Любовь, ведьма и котики

– Слушай… – сказала я. – Понимаю, это не входит в программу наблюдения и защиты, но…

– Чую, что ты затеваешь шалость, – улыбнулась Зинчик. – Давай, валяй.

– Не то чтоб шалость… Короче. Там по углам стоят чуваки. С листочками бумаги. Они нас оценивают. Ты можешь у кого-нибудь из них этот листок утащить?

– То есть вам не сказали, как победить в конкурсе?

– Нет, шляпа выдала нам платья и бросила с лодки прямо в стремнину горной реки. Кто выплывет, тот молодец.

– Сурово, – фыркнула Зинчик. – Ну, тогда я на дело. Если что, встречаемся здесь же. Кстати, отличная жо… бант на попе, короче, просто огонь.

– А шваброй? – воинственно спросила я.

– А тряпкой? – возмущенно ответила Зинчик, воинственно засопела, стерла с лица улыбку и отправилась искать жертву, чтобы дерзко ее ограбить и завладеть списком с тайными правилами танцевального тура.

Тем временем электронная музыка стихла, мы с Аллой синхронно вздохнули, подобрали юбки и отправились танцевать павану прежде, чем ее объявили.

Не знаю танца скучнее, правда. Наверно, его придумали жестокие люди вроде тех, которые изобрели очереди, фразу «Вы же никуда не спешите?» и крылатое выражение «Терпение – высшая добродетель». Ме-е-едленно, медленно, как беременные улитки, мы делали шаг в сторону, два в другую, ручками – эть! Постояли, разглядывая потолок, пол, окна, стены по десятому разу. И снова – эть! Все это под заунывную музыку, навевающую сон. Особенно на того, кто полночи провел на балконе за совещанием. Я пыталась наблюдать, как там дела у Зинчика, но ее нигде не было видно. Вот что значит: грамотно отвела глаза. Даже на меня подействовало.

Когда я уже думала, что сейчас засну в позе ветвистого дерева, распахнувшего объятия навстречу солнцу, павана наконец закончилась. Зинчик так и не появилась, вдоль окна снаружи деловито прохаживалась Клара, посылая мне бодрые взгляды «все под контролем», подпирать стенку решительно не хотелось, поэтому я спросила Аллу:

– Слушай, про следующий танец… А как эта самая хака танцуется?

– Очень просто! Топаем, хлопаем, прыгаем и корчим гримасы.

– Прыгаем… – повторила я. – Угу.

Попыталась сделать глубокий вдох и скептически посмотрела на свои юбки.

– Не дрейфь! – пихнула меня в бок Алла. – У меня тоже шлейф.

– Я не дрейфлю… не дрейфю… короче, не это самое. Просто хочу дожить до последнего танца, не задохнувшись.

– Похвальное желание, – кивнула Алла. – Тогда прыгай на пару сантиметров пониже. Береги дыхание.

Вот ведь какая заботливая!

В итоге я прыгала на пару сантиметров ниже, но все равно чувствовала себя стреноженным стрекозлом. Бедные девочки в кринолинах. Бедное казенное имущество. Бедная Ангелина. Мы сталкивались, наступали друг другу на юбки, смеялись от души, раскраснелись и провалились в детство с головой. Ну, по крайней мере, я. Хоровод с характерной безуминкой – то, что надо, чтобы отвлечься от серьезных взрослых проблем. Я их, кстати, не просила к себе являться. Сами пришли. Вот пусть сами себя и расхлебывают, а я еще немного попрыгаю!

После того как Игорь – который вспотел, умаялся, плюнул на конспирацию и снял маску еще во время дикой маорийской хаки, – объявил следующий танец, мы с Аллой снова отступили к стене. Американские танцы середины двадцатого века – это вам не хухры-мухры, с турнюром их хорошо не станцуешь, а плохо… без надежного кавалера тоже вряд ли получится. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня уронили в процессе акробатического элемента. Может, если бы Вадим предложил… Но его что-то не было видно.

Зато я наконец увидела Барби. Не пропустив пока ни одного танца, наш олененок Бэмби, казалось, совсем не устал. Наоборот, в ожидании, когда заиграет музыка, он нетерпеливо бил копытцем по полу… то есть каблуком по паркету. Волосы у Барби чуть растрепались, на щеках расцвел румянец, и она улыбалась во весь рот. Музыканты что-то там настраивали в своем углу, флейта сдавленно попискивала, счастливицы в коротких платьях готовились утереть нос всем остальным… И тут к Барби подкрался очередной кавалер, обхватил ее за талию и закружил на месте, не дожидаясь первого такта.

