Ловец душ и навья невеста

Рихард задумался:

– Может, действительно сама себя накручивала. Ты останешься, Карна.

Вспыхнув, она открыла шкаф, сняла несколько платьев прямо с вешалками, поддела пяткой чемодан и, вытащив его, замерла, увидев фото Эдмона. Она и забыла, что положила его туда. Мягкая улыбка, добрые глаза. Отчего он стал навью? Неужели она действительно сделала что-то не так?

– Одевайся и спускайся вниз, – сказал Рихард, проследив за ее взглядом. – Если ты уедешь, я не стану заниматься Эдмоном и он так и будет бродить вдоль Червы, разыскивая любимую жену. Ты этого хочешь? Чтобы душа его не нашла покоя?

Карна постояла, прижимая платья к груди, а потом по одному повесила их назад в шкаф.

– А можешь и не одеваться, – махнул рукой Рихард. – Дай посмотрю колено, ты здорово его ушибла.

Он шагнул к ней, провел рукой по бедру, поднимая рубашку.

– Уйди! – рявкнула она.

– И, кстати, здесь ты можешь ничего не бояться. Мой дом – самое безопасное место.

– Да у тебя даже решеток нет на окнах!

Многозначительно подвигав бровями, Рихард взял череп с полки:

– Позволь представить тебе Гектора.



Ему тогда исполнилось двенадцать, и он почти забыл, каково это – не чувствовать боли в спине и пониже. Наставник из приюта, отец Йорган, лупил его нещадно, и, положа руку на сердце, было за что. Рихард отличался задиристым нравом, хитростью и к проказам подходил с выдумкой и фантазией. А уж мстил с размахом.

Вот и сейчас он сбежал из комнаты, где под худыми одеяльцами спали остальные мальчишки, и тихо крался к церкви. Ночью барельефы, украшавшие стены, казались грубее и проще, но отчего-то красивее, словно луна отсекла лишнее, оставив лишь суть, а заодно накинула серебряную вуаль на купол, приглушив бесстыдное сияние позолоты.

По утрам отец Йорган надевал черную рясу, делал постное лицо и рассказывал им, что все они сгинут во тьме, если не станут вести себя хорошо. Детей в приюте было много, завывания Йоргана приходили послушать и бабки из деревень, и монахини, так что в толкотне Рихарду удалось незаметно приоткрыть окошко, а потом снова его закрыть, подсунув между ним и рамой сложенный лист бумаги.

Подойдя к тому самому окну, он толкнул его. Как и надеялся – за день никто не заметил, что окно не закрыто, и теперь оно легко поддалось. Подтянувшись на руках, Рихард вскарабкался по стене, цепляясь за выщерблины между плитами босыми пальцами ног. Пришлось идти разутым – ботинки они на ночь выставляли в коридор, и толстая Марта ходила по нему до отхожего места раза три до рассвета.

Скатившись внутрь церкви, Рихард осмотрелся – повезло, что он видит в темноте, как кот. Скамейки оказались сдвинуты в угол, а пол вонял мокрыми тряпками. В свете луны, пробивающемся через витраж с изображением фигуристой дамы с кошкой на круглых коленях, сверкало серебро, украшавшее постамент, на котором хранилась главная ценность церкви и отца Йоргана. Рихард подошел и посмотрел через мутное стекло, зацелованное прихожанами. Череп святого Гектора лежал на бархатной подушечке и скалил безупречные зубы. На той неделе отец Йорган так влепил Рихарду по щеке, что синяк не сошел до сих пор, а один зуб едва не выпал. Рихард вынул из-за пазухи принесенный сверток и положил на пол. Потом достал из кармана штанов тонкую линейку – ею отец Йорган любил бить по пальцам. Со стеклом пришлось повозиться. Ключа у Рихарда, конечно, не было, так что он отогнул серебряную рамку, расковырял замазку линейкой и аккуратно достал заднее стекло, положив его рядом со свертком. Развернув тряпку, вынул оттуда череп свиньи, найденный им позади хлевов, и, внутренне холодея от восторга и ужаса, заменил им череп святого Гектора. Руки его дрожали, но он сумел поставить стекло на место, прижать рамку, замотать череп святого и выбраться из церкви. Потом он убежал на берег реки – быстрой Береники, которая журчала звонко и бойко, перепрыгивая валуны, – сел там и без особой церемонности развернул тряпку.

