Ловец душ и навья невеста

Она чувствовала прикосновение теплых рук, влажный компресс охлаждал пылающий лоб. Иногда ей давали травяной чай, поддерживая голову, и тогда волны реки, несущей ее, успокаивались, и это было даже приятно – плыть, словно листок, упавший с дерева, и не думать ни о чем. А потом волны схлынули, прибив ее тело к берегу, и она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Проснувшись, Карна не сразу открыла глаза и лежала, сомкнув веки. Во рту был странный привкус горьких трав и железа. Голова немного гудела, и запястье чесалось, как от комариного укуса. Вчерашний вечер словно подернулся туманом. Ссора в ресторане, потом экипаж. Ее что-то напугало, и она выпрыгнула. Рихард нашел ее, помог…

Звучный храп донесся с соседней подушки. Он что же, спит с ней вместе? Смутные воспоминания теснились, сплетаясь и заслоняя друг друга. Странная женщина с огнем в глазах и зубами акулы, ворота, украшенные черепами, – все это было на самом деле? Карна провела по телу ладонями. Платья не было, только нижняя рубашка. Рихард раздел ее? И теперь храпит рядом как ни в чем ни бывало?

Карна распахнула глаза, повернулась, чтобы высказать ловцу все, что о нем думает, и увидела на подушке Фифи. Собака спала, подергивая лапками, и громко храпела. Карна положила руку себе на лоб – прохладный. Села в кровати, потерла забинтованное запястье. Одежда куда-то исчезла: ни платья, ни чулок, но хоть белье осталось на ней. Карна повернулась и вскрикнула от испуга: вместо фотографии Эдмона на полке снова стоял череп и пялился на нее пустыми глазницами.

Обведя комнату взглядом: на спинке стула – черная рубашка ловца, на подоконнике – огарок свечи, на столе – чайник, Карна поднялась с кровати, оправила нижнюю рубашку, задравшуюся до пояса. На правом колене обнаружилась повязка.

Воспоминания плавали, как клочья тумана. Нежные руки, успокаивающий голос… Черные глаза и жесткое лицо, кажущееся мягче при свете свечи.

Карна запустила руки в волосы, нащупала шишку над ухом. Странное ощущение, будто от нее задернули штору в ее собственной голове. Она взяла чайник и припала к носику, жадно глотая остатки чая.

Дверь распахнулась, Карна повернула голову.

– Проснулась? – В комнату, вытирая мокрые волосы полотенцем, вошел Рихард.

Босиком и в одних штанах, не застегнутых к тому же на верхнюю пуговицу, на широкой груди, покрытой темными волосками, изгибается светлый шрам.

– Выйди, – буркнула она и снова припала к чайнику. Противный привкус исчез изо рта, но пить хотелось страшно.

Ловец забрал у нее из рук чайник, поставил на стол, а потом бесцеремонно развернул ее к себе и положил пятерню на лоб. Карна возмущенно попыталась его оттолкнуть, но Рихард лишь улыбнулся:

– Смотрю, тебе лучше.

– Ты раздел меня!

– Знаешь, в академии ловцов у нас тоже была медицинская практика, – ответил Рихард, поворачивая ее лицо к свету и оттягивая веко. – Правда, по богадельням нас не водили, и лечили мы все больше переломы, растяжения да ушибы – как раз твой случай. Мне пришлось тебя раздеть, чтобы обработать ссадины и царапины. Но я не смотрел на тебя как на женщину.

Карна с подозрением уставилась на него, смахнула прядь волос с глаз.

– Ты была только пациентом, – безмятежно добавил Рихард. Он обхватил ее голову пальцами, наклонил к себе и, раздвинув пряди волос, посмотрел на шишку.

– Выйди, мне надо одеться, – повторила Карна.

Она опустила ресницы, чтобы не видеть пугающе проницательные глаза ловца, и уставилась на темную дорожку волос, сбегающую под брюки, – и это было еще хуже. Попятившись, уперлась ягодицами в стол, но Рихард шагнул за ней, снова оказавшись неприлично близко.

– Что со мной? – спросила Карна. – Я смутно все помню, и во рту такой странный привкус… В вино снова что-то подмешали?

– Серьезных повреждений нет. Что до помутнения рассудка – ты и раньше не мыслила здраво! – Рихард рассмеялся и, перехватив ее руку, занесенную для пощечины, быстро размотал запястье. – Думаю, дело в ведьминой крови, – пояснил он, осматривая подсохшие порезы, похожие на следы от укуса. – Она дала тебе каплю.

– Что? Я пила чужую кровь?

– Только каплю. Кровь ведьмы из Красного леса – лучшее лекарство. Ей сотни лет, если не тысячи, а выглядит максимум на… – Рихард задумался, а перед глазами Карны вспыхнуло воспоминание: склонившееся к ней молодое лицо женщины с ореховой кожей и огненными глазами. – Пятьдесят. Да, больше бы я ей не дал. Почему ты выпрыгнула из экипажа? Дай мне посмотреть воспоминания, если не можешь сказать.

– Точно. Я выпрыгнула из экипажа, – повторила Карна. – Так глупо. Могла ведь разбиться насмерть.

– Все правильно сделала, – ответил Рихард. – Я мог и не догнать. Там была навка, помнишь?

Рыжие волосы, капля, стекающая за воротник… Карна захлебнулась ужасом и тут же оказалась в успокаивающих объятиях.

– Не бойся, все хорошо.

Она часто дышала, прижавшись к мужчине и вцепившись в крепкую шею, его руки гладили ее по спине.