Она откинула голову назад и от души рассмеялась. Взяла его за руку, остановилась, посмотрела на секунду в глаза… И тут их догнала музыка. А мы с Аллой – впрочем, не только мы – наблюдали, раскрыв рты, за танцем, который мог бы случиться где-нибудь на международном фестивале. Ну, уж точно не на любительском балу, где мужчины танцевали «для массовки», а девушки – чтобы приглянуться какому-то там миллионеру.

Начинали Барби и ее партнер как на вечеринке в честь выпускного в старших классах. Весело, задорно, чуть неуверенно, изучая движения и манеры друг друга. Разошлись, сошлись, поменялись местами, хлопнули в ладоши, снова разлетелись на длину рук. И ноги ни на секунду не замирали на месте. Стук каблуков о пол, покачивания колен, движения бедрами… нет-нет, в длинном платье это было бы совсем бессмысленно! Я закусила губу. Чем дальше я смотрела на Барби, тем больше жалела, что на мне корсет и дурацкий турнюр, а не что-то по моде двадцатого века.

Тем временем Барби с кавалером успели изучить друг друга, поймать ритм, поверить в то, что возможно все, и танец не то чтобы перестал быть томным. Он просто перестал быть танцем, превратившись в каскад поддержек и акробатических элементов, в какой-то донельзя горячий диалог двух людей, влюбленных в музыку и веселье; а еще все в зале узнали, какого цвета у нашей подруги нижнее белье.

Бордовое.

И бантики на резинках чулок – в цвет.

Играла мелодия Гленна Миллера, дворец под Петербургом на мгновение превратился в данс-холл, башмаки и туфельки выстукивали ритм, Барби почти не касалась пола. Она держалась за кавалера кончиками пальцев, улыбкой, взглядом, и связь эта не прерывалась, даже когда она взлетала в воздух и крутилась. Если бы это был мультик или фантастический фильм, надо было бы обязательно добавить искры, разлетающиеся от нее во все стороны. И как только такая искра попадала на человека, он тоже начинал улыбаться, не в силах противостоять радости и свету.

Ярко и весело, весело и ярко, раз-два-три-четыре…

Уфф.

Последняя нота еще звенела в воздухе, а они уже остановились, тяжело дыша. Высокий красавец взял ладонь Барби и прижал к губам, а она вдруг засмущалась и осторожно забрала руку, улыбнулась на прощание и скользнула в сторону. К нам.

– Ну ты даешь! – сказали мы хором с Аллой.

Барби с трудом переводила дыхание, ее идеальная прическа наконец-то стала растрепанной, а в глазах все еще отражались пятидесятые и линди-хоп.

– Да? – спросила он, отдышавшись. – Не слишком… глупо это выглядело?

– Ты чего. Это выглядело круто.

– Надеюсь, – она медленно выдохнула и заправила за ухо выбившуюся прядь волос. – Знаете. Кажется. То есть совсем не точно. Но может быть. Это был он.

– Кто «он»?


– Александр.

– Думаешь, наш миллионер – это по совместительству звезда линди-хопа? – недоверчиво протянула Алла. – Уж слишком хорошо он танцевал.

– Или кто-то очень похожий на него… – Барби мечтательно прикрыла глаза. – Девочки, как он двигается…

– Так-так-так, – Алла погрозила ей пальцем. – Кто там утверждал, что не верит в сказки? А теперь краснеет, бледнеет и трепетно вздыхает? Сохраняй холодную голову, эй!

– Эй! – эхом вскрикнула я, когда меня пихнули сзади. Обернулась и обнаружила взволнованного Зинчика, который еле слышно прошипел:

– А ну пошла танцевать! Потом объясню!

И я пошла.

Сначала пошла, а потом лихорадочно завспоминала, что там у нас дальше? Конга? Мамочки, а я ее вообще танцевать-то умею?

Все, что я помнила о конге, это была цитата из ужасно смешной книги Джеральда Даррелла про гончих Бафута. «Раз-два-три, брык!» – вот оно, все богатство моих знаний о предстоящем веселье.

