странным!
Ветер взметал пыль и страницы вчерашних газет, и она видела, как хлопья пыли образуют силуэты, словно мириады крошечных рук неутомимо перелистывали газеты для какого-то невидимого читателя. С каждым перелистыванием газеты вздыхали и шелестели. Сейчас я всего лишь дыхание, но несколько минут спустя превращусь в суперциклон, говорил ветер.
Рядом с ее столиком росло дерево, склонившееся над ней, словно танцор, пойманный в момент наклонного вращения. Засуха лишила его почти всех листьев, и голые ветви стучали на ветру. Подняв глаза, она увидела, как последний лист отделяется от ветки и, неторопливо кружась, планирует вниз, чтобы приземлиться слева от ее чашки с чаем. Лист словно светился на фоне темного металла стола, подрагивая на ветру. Кончик превратился в изящное кружево прожилок, но остальная часть не пострадала, и середина осталась зеленой. Лист ждал, будто нераскрытый подарок.
Она вспомнила листья другого дерева, которые скапливались в трещинах заброшенной дороги, несколько лет назад в Дели. Гороскоп в утренней газете, той самой, что перебирал ветер, обещал ей подарок от незнакомца. Она улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она дереву, вставая и пряча лист в карман.
Она дошла до стоянки водных такси, крытой пристани, когда-то бывшей верандой первого этажа. Хаотичные волны с силой плескались о здание. Ветер дул сильными порывами, облака опустились и потемнели, хотя вечер еще не наступил. Она встревоженно огляделась: канал был пуст. Должно быть, она пропустила последнее водное такси. И в этот момент она увидела маленькую баржу. На ней съежились несколько фигур, а один человек толкал баржу размашистыми, неторопливыми движениями шеста.
– Арре! – позвала она. С изумлением увидела, что лодочник оказался тощим мальчишкой в ношеных шортах, его полуобнаженное тело было таким же темным, как ее собственное. Пассажирами были дети и две старухи, кутавшиеся от ветра в старые шали.
Так она впервые встретила Мохсина. Тогда он был просто уличным беспризорником, с копной прямых волос и широкой улыбкой, в которой не хватало зубов. Метро закрылось, его входы загерметизировали на случай предполагаемого потопа. Когда Мохсин высадил ее у ближайшего пункта поиска попуток на суше, она спросила его имя. И помахала на прощание, не думая, что когда-нибудь еще увидит мальчика.
Вопреки метеорологическим прогнозам, в тот вечер циклон обрушился на центр города. Ветер выл всю ночь, слышался громкий треск, словно по улицам бродили буйные великаны. Хлестал дождь. Никогда прежде город не видел подобной бури. Электричество отключилось, и в ночи ураган явил свою мощь.
К вечеру следующего дня ветер стих. Махуа вышла из своей съемной комнатушки в новый мир.
Мумбаи был разорен. Под ногами хрустели осколки стекла, окна в уцелевших домах были выбиты. Штормовой нагон был таким высоким, что вся нижняя часть города, все новые шоссе, и офисные кварталы, и небоскребы скрылись под несколькими футами воды. Канализация не справилась, и переполненные реки вынесли на улицы сточные воды и тонны мусора. Циклон не пощадил богачей – роскошные минареты Квартала миллиардеров лежали на земле, бетонные плиты напоминали поверженных гигантов среди веток деревьев, шелковых занавесок и сотен тел обслуживающего персонала. Богачи спаслись на вертолетах. Городские власти вернулись со своей мафией и обрушились на мародеров и отчаявшихся бедняков, используя все подручные средства, чтобы защитить свое имущество, но остальные районы города лежали в запустении.
Посреди этого разгрома Махуа обнаружила, что стала добровольцем спасательной группы, которая отделилась от местной артели под названием "Хило Мумбаи". Они отличались от прочих групп, которые она видела, пестрое сборище водителей авторикш, безработных молодых актеров, школьных учителей на пенсии, дворников и студентов. Что свело их вместе? Поэтические семинары для бедных слоев общества Мумбаи, объяснил один из учителей. Пожилой водитель авторикши, Хемант, организовал их в Дхарави много лет назад, и семинары до сих пор проводились, охватив все городские районы.
