Любовь, ведьма и котики

– Вау!

Подбегая к метро, я весело помахала рукой Карлосу и Кларе – их присутствие в небе всего за несколько дней стало привычным и очень приятным. Ощущение того, что мы банда, мы на одной волне и поддержка с воздуха обеспечена, очень грело душу. Даже думать не хотелось о том, что бы было, если б Сигизмунд решил приставить ко мне каких-нибудь скучных и назидательных… ммм, пеликанов. Или альбатросов. Или воробьиных денди с девизом «Шуткам НЕТ!» Бррр.

В кои-то веки я не опоздала. Явилась за пять минут до отплытия со стаканчиком кофе, доедая булочку. Третью по счету. До булочек, кстати, была коврижка. Заряд утренней сладости привел меня в окончательно хорошее настроение, и сердце даже не екнуло, когда я подходила к эльфу и Бэмби. Ну, почти не екнуло.

У причала покачивались четыре «Метеора». Три одинаковых, блестящих на солнце свежей краской, сияющие металлическими деталями на палубах так, что глазам больно. Вдоль бортов тянулась надпись красивым шрифтом с виньетками: «Любовь на вылет». Четвертый же был не столь впечатляющим. Выглядел он как пыльная дворняжка, которая забрела на выставку породистых собак. Видавший виды, давно не крашенный, с мутными стеклами, и даже швартовочный канат был явно потертым и очень старым.

– Спорим, – спросила Алла, – что именно на нем поедет Иннокентий?

– Точно, – поддержала Барби.

– Почему? – Я правда не понимала.

– Потому что он будет снимать нас по дороге туда. А что нужно делать для того, чтобы самая грязная посудина не попала в кадр? Правильно, поставить именно на ней камеру!

– Главное, чтобы не особо командовал «посмотрите налево, посмотрите направо», – пробормотала я, натягивая куртку. К нам уже приближалась процессия с Игорем во главе. – Хочу по дороге любоваться видами, а не позировать.

– Не докричится, – усмехнулась Алла. – Не бойся. Тут без тебя найдется куча желающих позировать. Будут томно опираться на перила, романтически смотреть вдаль и думать о том, что чем чаще светишься на экране, тем больше шансов дожить до финала.

– Дожить до финала? – подозрительно спросила я.

– Вылет из шоу как маленькая смерть, – торжественно проговорил злой эльф и потянул нас к ближайшему «Метеору».

Организаторы шоу и операторы действительно оккупировали старую посудину. И, когда мы все загрузились, Игорь вооружился мегафоном и прогремел так, что вздрогнули не только мы, но и все прогуливающиеся рядом туристы:

– Мы едем в Петергоф!

Упс. Кому-то достанется туесок. Я достала телефон и стала писать Зинчику, слушая вполуха про красоту паркового комплекса и фонтаны, к которым нам нельзя будет подходить после того, как выдадут костюмы.

Но едва сообщение было отправлено, как Игорь завершил свою речь на торжественной ноте:

– Место действия – дворец Монплезир!

Упс. Не тот дворец. Похоже, что один-один. Зелье очарования в обмен на волшебную корзиночку.

Пока я писала Зинчику второе сообщение, «Метеоры» успели отойти от причала, медленно развернуться и полететь над водной гладью. Я с наслаждением закрыла глаза, чувствуя, как брызги целуют лицо. Виу! Мы плывем в Петергоф! Я буду танцевать на балу в настоящем замке! Чайки над моей головой весело кувыркались в воздухе, гоняясь друг за другом, солнце играло с облаками в пятнашки, и день обещал быть волшебным.

Как и предсказывала Алла, Иннокентий метался туда-сюда вдоль борта своего кораблика, раздавал указания операторам и, казалось, успевал заснять все и вся. Изредка он хватал мегафон и громко просил всех принять изящные позы, но в целом это совсем не портило настроения.

Алла стояла, закрыв глаза и раскинув руки, как будто пыталась обнять встречный ветер. По-русалочьи длинные волосы красиво развевались по воздуху, и, думаю, Иннокентий наконец сумел снять идеальные кадры. Без злого лица.

Барби смотрела на воду и о чем-то думала. Потом тронула меня за локоть:

– Как думаешь, небось Александр на машине туда приедет?

– Если только Иннокентий тайком не пронес его в мешке на борт заранее и не погрузил в трюм.

