Любовь, ведьма и котики

Идеальное начало бала, правда?

И пока я решала, что делать по этому поводу – ржать или возмущаться, – из-за плеча раздался бархатный мужской голос:

– Леди, позвольте вас пригласить?

Я обернулась и сделала книксен, пряча улыбку. Кавалер тоже поклонился, прижав руку к груди, потом бережно положил ладонь мне на талию и то ли проговорил, то ли пропел:

– Раз-два-три…

И мы закружились. Раз-два-три, раз-два-три, раз… Когда мы закончили первый круг по залу, я поняла, что даже корсет не способен испортить этот танец. Потому что казалось: еще шаг, и я просто взлечу над полом, настолько уверенно, твердо и нежно меня вели. Не нужно было задумываться о том, как бы не запутаться в юбках, как бы не наступить на ногу партнеру, как бы не задеть других танцующих. Кавалер каким-то шестым чувством угадывал траекторию движения, и я чувствовала себя цветком, который сорвался со стебля и закружился в пляске с ветром, не думая ни о чем. Раз-два-три, раз-два-три…

Музыка раскачивала нас на волнах, и не было ни пола, ни потолка, лишь панорамные окна, за которыми блестело море и синело небо, а ветер-озорник ворвался в бальный зал и поднял живые шахматные фигуры над доской. Раз-два-три… Хотелось закрыть глаза и целиком отдаться движению, забыть о том, где я, забыть обо всех опасностях и проблемах, стать частью музыки, поймать свою волшебную ноту и держать, не отпуская…

Дзонн. Я обернулась. От сквозняка хлопнула створка окна, и стекла задрожали. И там, снаружи, промелькнул крылатый силуэт. Что это? Чайка?

Стоп. Я тряхнула головой. Это было похоже на дурман, на морок, на сон. Пусть даже прекрасный, но должен же кто-то следить за ситуацией? Оперштаб Сигизмунда точно поддержал бы меня в этой мысли. К тому же я вроде как во дворце на официальном приеме, а значит, должна соблюдать правила приличия и вести светские беседы, а не уплывать мыслями в далекие края, оставив танцующее тело под ответственность неизвестного… хотя кому я вру, вполне себе известного кавалера.

– Вы прекрасно танцуете, – улыбнулась я.

– Не более прекрасно, чем вы.

– Как там поживает Степан?

– Кто-о-о?

– Степан же. Фикус. Я представляла вас друг другу, помните?

Вадим тихонько рассмеялся:

– Меня настолько легко узнать по голосу?

– Меня настолько легко узнать в этом платье?

– Вас легко было бы узнать даже в костюме мумии.

– Да? И почему же?

– По глазам. – Вадим прикусил губу, как будто хотел рассмеяться, но в последний момент запретил себе это делать. – У вас там черти водятся.

– У вас тоже, – ляпнула я, не подумав. Что-то я разоткровенничалась про этих самых чертей.

– Неужели это так заметно? – озабоченно спросил Вадим.

Я кивнула и мило улыбнулась. Не брать же теперь свои слова обратно.

– Что касается Степана, то он неплохо проводит время на подоконнике у меня в гостиной. Кстати, все еще охраняет ваши туфли. Просил у вас спросить, как и когда вы желаете их забрать?

– Вадим, – сказала я, останавливаясь. Танец закончился, и мы застыли посреди зала, но он все еще продолжал обнимать меня, не отпуская. – Вы же прекрасно знаете адрес, по которому я остановилась. Я же заполняла анкеты. Поэтому туфли можно отправить курьером.

– Степан не доверяет курьерам, – лицо юриста было показательно серьезным. – Он просил меня передать вам обувь из рук в руки. И также интересовался, будете ли вы забирать и его персону тоже… Он немного соскучился, хотя я его и развлекаю дни… и ночи напролет.

Пару секунд я честно пыталась представить себе, как именно можно развлекать фикус. И чем разнятся ночные и дневные развлечения.

– Не боитесь его разбаловать?

– Думаю, что уж с зарвавшимся фикусом смогу справиться. Если понадобится.

– Это внушает надежду, – ответила я. – А про туфли… Я подумаю, хорошо? И в конце бала скажу. У нас же получится еще потанцевать?

– Конечно, – он поднес мои пальцы к губам и… поцеловал. Наверно, в этих обстоятельствах, во дворце-декорации, под прицелами камер, в рамках костюмированного шоу это выглядело логичным. Но меня почему-то словно током ударило. Запястье вмиг заледенело, а пальцы закололо иголочками, как будто на руку упали капли жидкого азота. Одновременно холодно и горячо. И… да что ж это такое, а? Я почувствовала, что краснею.

Наверно, тоже в рамках шоу.

Первый выход в свет, первый танец, первый… ну ладно, просто представим, что это первый поцелуй в моей жизни.

– Тогда последний танец за мной, – улыбнулся Вадим, поклонился и скользнул куда-то в сторону. А я осталась стоять на месте, с трудом вспоминая свое имя, сегодняшнее число и что я, собственно, тут делаю.

Пока я искала себя во времени и пространстве, человек-с-голосом-Игоря снова вышел на середину зала, громко хлопнул в ладоши и торжественно объявил:

– Контрданс!

