Лучшая фантастика
Часть 67 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она идет медленно. На поляне бледный солнечный свет сочится сквозь облака, озаряя цветы стробилантеса. Она смотрит на свою смуглую руку, сжимающую шкатулку, чувствует дневное тепло на коже.
За языком есть язык, на котором говорит Земля, сказал Рагху.
Да, отвечает она ему, и его можно выучить только посредством тела.
Животное в лесу, вот кто она в это мгновение, уязвимая перед опасностью и смертью, но сейчас ее чувства ощущают все. Узор света и тени, гудение насекомого, воркование лесной горлицы, далекую перекличку стаи обезьян. Все в ней, от смуглой кожи до черт лица, возникло благодаря адаптации ее народа к окружающей среде: углу падения солнечных лучей, температуре воздуха. Она ощущает сокрушительную тяжесть столетий насилия и эксплуатации. Они здесь, в ДНК в ее клетках, в историях бабушки, в ранней смерти матери, в самоубийстве Калпаны Ди. Боль пронзает ее с такой силой, что она думает, что лишится чувств. Она прислоняется к стволу дерева и прижимает к груди шкатулку Рагху.
Махуа открывает шкатулку и достает свернутый лист. Ставит шкатулку на ветку, развязывает бечевку, разворачивает лист и гладит прядь волос. Потом вновь завязывает сверток и ищет место, где земля мягкая после недавнего дождя. Палочкой из подлеска выкапывает маленькую ямку и кладет в нее сверток. Закрывает его землей.
Будьте свободными, говорит она Рагху – и Калпане Ди. Медленно распрямляется. У нее болит спина, болят ноги. Лучше ей снова привыкнуть к подобным восхождениям. Быть может, пришла пора старой женщине усвоить новые уроки. Она не может праздновать победы народа ее бабушки – вновь сформированную провинцию Сантхал с ее идеалом преклонения перед паутиной жизни, с ее моделью общин, в которых управление осуществляется посредством согласия, – она не может праздновать торжество подобных вещей, не признав боль борьбы и жертв, что вписаны в само ее тело, в историю ее народа. И потому она наконец видит Землю так, как всегда видел ее народ: как тело, как мать.
На краю поляны листья деревьев перешептываются на ветру. Она чувствует, как выходит за рамки собственного восприятия. Она – капля воды, дрожащая на листе, она – солнечный свет на ветке. Она знает лишь немногие из названий деревьев и птиц, но это придет позже. Сейчас она свободна, как парящая птица.
Икрам зовет ее. Махуа прочищает горло, делает глубокий вдох и кричит в ответ:
– Иду!
Что за честь – существовать во вселенной, которая настолько динамична и сложна, что даже в преклонные семьдесят три года приходится продолжать учиться. Она сядет на опушке леса вместе с Икрамом и будет смотреть на море. Они будут есть джамболаны, пачкая губы и руки пурпурным соком, и она расскажет ему о других великих лесах, об Амазонке на той стороне мира. Она расскажет ему о Рагху.
Е. Лили Ю[59]
Е. Лили Ю (elilyyu.com) была признана в 2012 году лучшим начинающим писателем, а в 2017 стала обладательницей "Писательсткой премии Ласаля". Ее рассказы публиковались в различных антологиях и литературных журналах от "McSweeney’s" до "Uncanny" и девять раз были включены в антологии серии "Лучшее за год". Также писательница становилась финалисткой таких престижных литературных премий, как "Хьюго", "Небьюла", "Локус", "Премия Старджона" и "Всемирная премия фэнтези". В 2020 году вышел ее первый роман – On Fragile Waves ("На хрупких волнах").
Зеленое стекло: история любви
Серебряное ожерелье, которое Ричард Харт Лавертон III подарил Клариссе Одессе Белл по случаю ее тридцатилетия через четыре месяца после их помолвки и за шесть месяцев до назначенной даты свадьбы, было украшено зеленой стеклянной бусиной неправильной формы. Эта бусина была доставлена Ричарду с Луны. Он отправил на Луну ракету с роботом, который просеивал песок до тех пор, пока не нашел горсть зеленых стеклянных шариков и не запустил их обратно на Землю в капсуле, помещенной в другую ракету, совсем маленькую. Стекло расплавилось от высоких температур, когда ракета вошла в плотные слои атмосферы, и все шарики слились в одну каплю размером с большой палец, а затем капсулу с ней извлекли из Южно-Китайского моря. Робот-просеиватель так и остался на Луне, и Кларисса считала его символом их вечного единения.