Череп святого казался вполне обычным – за исключением разве что хороших зубов. Вот у отца Йоргана зубы почернели и половина вывалилась, хотя ему вряд ли сильно больше сорока. Святой Гектор был славен милосердием и добротой и исцелял болезных. Когда болел кто-нибудь из мальчишек, то вся надежда была на скупую молитву отца Йоргана и бульон толстой Марты, которая варила его из говяжьих костей.

Рихард, несмотря на то что ребра у него так и торчали, не болел никогда. Он потрогал языком пострадавший после оплеухи зуб и довольно улыбнулся: снова прирос. Череп в его ладонях был совсем легким и светлым, и ему отчего-то не хотелось выпускать его из рук. Луна висела в небе круглой монетой, и речка вдруг словно замедлила свой бег, умолкли ночные птицы. А Рихард медленно поднес череп к лицу, пытаясь рассмотреть сверкнувший в пустых глазницах свет…

Он пришел в себя уже на рассвете. Череп лежал рядом, у руки, и Рихард спешно закопал его в корнях ивы, полощущей ветви в реке. Он прибежал в приют и нырнул под одеяло, трясясь от холода и силясь понять, что произошло. Вспышка света в пустых глазницах распалась на лабиринт чужой жизни. Он видел Гектора младенцем, мальчиком, юношей и мужчиной сразу. Он прожил вместе с ним все удачи и падения, взлеты и разочарования. Учился, дружил, спорил, сражался с тьмой и любил.

Через час Рихарда растолкали к утренней службе, где отец Йорган, бордовый до самых залысин и трясущийся от ярости, ткнул в него пальцем. Вину Рихарда не могли доказать, но кому это было нужно? К счастью, монашки не дали забить его до смерти, но отец Йорган запер его в чулане, а потом, когда дверь открылась, впуская болезненно яркий свет, Рихард увидел перед собой человека. Высокий, плечистый мужчина с угольными глазами и коротким седым ежиком волос, подал ему руку, помогая встать.

Отец Йорган вопил, что этот мальчик – исчадие тьмы и навье отродье, и просил ловца душ убить тварь, но тот вместо этого забрал Рихарда с собой…

– Так я попал в академию ловцов, – добавил Рихард, наблюдая, как Карна ест овсянку. – Давай еще ложечку. Отец Йорган был в общем неплохим человеком. Плохим учителем – это да. Недалеким, сварливым, несдержанным. У него на попечении было с полсотни беспризорников, как с такими справиться без ремня? После окончания академии я даже хотел попросить прощения и заехал в приют, но отец Йорган давно умер.

– Почему ты не вернул череп на место? – возмутилась Карна.

– Тогда, в детстве, – из принципа. А потом церковь сгорела. Череп нашелся там же, где я его и закопал, целый и невредимый, и я взял его с собой. А потом понял, что навь боится Гектора. По-видимому, он действительно был святым. Конечно, от высшей нави не защитит, но ни вотум, ни какой-нибудь банальный жрун тебя не тронет.

– Так кто у нас явился? Муж? Отчего он помер? – влезла Грета. – Ты его, часом, не отравила?

– Несчастный случай, – ответила Карна. – Спасибо, я наелась. Пойду к себе.

– А что за мужик храпит в твоей спальне? – спросила Грета, едва она вышла из кухни. – Харди, я, конечно, догадывалась, что ты открыт к экспериментам, но настолько…

– Это Фифи, – пояснил Рихард. – Собачка. Покорми ее чем-нибудь. И побудь с Карной, пока я не вернусь.

– А ты куда, снова бегать с кабаном?

– Нет, у меня дела, – ответил Рихард. Он вынул из кармана брюк розовую ленточку, усыпанную стразами, и задумчиво посмотрел на два тусклых камешка, заметных среди стекла. – В Рывне происходит что-то странное: два жруна, потом безголовый труп и вот теперь явление мертвого мужа…

– А я давно говорила, – поддакнула Грета. – Тьма наступает. Начнется навий век, и лишь птицы будут виться над землей, усыпанной костями.

– Кстати, о костях, – вспомнил Рихард. – Свари какой-нибудь суп, а?

– А Карна? – насупилась Грета.

– Она не умеет готовить, – улыбнулся он.