Как и следовало ожидать, в результате были пострадавшие. Один пострадавший. Несчастный турнюр. Я даже немного удивилась, что он решил отваливаться на второй минуте конги, а не на первой. Потому что не рассчитано чопорное английское платье конца девятнадцатого века на то, что в нем будут носиться по кругу, на каждый четвертый шаг подпрыгивая и брыкаясь то одной ногой, то другой. Это было даже круче хаки, потому что незнание танцевальных па я решила компенсировать энтузиазмом.

Ну что. Компенсировала. И срочно отступила в угол. А то что это такое: вроде приличная леди, а у нее попа отваливается. Непорядок!

В итоге, давясь от смеха, Алла и Барби пытались что-то там у меня сзади поправить, приколоть и вернуть на место, а я стояла и делала вид, что все нормально. Чтобы не привлекать внимание Ангелины, если она вдруг решит проверить, как проводят время участницы шоу.

– Почти, почти! – пыхтела Барби. – Я его просунула. Ал, как его там зацепить?

– Блин, неровно встал. – Алла резко выдохнула и стукнула кулаком по турнюру. Из-за этого специальная накладка на попу снова выпала из-под юбки. – Жень, ты же переживешь, если придется остаток вечера провести с перекошенной жо…

– Не переживу, – отрезала я. – Если я пойду танцевать танго в таком виде, то бал превратится в комедийное шоу. А потом на это будут смотреть тысячи зрителей и показывать пальцем.

– Тогда стой в углу.

– Вот уж нет! Давайте еще попробуем…

– Тебе-то легко, – сказала Барби. – Стоять и переживать за результат – самая приятная часть починки, конечно.

– Зато самая нервная, – насупилась я. – Пожа-а-алуйста…

– Булавок не хватает.

– Щас найду! – Я как раз увидела, что к нам снова движется вдоль стены Зинчик, и шагнула ей навстречу:

– Извините, у вас булавки не найдется? – и добавила чуть слышным шепотом: – Заговоренной.

– Возьмите, конечно, милочка. – Зинчик пошарила в кармане и извлекла обычную, на первый взгляд хлипкую булавочку. На самом деле на нее можно было пришпилить целый мешок с картошкой, и тот удержался бы. Что уж говорить о какой-то подушечке…

– Спасибо!

– Не за что! – И почти беззвучно: – Больше можешь не танцевать, если не хочешь.

– А если хочу?

– Тогда танцуй, – и подмигнула.

Через несколько секунд турнюр волшебным образом встал на место, Барби ускакала плясать ча-ча-ча и утащила за собой Аллу, а я отправилась по залу искать розу. Потому что как еще танцевать танго, если не с розой в зубах! И нашла, между прочим. В процессе добычи цветка я коварно разорила целую художественную композицию из палочек, веточек, папиросной бумаги и растений. Роза была синяя, искусственная и очень ненатуральная, но никакой другой все равно не было, так что я смирилась.

– Девочки-девочки, – вдруг незнамо откуда выскочил Иннокентий сразу после окончания ча-ча-ча и принялся сгонять нас в центр зала. – Таа-а-ак, ты сюда, а ты сюда, ты, с розой, чуть-чуть влево, дай я тебя немного подвину, отлично! Ты в первый ряд, а ты присядь… Все? Теперь глядите вон туда, мы делаем фотосъемку для рекламных материалов!

Логично. Повседневная одежда и повседневная одежда с фартучками – это не так хорошо для рекламных материалов, как платья разных эпох.

Фотоаппараты все щелкали и щелкали, а я вдруг поняла, что хорошее настроение куда-то уходит. Утекает сквозь пальцы, испаряется… Я внезапно ощутила, насколько сильно устала. Заболела щиколотка на ноге, в ушах зазвенело, воздуха стало не хватать совсем. Может, ну его к черту, это танго?

Но пока я колебалась, Вадим оказался совсем близко – как обычно, подкрался сзади беззвучно и незаметно – и приобнял меня за талию.

– Вы обещали мне танец, прекрасная леди.

– Да… – я замялась. Мысли почему-то стали медленные и неповоротливые, не хотелось ни шутить, ни острить в ответ. Но я все равно попыталась. – Однако у меня уже есть кавалер.

И подняла руку с розой.

В ответ Вадим ответил:

– У каждого свои недостатки!

Взял цветок в зубы, улыбнулся мне, и мы начали танцевать.