В ее тридцатый день рождения они ели выращенных в лабораторных условиях креветок и две половинки спелого персика, в котором на удивление не оказалось ни одного червячка и который, как сообщил им метрдотель, был куплен утром на аукционе за сумасшедшие деньги. Когда последние кусочки персика исчезли в горле Клариссы, Ричард достал бархатную коробочку с колье. Он возился с застежкой, пока она охала и ахала и гладила зеленое стекло. Официанты, напоминавшие серую, что-то бормочущую массу, тихо и восторженно аплодировали им.
Кларисса и Ричард знали друг друга еще с тех пор, когда им было шесть и пять лет, соответственно. Тогда Кларисса вылила апельсиновый сок на чистую белую рубашку Ричарда. Это случилось за два десятилетия до того, как насекомые-паразиты испортили все цитрусовые деревья от юга Калифорнии до Флориды. Кларисса всякий раз добавляла это уточнение в свой рассказ, прежде чем брови ее собеседника успевали хмуро опуститься вниз, как ножи гильотины.
Они вместе ходили в младшую, среднюю и старшую школы, а после уроков вместе зависали в мирах виртуальной реальности. Кларисса каталась верхом на драконах, а Ричард сражался с ними, а иногда – все было наоборот, и эти игры помогали им лучше изучить грамматику и геометрию. Временами Кларисса сама придумывала для себя сценарии, в которых она спасала острова от наводнений или деревни от болезней. В эти игры она играла одна, пока Ричард охотился на инопланетян.
То, что они так часто встречались в детстве, нельзя было назвать случайностью. На всем Манхэттене было только три начальные, четыре средние и две старшие школы, в которые люди, которые хоть что-нибудь собой представляли, согласились бы отдать своих детей.
Когда пришло время поступать в колледжи, их пути разошлись: Ричард отправился учиться в Бостон, Кларисса – в Принстон, где было так много людей, носивших одежду ядовито-оранжевого цвета. Она посещала разные курсы, встречалась с разными мужчинами, и все это не вызывало у нее ничего, кроме скуки.
Работающие парни, с которыми она ходила на свидания, получавшие мизерную зарплату в своих библиотеках и столовых, казалось, излучали страх каждой клеткой своего тела. Кларисса видела, что на том тяжком пути, который ждал их впереди, для нее не было места; им было уготовано сражаться и, возможно, однажды достичь величия. Дети юристов, инженеров и хирургов с удовольствием общались на темы брачных договоров и наследования недвижимого имущества, количества детей, которые они хотели бы иметь, а также качеств, которыми должны были обладать идеальные жены, но все их комментарии казались Клариссе ужасно бестактными. Что же касалось отпрысков тех, кто обладал реальной властью и деньгами, то они предпочитали ночи напролет танцевать, пить и прожигать время, с ними весело было провести ночку-другую, но это быстро надоедало.
Через несколько лет после окончания университета ее с Ричардом пути снова пересеклись. Кларисса завоевала себе репутацию удачливого или искушенного инвестора в сфере искусства (в зависимости от того, чье мнение вы спросили бы на ее счет) и специализировалась на покупке, реставрации и последующей продаже поврежденных и списанных экспонатов из разрушенных ураганами музеев. Ее пригласили на прием, устроенный в саду на крыше, где проходила выставка народных промыслов жителей Кентукки. Она была так поглощена разглядыванием фиолетово-оранжевых пятен на деревянной скульптуре леопарда, что не заметила стоявшего рядом с ней мужчину, пока он вежливо не откашлялся. Этот кашель показался ей очень знакомым, а когда она увидела его, скульптура мгновенно утратила все свое очарование.
Держа в руках бокалы на тонких ножках с белым вином, они смотрели через перила на серую грязную воду внизу. Было время прилива, и морская вода била в окна покрытых защитной смолой такси. Кларисса рассуждала: не приведет ли все это к тому, что пострадавшие от наводнения простолюдины пересядут на катамараны и в скором времени Нью-Йорк будет напоминать Венецию; утонули ли крысы, жившие в метро и затопленных квартирах на первых этажах, или им удалось забраться повыше. Ричард предположил, что крысы скорее всего научились носить костюмы и устроились работать аналитиками в финансовом секторе. А затем очень осторожно, стараясь избегать острых и неприятных тем, они принялись обсуждать, что с ними произошло за прошедшие десять лет.