Вместе с "Хило Мумбаи" Махуа искала в мусоре выживших, помогала транспортировать раненых в местные больницы и распределяла предметы первой необходимости, когда их удавалось достать. Вонь разлагающихся трупов и вспышки холеры в нижних районах города сделали повседневную жизнь почти невыносимой. Но члены "Хило Мумбаи" вместе работали, вместе смеялись и плакали, кричали и утешали друг друга – и продолжали трудиться. Тогда в Махуа что-то сдвинулось. Она думала, что получить образование и подняться до городского среднего класса – это единственный способ изменить мир. Но сейчас перед ней были люди, не обладавшие и половиной ее образования или средств, – и только взгляните на них! Она вспомнила слова, сказанные Рагху несколько лет назад, о том, что перемены, социальные перемены к лучшему, начинаются с края. Возможно, так оно и было. Ей требовалось поговорить с ним, но он по-прежнему бродил по стране и был недосягаем.
Много месяцев спустя, вернувшись в Дели, она обнаружила между страницами записной книжки лист с дерева рядом с кафе. Он почти полностью стерся, превратившись в тонкую, изящную сеть. Остальные его ткани стали коричневым порошком, испачкавшим бумагу. Махуа подняла лист за черешок и поднесла к свету. Сеть – это части, соединенные в единое целое. Она положила лист обратно и закрыла записную книжку.
Она подумала о великом урагане, о башнях богачей, опрокинутых циклоном. О поэзии посреди мрачной спасательной работы. Быть может, однажды я вернусь туда.
А пока у нее был Ашапур. Он медленно рос. Союз древнего и современного, округлые здания с толстыми стенами, построенные из грязи, соломы и рисовой шелухи, внутренние дорожки для людей и велосипедов, внешние – для автобусов, для связи с большим городом. Здесь нашлось место для рощ джамболана и нима, для садов на стенах и крышах домов. Каждое жилище вмещало семьи, связанные кровными и духовными узами, до пятидесяти человек, которые готовили вместе на больших общих кухнях.
"Сенсорнет" объединяла здания друг с другом, и, надев "раковину" или визор, человек мог подключиться к потоку данных: узнать скорость фиксации углерода зелеными коридорами и флуктуации индекса биоразнообразия, подслушать переговоры между домами и энергосистемой. Городские власти выделили это место, потому что раньше здесь, на берегу гибнущей Джамны, располагалась свалка, и басти должен был заменить выросшие на этой свалке трущобы. Махуа сдержала обещание, пригласив обитателей трущоб стать первыми жителями Ашапура. Это были беженцы из прибрежных районов Бангладеш, Бенгалии и Одиши, спасавшиеся от жестокости и нужды, а также от подступающего моря и засоления пахотных земель. Они подарили проекту свои навыки выживания, свои традиции и культуру, свою находчивость и желание учиться. Теперь они стали первыми жителями басти.
Когда они с бабушкой уже почти и не надеялись вновь увидеть Рагху – к тому времени он несколько лет путешествовал по стране, и от него не было ни звонков, ни сообщений, – он появился у них на пороге так же внезапно, как исчез. За обильным обедом он рассказал, как жил с отрядами повстанцев, следил за корпоративной мафией, жил в племенах, что обитали в уцелевших лесах, участвовал в попытке эксцентричного ученого освободить загнанную под город реку. Когда бабушка Махуа укорила его за долгое молчание, он смутился.
– Бабуля, с этого момента я буду вести себя лучше. Сначала попрошу у вас прощения, а затем совершу преступление!
– Что за шалость ты задумал на этот раз, безрассудный мальчишка?
– Я собираюсь в еще более великое путешествие, бабуля! Через весь мир, в Бразилию!