И не успела я глазом моргнуть, как передо мной появился кавалер – на этот раз вроде как незнакомый, и поклонился. На самом деле с контрдансом мне повезло: в текущем состоянии, пока не рассеялось волшебство вальса, я не была готова к быстрым движениям, сложным фигурам или объятиям какого-то незнакомого мужчины. А тут знай зеркаль движения партнера, подметай юбкой пол да замирай в красивых позах.


– Жень! – шепнули мне слева, я повернула голову и обнаружила Аллу. – На следующий танец… – Тут мы отступили друг от друга, покрутились на месте и снова приблизились на расстояние шепота: – …Давай отойдем к стене.

– Почему?

– Дело есть. К тому же мы его точно не станцуем.

– Почему?

– Из-за шлейфов. – И Алла подмигнула мне так заговорщически, что я невольно засмотрелась на нее, скептически хмыкнула и врезалась в партнера. Не сильно и плечом, но все равно нелепо. Так. Надо срочно понять, что за критерии в сегодняшнем конкурсе. Если дальше пройдут все те, кто хотя бы по десять раз наступил кому-то на ногу или приложился пятой точкой к ничего не подозревающим соседним танцорам, то у меня неплохие шансы на выигрыш. Жаль только, если все будет наоборот.

Когда контрданс закончился, я вежливо улыбнулась кавалеру и тут же шагнула к Алле:

– Отступаем к стене?

– Ага.

– Только присмотришь за моей… моим бантом? Чтоб я его не помяла.

– Угу-угу, – рассмеялась Алла. – Буду следить за правильной парковкой.

И едва мы отступили, как снова зазвенел голос Игоря:

– А теперь… тектоник!

– Откуда ты знала? – тихонько спросила я Аллу, глядя, как все девушки, которым достались длинные платья или слишком высокие каблуки, поспешно отходят к стенам. Зато наша Барби, видимо, была на нужной волне и начала двигаться еще до того, как зазвучала музыка.

– Пока вы кружились в вальсе, я отошла носик припудрить. А возвращалась специально мимо оркестра. Вооон он… – Алла показала в сторону ниши, в которой расположились музыканты.

Ух ты! Я их даже сразу и не заметила. Или вальс начинали играть не они? Или мое внимание настолько было занято другими вещами и не только вещами, что целый ансамбль – пусть даже маленький – ухитрился попасть в «слепое пятно»?

Алла тем временем продолжала:

– Я к ним на пюпитр заглянула. Изобразила, будто на подол наступила, и меня повело.

– И что там?

Алла пожала плечами:

– Пришлось запомнить весь список.

– Ну ты даешь!

– Он не длинный. Потом будет павана, за ней маорийская хака, линди-хоп, конга, ча-ча-ча и последним – танго. И это плохо.

– Ты не любишь танго?

– Я не люблю, когда нет свободы маневра, – поморщилась Алла. – А ее, по сути, нет. Танцев слишком мало. К тому же дальше я прошла мимо одного из кавалеров, который вроде как скучал в углу. Скучал он там с листочком бумаги. Зорким орлиным взором следил за танцующими и ставил закорючки рядом со списком фамилий.

– То есть нас оценивает не только миллионер?

– Да может, его тут и вовсе нет. Может, он к пляскам равнодушен. Или стесняется.

– Если танцев мало… то преимущество у тех, кто знаком с ними всеми и не будет подпирать стену?

– А еще у тех, кто вытянул жребий с плюс-минус современными костюмами.

– Думаешь, Ангелина жульничала? Но как? – Я прищурилась, вспоминая процесс жеребьевки.

– Вполне могла. Что мешает сделать в шляпе два отделения, и перегородку между ними двигать туда-сюда в зависимости от того, кто подошел тянуть печеньку?

– Ничего не мешает, – проговорила я, рассеянно посмотрела по сторонам и тут чуть в голос не рассмеялась. Недовольно бурча в сторону участниц и операторов, пихая их локтями, вдоль стены к нам двигалась классическая уборщица из анекдотов. Та самая, в синем халате, со шваброй наперевес и неповторимым выражением лица «Топчут тут, топчут, а ты за ними подтирай!» И почему-то Иннокентий не вопил: «Идите прочь, нечего кадр портить!» Почему-то. Угу. Мастерство отведения глаз в деле.

Я улыбнулась и из-за спины показала «уборщице» большой палец.

Зинчик вышла на позицию, и бал сразу же стал куда приятнее, чем минуту назад.

Я невзначай, как будто внимательно разглядывая танцующих, отошла в сторону от Аллы. Наклонилась и принялась искать среди оборок и кружев атласный бантик на туфле, который наверняка развязался и требовал внимания. Приблизившись ко мне, «уборщица» нагнулась и принялась елозить шваброй по полу.

– Как успехи? – шепнула она. – За первым танцем наблюдали чайки, я только ко второму успела… Классная у вашего миллионера охрана, вот что.

– Нормально, – ответила я, развязывая найденный бантик. Ибо чтобы завязать что-нибудь ненужное, нужно сначала развязать что-нибудь ненужное.

– И у нас… не то чтоб нормально, но штатно, – Зинчик хихикнула. – Толстая чайка поймала и сожрала слишком большую рыбу, и теперь ее тошнит. Сидит такая гордая там снаружи, под террасой, держится крыльями за пузо и, по-моему, икает.

Вот уж у кого сегодняшний бал задался. Молодец, Карлос, не терял время зря.