Пока официанты в мешковатой форме, словно угри, просачивались сквозь толпу, разнося стаканы с мартини и виски, Кларисса и Ричард узнали, что они оба не состоят в браке, финансово обеспечены, застраховали свои жизни, не имеют ничего против брачного контракта, хотят родить одного мальчика и одну девочку и испытывают сильное влечение друг к другу. Похоже, это была судьба.
– Я знаю, что с точки зрения этики, заводить детей не очень хорошо, – сказала Кларисса, обвивая пальцами бокал. – Планета находится в таком состоянии, что это…
– Ты заслуживаешь, чтобы они у тебя были, – возразил Ричард. – Мы заслуживаем. Рано или поздно, все еще наладится. Налог на выбросы углекислого газа, который был предложен…
У него были ясные, чистые голубые глаза. И Кларисса почувствовала, как она все глубже и глубже утопает в них.
Им не оставалось ничего другого, кроме как уединиться в отдельной ракушке. Хихикая и шикая друг на друга, словно подростки, хотя Кларисса явилась сюда, чтобы произвести оценку произведениям искусства, а Ричард встречался с соискателем на место в новом предприятии его отца, они тихонько ускользнули в сторону лестницы.
– Тихо, – сказала Кларисса, почувствовав запах сигаретного дыма. Два официанта тоже решили немного отдохнуть от работы на хрупкой крыше бара.
– Сегодня из канала опять принесло ядовитую воду, – сказал один из них. – Даже не знаю, как я доберусь домой.
– Закажи транспортного дрона.
– Это же половина зарплаты!
– Тогда – плыви.
– А ты умеешь плавать?
– Я ночую здесь. В каморке уборщика на… а вот не скажу, на каком этаже.
Кларисса вышла на лестничную клетку и отпустила дверь, которая тихо закрылась за ней.
Они спустились на сотый уровень, где их уже поджидали пузыри из органического стекла, закрепленные на стальных тросах и управлявшиеся с помощью программы. Кларисса и Ричард тихо поздравили друг друга с тем, что выбрали такое дорогое, но абсолютно нетоксичное средство передвижения.
Огни города сияли вокруг, пока их прозрачная ракушка скользила через переливающуюся разноцветными искрами ночь. За квартал до дома Ричарда, когда Кларисса уже увидела вдалеке сфинксов и львов на его фасаде, он накрыл ее маленькую мягкую руку своей ладонью.
Дальше все пошло по накатанной – они словно исполняли привычный танец: полеты на Ибицу, в Лиму и Сан-Паулу; волонтерские поездки в какие-то богом забытые дебри, пораженные голодом; ланчи в "Баккара" и обеды в "Квин Элис"; послеполуденный отдых в пропахших ромом пыльных частных клубах, которые все еще продолжали существовать за каменными эмблемами и витражными окнами. Однажды днем в десертном баре, окна которого выходили на тот самый сад, где они снова встретились после долгой разлуки, Ричард преподнес Клариссе бриллиантовое кольцо, которое носила его прабабушка, затем – бабушка, а потом и тетя.
– Оно такое красивое, – с придыханием проговорила она. Все официанты вокруг них широко заулыбались своими беззубыми ртами. А остальные посетители бара захлопали. Казалось, что ее счастье отражалось как свет от хрустальной люстры, и позволяло всем, кто здесь находился, тоже испытать его!
– Три поколения любви и усердного труда, – сказал Ричард, надевая ей на палец кольцо, пока оно не коснулось костяшки. – Каждое старалось дать своим детям самые лучшие возможности. И мы последуем их примеру. Ради Чарльза. Ради Челси.
Кларисса слегка удивилась – она не помнила, чтобы они обсуждали имена их будущих детей, но не имела ничего против Чарльза или Челси, это были достойные имена, а потом пальцы Ричарда тихонько пробрались под шелковистую креповую юбку и скользнули вверх по ее бедру в чулке, и в этот момент все ее мысли испарились как дым.
Неделю спустя три пары родителей устроили военный совет и поделили между собой обязанности по подготовке свадьбы, а затем принялись исполнять их с добросовестностью, уместной как на войне, так и в семейной жизни. Кларисса сдалась под натиском тафты и шифона, пионов и салфеток, розовой воды и каллиграфии. Она терпела щипки и тычки и, в конце концов, ее отвели во французское ателье, где в любое время суток царил естественный полумрак, намекавший на особую творческую атмосферу. Тут же подали четыре бокала с шампанским, которое шипело так, словно было колдовским зельем. Похожая на ведьму женщина стала примерять на Клариссу платье, бормоча что-то на чешском языке своим полным булавок ртом.