Он пригласил Махуа в бар и объяснил:
– Махуа, ты проделала здесь, в Ашапуре, фантастическую работу. Но, путешествуя, я продолжал думать: осталась пропасть, которую мы еще не перепрыгнули, между "Сенсорнет" и самой паутиной жизни. Потом, в гондской деревне в Мадхья-Прадеш, мне в голову пришла идея. Я хочу сенсоризовать целый лес. Не просто вживить в деревья датчики, регистрирующие фиксацию углерода, а начинить весь лес датчиками, измеряющими сотни показателей. Самый большой из оставшихся на Земле лесов – лучшее место, чтобы начать. Вот почему я отправляюсь на Амазонку.
Она ошеломленно уставилась на него. Он ухмыльнулся в ответ.
– Суть в том, что сторонники гипотезы Геи – я имею в виду старое представление о Земле как о живом организме, а не чертову "Гайякорп", – так вот, сторонники этой гипотезы давно утверждали, что Земля подобна сверхорганизму. Что грибная сеть, посредством которой общаются между собой деревья – и которую ты предлагала сенсоризовать в Ашапуре на прошлой неделе, – может привести к появлению стихийного крупномасштабного разума, мыслящего леса, который мы не можем распознать, поскольку у нас нет подходящей концепции. Так вот, сидя в той гондской деревне, я подумал, что сенсоризовать лес – это лишь первый шаг. Возможно, правильным образом соединив датчики в сеть, мы сможем заставить лес осознать присутствие "Сенсорнет", вступить в контакт с ней – а следовательно, и с нами! – Его глаза сияли. – Только представь, Махуа: леса Сахьядри, Тераи, Амазонки – все они под угрозой из-за изменения климата. Наступают засухи, виды вымирают. Паутина жизни рвется. Если бы только мы смогли общаться с лесом! Он бы вовремя рассказал нам о том, что происходит, и мы бы успели его спасти…
– Но мы и так можем это понять по показаниям датчиков, Рагху! И мы до сих пор не решили проблему масштабирования басти, и на мой взгляд, она сейчас важнее…
Это была их последняя встреча. Она получила несколько писем из Рио-де-Жанейро и Манауса, но они приходили все реже, и в конце концов она перестала их ждать. Затем воцарилось молчание. Продлившееся более сорока лет.
За это время она увидела, как большинство мегаполисов гибнет из-за экстремальных погодных условий и человеческой жадности. Она увидела, как на руинах возникают сотни Ашапуров, каждый из которых был приспособлен к местной экологии, но общался с другими посредством широкомасштабной "Сенсорнет". Она хотела сказать Рагху, что, несмотря на десятилетие убийственной аномальной жары в Дели, кластеры басти все же смогли поменять местный климат в нужную сторону. Быть может, мы предотвратили будущее, что ты видел в симуляторе. Она стольким хотела поделиться с ним! Субконтинент пережил длительный период хаоса; до сих пор случались массовый голод и кровавые конфликты, в городах и провинциях, где правила жестокая мафия, где жизнь была тяжелой. Но повсюду в других местах она видела плоды миллионов бунтов, экспериментов с альтернативными образами жизни и бытия, труда, пота и слез, что привели к Великому повороту.
Она была благодарна за то, что прожила достаточно долго, чтобы увидеть перемены. То, что она являлась их частью, их катализатором, должно было принести ей чувство удовлетворения в старости. Но в последние годы она разочаровалась в своей работе. Нет, ее работа имела значение, но она была не удовлетворена, недовольна своими мыслями и идеями. Она смотрела на свои маленькие темные руки, разглядывала морщины на лице, ощущала боль в коленях – и ее наполняло изумление. Мускулы ее сердца, ее конечности и сухожилия безотказно служили ей на протяжении всего долгого жизненного пути. Теперь, этой болью и дрожью, этими морщинами и складками, тело пыталось что-то ей сказать. Напомнить о смертности – но не только. Некоторое время назад она перестала носить "раковину" и визор, чтобы беспрепятственно слушать негромкие речи своего тела.
А сейчас у нее собирался взять интервью журналист, владевший "некой информацией" о ее старом друге, Рагху.