Глава 9




Перед тем как уйти, Рихард взбежал на второй этаж и заглянул к Карне. Она спала, подложив руку под щеку, а Фифи сопела рядом, иногда всхрапывая таким густым басом, какого сложно было ожидать от ее тщедушного лысого тельца. На полке за Гектором снова стояла фотография, и Рихард, нахмурившись, подошел ближе. Эдмон не был таким уж уродом, если судить справедливо. Короткий нос прямой и с тонкими изящными ноздрями. Оттопыренную нижнюю губу кто-нибудь мог бы посчитать чувственной, а глаза… Сложно судить по фотографии, какими они были. Поставив фото на место, Рихард снова взглянул на Карну. Свалилось же на него сокровище. За пару дней она успела надавать ему пощечин, облить вином, обозвать, унизить, вывести из себя, а заодно и вызвать в его душе ревность и иррациональное желание не отпускать ее никогда.

С ней было интересно. В ее глаза хотелось смотреть снова и снова. А что до тела… Рихард окинул Карну взглядом с головы до пят. Он узнает все его секреты совсем скоро. Она была такой податливой с утра, такой мягкой. И такой несчастной…

Что бы ни понадобилось тут Эдмону, пусть убирается назад во тьму.

Рихард вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, спустился вниз и, захватив кинжал, отправился на пробежку.

Промозглый ветер хлестнул его по лицу, окатил моросью, и сырость тут же пробралась под свитер, так что на миг Рихард подумал вернуться и одеться потеплее, но в итоге лишь прибавил темп. Дыхание вырывалось изо рта паром, а сердце застучало быстрее, подгоняя кровь. Серые улицы Рывни были пусты – мало кому захочется гулять в такую погоду, и яркое алое пальто Уго он приметил издали.

Оборотень ждал его на Шальном перекрестке, где пересекались сразу три улицы. Расставив ноги пошире, Уго переносил вес то на одну ступню, то на другую, не особенно заботясь о том, как это выглядит со стороны.

Рихард кивнул ему и, не останавливаясь, махнул в сторону улицы, ведущей в верхнюю часть города.

– Меняем маршрут? – выкрикнул Уго, догоняя его.

– Хочу забежать кое-куда. Не против?

– Нисколько.

Дождь стал накрапывать сильнее, и вода собиралась в швах брусчатки, узкими ручейками бежала вдоль бордюров, стремясь вниз, к реке.

– Карне понравилась будка? – спросил Уго.

– Она в восторге, но случилось кое-что неприятное.

– С Карной все хорошо? – встревожился Уго.

– Она повстречалась со своим мертвым мужем, – пояснил Рихард.

Решив сократить путь, он свернул в такой узкий переулок, что Уго пришлось отстать и бежать следом.

– Что ты сказал?! – выкрикнул он ему в спину.

Эхо тяжелых шагов отразилось от влажных стен, а ветер ударил в грудь, будто желая вытолкнуть их прочь.

– Эдмон! – крикнул Рихард в ответ. – Мертвый муж Карны. Так его звали. Воплотился в вотума и пришел требовать… не знаю чего.

– А Карна что?

– Говорит, они любили друг друга и он не может желать ей зла.

– Даже не знаю, как относиться к тому, что она уже была замужем… – Узкий переулок закончился, и ветер разочарованно взвыл позади. Уго догнал Рихарда и снова побежал рядом. – С одной стороны – хорошо. Она знает, что у мужчин есть недостатки, и готова с ними мириться.

– Не думал, что у тебя есть недостатки, – искренне удивился Рихард.

– А хвостик?

– Разве что, – кивнул он.

– К тому же у нее есть опыт, – добавил Уго и широко улыбнулся выходящим из магазина дамам, так что те шарахнулись в сторону. – Ты понимаешь, о чем я?

– Боюсь, что да.

– На фоне мертвого мужа я только выиграю. Посуди сам – какой-то задохлый аристократишко и оборотень-кабан.

– Ни в какое сравнение не идет, – подтвердил Рихард. – Но…

– Но она наверняка попытается привнести в нашу семью прежние порядки.

– А у тебя есть свой взгляд на это.

– Разумеется. Все эти сервировки стола, украшения. Еще, чего доброго, начнет выращивать цветочки вместо овощей или учить детей играть на скрипке. И вот еще одно «но»: у нее нет детей. А это странно, ведь она была замужем.

– Недолго, судя по всему.

– Все равно. Как думаешь, она согласится проверить свою плодовитость до свадьбы?