Потом, разумеется, была ракета, робот и дрон, и Ричард преподнес ей зеленую стеклянную бусину на серебряной цепочке.
И все было просто идеально, кроме одного.
Вкус, запах и текстура – они были неразрывно связаны с детскими воспоминаниями Клариссы. Прохладное, блестящее и похожее на луну рядом с солнечным апельсиновым соком.
– Мороженое, – сказала Кларисса. – Мы подадим ванильное мороженое в форме луны.
Кларисса впервые за все это время высказала свои пожелания, и у Мим, в чьи царственные обязанности входило составление свадебного меню, перехватило дыхание, а Кел – третья жена ее отца – и Сьюзетт – мать Ричарда – одновременно удивленно изогнули по одной из своих изящных бровей.
– Я даже не знаю… – начала было Мим.
Кларисса перебила ее.
– Луна будет так близко, что каждый сможет прикоснуться к ней, не совершая долгого путешествия. И мое платье будет бело-лунного цвета. А не цвета яичной скорлупы, слоновой кости или ракушек.
Кел сказала:
– Мне кажется, можно обойтись обычными украшениями. У нас есть проектор звездного неба, стеклянные шарики с изображением Земли, по полу рассыпем пудру…
– Можно еще подвесить маленькие луны из роз, – добавила Сьюзетт. – А на каждый столик поставить копию робота Ричарда. Разве этого не достаточно?
– У нас будет мороженое, – настаивала Кларисса. – Настоящее. Не соевый щербет, который даже не тает, и не суррогат из кокосового суфле. А мороженое.
– Не слишком ли многого ты хочешь? – спросила Мим. – Мы успешны, нам очень повезло, но было бы неразумно выставлять это на всеобщее обозрение.
– Обычно я почти во всем бываю не согласна с твоей матерью, – заметила Кел, – но в данном случае она права. Где мы сможем найти чистое молоко? Незараженные яйца? Да, ванилин можно купить в любой аптеке, но у него такой плебейский вкус, не так ли?
– У таких, как мы, нет микробиоты, которая позволила бы нам выжить после употребления в пищу яиц, продаваемых на улице, – заметила Сьюзетт. – А если будем пить молоко, то через десять лет заболеем раком. И что ты захочешь после этого? Гамбургеры?
– Я найду то, что мне нужно, – сказала Кларисса, теребя колье. Лунное стекло приятно согревало кожу. Она не сомневалась, что Ричарду, словно магу, стоило только взмахнуть платком, и хорошие яйца появятся из ниоткуда.
Использовать синтетический ванилин в самом деле было ужасным мещанством, поэтому о нем не могло быть и речи. Кларисса на трех ракушках и лодке, которой управлял угрюмый чернокожий мужчина, харкавший кровью, добралась до Музея вкусов. Он располагался в ничем не примечательном офисном здании в Бронксе, и окно на втором этаже всегда было распахнуто для нее.
Этот музей когда-то организовало одно правительственное учреждение, но оно давно уже разорилось и закрылось. Теперь в его заброшенных подвалах хранились бесценные агрокультуры, промысловые птицы и специи. Смотритель музея был счастлив, когда получил денежный перевод за шесть стручков ванили, которые он достал из ящика морозильной камеры и срезал висевшие на них ярлыки. Он учился вместе с Клариссой в Принстоне, а теперь жил в страхе, что всем станет известно о содержимом его подвалов, и вооруженная толпа отчаявшихся и жестоких людей ворвется к нему. Но он также знал, что Кларисса соблюдает осторожность.
Сумма, которую она заплатила за ваниль, примерно равнялась стоимости одной из ее картин Марка Ротко[60]. Кларисса взяла на заметку, что неплохо было бы выставить какую-нибудь его картину на аукцион.
Ричард, дорогой, милый Ричард долго ворчал, но все-таки добыл шесть дюжин яиц, и к ее возвращению их доставили вертолетом из полуавтономной Пенсильвании. Он потом рассказывал, как вынужден был кричать в мегафон, пока вертолет завис в небе на безопасном расстоянии, чтобы находившийся внизу фермер не открыл по нему огонь.
– А насчет молока, – сказал он, – то его тебе придется искать самой. Может, в Кении?
– Если бактерии в нью-йоркских яйцах могут убить Мим, – возразила Кларисса, – то молоко от кенийской коровы…
– Ты права. Но ты уверена, что заменитель молока…
– Знаешь, сколько я заплатила за стручки ванили?
Она рассказала ему. Он присвистнул.