Журналист, некий Рафаэл Силва, пришел и ушел. По прибытии господин Силва вручил ей резную деревянную шкатулку, в которой она сразу узнала свой подарок Рагху перед его отъездом в Бразилию. Шкатулка предназначалась для хранения всякой всячины, и в ней действительно лежала пара сломанных "раковин", небольшой деревянный штырек, абстрактный деревянный резной орнамент, несколько сенсорных ячеек и оптических проводов – и лист бумаги, исписанный почерком Рагху. А еще пятисантиметровая седая прядь с несколькими черными волосками, завернутая в древесный лист и перевязанная бечевкой.
Господин Силва рассказал, что писал репортаж о встрече глав амазонских племен возле города Манаус. Недавняя засуха на Амазонке и переменчивые погодные условия вынудили племена собраться, чтобы поделиться знаниями. Журналист завел разговор со стариком из местного племени дессана. Услышав, что господин Силва много путешествует, старик достал шкатулку. Около года назад ее вручил ему член дальнего племени из глубин Амазонки и рассказал о чужаке-иностранце, что прожил с ними несколько лет. Чужак умер от огнестрельного ранения, которое получил во время рейда золотодобывающей компании около двух лет назад. Также погибло тринадцать членов племени. Перед смертью чужак попросил доставить шкатулку в город, чтобы кто-нибудь переслал ее его семье в далекую страну.
На шкатулке было нацарапано имя Махуа и ее старый адрес в Ашапуре. Потребовалось два года, чтобы шкатулка из чащи тропического леса попала в город. Господин Силва был настолько заинтригован, что добавил Индию в список мест, которые собирался посетить в Юго-Восточной Азии. Он хотел лично доставить шкатулку.
– Я вам очень благодарна, – сказала Махуа, когда господин Силва умолк. Она вытерла слезы. – Спасибо, что проделали такой путь.
– Пожалуйста, – ответил Рафаэл Силва. После этого она с радостью ответила на его вопросы о ее жизни, работе и отношениях с Рагху. Община накормила его и выделила место для сна, а утром он уехал.
Весь следующий день Махуа читала и перечитывала слова на листе бумаги, держала в руках сломанную "раковину", прядь его волос в обертке из листа и бечевки. Думала о том, как этот лист упал с какого-то огромного амазонского дерева, о руках, которые его подобрали. Гладила лист, темно-зеленый и вощеный.
Дорогая Маху,
Прости, я забыл, как общаться на этом языке.
Я приехал на Амазонку с нашими технологиями, потому что хотел выучить язык листьев и животных. Хотел беседовать с самим лесом. Но за несколько лет я осознал, что датчики отвечают только на вопросы, которые тебе известны. Как узнать, сколько еще существует вопросов? Я жил в лесу с проводниками и спутниками и благодаря им понял, что за языком есть язык, на котором говорит Земля.
Когда-то вдоль Амазонки были огромные поселения, цивилизации, помнившие о своих связях с целым, и они существовали тысячелетиями, не приходя в упадок… пока не явились европейцы. От этих уничтоженных цивилизаций осталось лишь несколько черепков, потому что все, что они делали, было взято у леса, и лес поглотил руины. Как им удавалось вести такой образ жизни без современных технологий? Чтобы узнать ответ на этот вопрос, я должен был узнать, что может сказать мне лес как простому человеку, как обитателю Земли. Я пришел, чтобы спасти лес, но вместо этого он спас меня. Теперь я возвращаю долг, отдавая себя Амазонке. Однако меня взрастили воздух, вода и почва моего первого дома, и потому часть меня должна вернуться туда. Ты можешь взять эту прядь волос и сжечь или закопать ее в ближайшем лесу? Прости, что я отсутствовал все эти годы.
Надеюсь, бабуля прожила долгую жизнь. Я думал о вас каждый день. Теперь я обрел покой.
Рагху
Должно быть, ему стоило огромных усилий написать это письмо. Судя по форме букв, его пальцы дрожали. В одном углу листа виднелось выцветшее ржавое пятно. Вечером Махуа сказала семье:
– Позовите Икрама. Завтра я хочу выйти наружу.
Чувство ожидания чего-то, охватившее ее некоторое время назад, сменялось чувством неминуемого прибытия.