…а еще там был аромат, что преследовал ее после похорон. Белые пионы, ее любимые цветы, которые она теперь не может видеть. Слезы сами потекли по щекам, и Карна попыталась отодвинуться, но Рихард только обнял ее крепче.

– Поплачь, – прошептал он, погладив ее по голове, как маленькую девочку. – Тебе давно надо было это сделать.

Карна подняла к нему лицо, и он вытер ее влажную щеку, легонько поцеловав в уголок губ. Она ахнула, отпрянув, села на стол, а Рихард отвел ладонью ее колено и оказался между разведенных бедер.

– Только не начинай эту свою песню «без поцелуев», очень тебя прошу, – тихо попросил он. И его губы накрыли ее рот.

Она уперлась ладонями в его грудь, а потом руки скользнули выше, обняли его шею и запутались во влажных волосах.

Звякнул сдвинутый чайник. Всхрапнула потревоженная Фифи.

Он целовал ее неторопливо, нежно и так уверенно, словно имел на это право.

– Рихард, – выдохнула она, когда он оторвался от ее губ и легонько прикусил мочку, поцеловал за ухом, – не надо.

Он запустил руки в ее волосы, пропуская пряди между пальцами, слегка помассировал затылок. А она будто снова оказалась в реке и плыла, подхваченная течением.


– Почему ты поцеловал меня? – прошептала она, посмотрела ему в глаза, будто надеясь увидеть там ответ.

– Потому что захотел. Разве для поцелуев бывает другая причина? – Его глаза затягивали, как два омута. Пальцы скользили по шее вниз и снова вверх, и так хотелось просто расслабиться и отдаться тому ощущению, что рождалось в ее теле. – Кто там был, в экипаже?

– Эдмон.

Ее горло словно сдавило, крик ужаса застрял где-то в глотке, и Рихард обнял ее, снова погладив волосы.

– Все хорошо, – пробормотал он, прижимая ее к себе. – Все закончилось.

– Все нехорошо, – возразила она, покачав головой. – Я осталась одна. Совсем. И родители, и Эдмон – они умерли. Все, в один день. И вот теперь он вернулся за мной? Да? Так, значит, ничего не закончилось! Я зря выпрыгнула? Пусть бы увез меня туда, где мои родные!

Рихард встряхнул ее за плечи.

– Не начинай истерику, – приказал он. – Ты не одна.

– А кто у меня есть? – зло улыбнулась она сквозь слезы. – Ты?

– Карна, прими как факт, что больше ты не одинока, – сказал Рихард, заправив прядь волос ей за ухо. – Теперь у тебя есть мужчина, который несет за тебя ответственность.

Карна посмотрела на него с подозрением, сморгнула слезы.

– Тот, кто готов сражаться за тебя. За ваших будущих детей…

– Что ты несешь?

– Уго, – пояснил Рихард, широко улыбнувшись. – Да и я не могу оставить в беде невесту друга.

Она оттолкнула его, и Рихард рассмеялся:

– Ты еще не видела будку! Там такие хоромы…

– Фифи не оценила, почему я должна?

– Так ты уверена, что это был твой муж?

– Я видела только его шею и волосы, – ответила Карна. Она все же выскользнула из объятий Рихарда и отвернулась. Вытерла слезы ладонями, похлопала себя по щекам. Глаза наверняка опухли и нос покраснел. Распустилась совсем, вот стыд. – Сама не знаю, откуда такая уверенность. Может, это в самом деле был обычный кучер.

– Необычный. За экипажем тянулся навкин след. Эдмона кремировали?

Карна кивнула.

– Уверена?

– Я была там.

– Уже легче. Не высшая навь.

– Рихард… – Она повернулась к нему и запнулась. Сейчас ловец смотрел на нее без насмешки, скорее сердито и внимательно. Волосы его взъерошились, короткий порез алел на гладком подбородке – к вечеру опять зарастет щетиной. – Я, наверное, просто переволновалась. К тому же ты вывел меня из себя там, в ресторане. Зачем ты все это говорил, да еще и при людях? – Ее упрек прозвучал жалобно.

– Потому что ты еще большая лгунья чем я, – ответил он. – И это бесит. Ты отталкиваешь меня, но при этом отвечаешь на мои поцелуи. Как он выглядел? Детали.

– Волосы были мокрыми. Рихард, может, кучер просто вспотел…

– Мокрый. Значит, вотум, – кивнул он. – Так я и думал. Навка среднего уровня. Воплощается в прежний телесный облик.

– Но зачем ему это? – воскликнула Карна.

– Ты мне скажи, – потребовал Рихард и подошел к ней. – Вспоминай. Он хочет отомстить тебе за что-то? Ты была ему неверна?

– Да как ты смеешь! – рассердилась она.

Рихард улыбнулся:

– Что тогда?

– Эдмон не может желать мне зла, – твердо возразила она. – Мы любили друг друга!

– Карна, я знаю тебя всего несколько дней, и мне уже иногда хочется тебя придушить, так что появление Эдмона было вполне ожидаемым. Но если не месть, то что может тяготить его душу? Какой-то долг? Незавершенное дело? Чего он может хотеть от тебя, Карна?

– Знаешь, тебя это не касается, – заявила она. – В любом случае мне лучше уехать. Здесь небезопасно, а в монастыре меня защитят.

– Он появлялся и раньше?

– Нет, – ответила Карна. – Не знаю. Я видела пионы – он знал, что я их люблю, чувствовала взгляд… Ничего такого, но иногда мне становилось страшно без причин.