Лодка Икрама пробирается от реки в море. Икрам – долговязый юноша с серьезным лицом, внук Мохсина. Махуа сидит в центре лодки под навесом, держа на коленях шкатулку Рагху. День пронизан серебристым светом, но солнце скрывают облака. Сегодня дождя не будет, однако завтра муссон может вернуться. Крутые, побитые ветром склоны архипелага Мумбаи покрыты призрачным пурпурным румянцем. Это начинает цвести стробилантес, в соответствии со своим восьмилетним циклом.
Махуа кажется, будто Рагху рядом с ней, в этой лодке. Она показывает ему затопленный город, башни, напоминающие тонкие карандаши над кляксой старых, приземистых, низких зданий. Царит влажная жара. Посмотри, по морским дорогам снуют рыбачьи лодки и водные такси, что доставляют людей и товары с южного берега. Спереди и справа медленно кренится к воде небоскреб. Люди делают ставки, когда море поглотит его, однако море хранит свои секреты.
Слева поднимаются холмы на пяти островах Мумбаи. Когда лодка сворачивает в канал, протянувшийся вдоль берега, Махуа видит святилище Баба Кхижра на крыше старого здания, всего в метре над водой. Его окружают лодки, переполненные людьми, которые ищут благословения. Отсюда ей виден даже склон, где когда-то располагался Квартал миллиардеров. Деревья, лианы и дикие животные захватили бетонные обломки, а на самой вершине стоит святилище Самудры Деви, богини океана.
Это эпоха маленьких богов, говорит она Рагху. Местных божков, давно забытых пиров. Даже Рама теперь – Лесной Рама.
Жилища, покрытые побегами с овощами и цветами, теснятся на холмах островов. У края воды покачиваются на привязи плоты и лодки. Они скользят по водным дорогам под приветствия волн и голосов, то и дело задерживаясь для беседы, потому что Махуа давным-давно не выбиралась наружу, а все знают ее и Икрама.
Святилище Баба Кхижра, говорит она Рагху, держа на коленях резную шкатулку, стоит на том месте, где у Мохсина когда-то было видение. Старик, который шел по воде, стоя на рыбе, что несла его по городским каналам в открытое море. Мохсин слышал истории о Баба Кхижре от своего отца, беженца с устья реки Инд в Пакистане. Такие истории есть в столь отдаленных местах, как Бихар и Аравия, легенды о пире, который был хранителем вод, чьи ноги, касаясь земли, заставляли цветы распускаться.
Лодка привязана, и Икрам помогает ей выбраться. Они уверенно поднимаются по склону, хотя каждые несколько минут ей приходится останавливаться, чтобы отдышаться. Каждым своим вдохом она обязана этой древней планете и ее великим биогеофизическим циклам, масштабы которых превосходят жалкую пару сотен тысяч лет человеческого существования и все границы государств и континентов. Она думает о пыли из Сахары, что приносит питательные вещества дождевым лесам Амазонки на западе и влияет на индийские муссоны на востоке. Ее тяжелое дыхание – свидетельство близкого единения с этой колоссальной непрерывной драмой.
– Сегодня я чувствую благодарность, – говорит она Икраму, и тот улыбается.
Наконец они оказываются на опушке леса. Воздух здесь прохладнее, ветерок шелестит листьями. Она слышит далекое журчание воды и похожий на звон колокольчика крик коэля из глубин леса. Грязная тропинка уходит в чащу.
Икрам отвлекся на увешанный плодами джамболан.
– Давай, добудь нам пару джамболанов, – говорит она. – Со мной ничего не случится. Я буду на поляне, где тропа разветвляется. Найдешь меня позже.
– Ваш наручный монитор при вас? – спрашивает он.
– Я ничего не взяла, – отвечает она. – Не волнуйся, я знаю эти места.
Как странно, что река ее жизни, которая то текла параллельно реке Рагху, то расходилась с ней, привела их к одной и той же цели. Она идет через лес к месту слияния, месту встречи. Ему бы понравилась эта поляна, которую она запомнила по своему прошлому визиту пару лет назад.