– Жаль, – она повела плечами. – Знаешь, странно, я ж давно в этом бизнесе и знаю, как что делается, а все равно жаль… Нам же к миллионеру толком подойти не дают. Ни познакомиться, ни узнать его получше. Я даже не говорю о чувствах… да просто перекинуться парой слов бы… А в итоге для зрителей это будет выглядеть совсем по-другому. Все смонтируют так, что на экране будет и романтика, и томные взгляды, и волнение… Только кого волнует, что чувств за ними нет?

– Ага, – кивнула Алла, не открывая глаз. – Любовь-то где?

– В сценарии, – ответила я. – Только нам его почитать не дадут.

– А хотелось бы. Заранее бы знали, кто назначен главной героиней, кто ее подругой, а кто жертвой.

Я повернула голову к Алле и посмотрела на ее профиль, сложенный из острых углов, будто вырезанный из белой бумаги. Хотелось бы знать, шутит она или серьезно.

А Барби вздохнула и разжала кулак, отпуская в полет маленькую фиолетовую звездочку.

– Что это?

– Счастливый цветочек. Сирень. Думаю… пусть нам повезет.

Сирень и вода. Семь мостов. Меня настигло острое чувство дежавю, и наш «Метеор» мягко подпрыгнул на волне и пошел широкой дугой, взрезая носом белые барашки пены. А впереди, на горизонте, светилась под брюхом серой тучи огромная радуга.

Говорим «Петергоф» – подразумеваем фонтаны, говорим «фонтаны» – подразумеваем Петергоф. Так вот. Первое, что нам сказали, когда мы перебрались с «Метеоров» на твердую землю, – это «ни в коем случае к фонтанам не подходить!»

Я даже удивилась, что никто громко не возмутился.

– А для тех, кто собирается нарушить запрет, – желчно добавила Ангелина, глядя почему-то именно на меня, – у меня напоминание: загляните в свой договор и убедитесь, что порча казенного имущества облагается штрафом.

Ааа! Вот реально, так и сказала. Порча казенного имущества.


– Такое впечатление, – сказала Алла, вроде как ни к кому не обращаясь, но так звонко, что услышали все, – что мы беспризорницы, которых по капризу великого князя привезли с городских улиц на летнюю дачу. А прислуга перепугалась, что мы сейчас все розы повыдергаем и фонтанчики питьевые засорим, вот и бесится.

– Не, вы реально боитесь? – поддержала я. – Что мы сломаем фонтаны, которые стоят уже многие десятилетия под напором тысяч туристов?

– Не фонтаны, – закатила глаза Ангелина. – Не фонтаны.

И молча повела нас к Монплезиру. Выглядела она при этом как утка-чайлдфри, на шею которой повесили всех утят, а утята ведут себя как хотят. Вместо того, чтобы послушно вышагивать следом и чинно покрякивать. Поэтому, заходя во дворец, я не могла не сказать:

– Кря-кря!

Сделала всего несколько шагов и застыла, улыбаясь. Этот маленький дворец был словно соткан из света и морского ветра. Панорамные окна выходили на залив, и синяя даль отражалась во всех зеркалах, начищенных канделябрах и лакированных портретах. Пол был выложен черно-белой шахматной плиткой, и мне тут же захотелось то ли прыгать по квадратикам на одной ноге, играя в классики, то ли ходить конем. Или слоном. Да кем угодно. Потому что дворец был живым, настоящим и будто сразу переносил своих гостей в сказочные, уютные, нездешние времена. Я даже не сразу поняла почему…

– Обалдеть, какие у них связи, – проговорила Алла.

– Ммм?

– Все таблички и музейные шнуры убраны.

– Даа, – Барби глядела по сторонам, приоткрыв рот от восхищения. – Или у них очень много денег.

– Так миллионер же, – улыбнулась я.

Действительно, без музейных работников-церберов, без расставленных в углах залов стульев, без канатов, запрещающих табличек и аудиогидов дворец оказался уютным, теплым, солнечным… каким-то донельзя настоящим. Я даже на миг забыла, что это все реалити-шоу и понарошку. Но мне быстро напомнили.

Ангелина вышла в центр зала и прокричала:

– Подходите по одной, тяните жребий! Потом по галерее направо, там несколько комнат выделили под гримерные. Вас переоденут и уложат волосы.

Да, последнее точно не помешало бы после поездки на «Метеоре». Особенно если половину дороги вы на носу судна играли в постмодернистское переосмысление «Титаника». Самым трудным оказалось держать серьезное лицо, когда в него фигачит ветер, а ты такая в роли Леонардо ди Каприо, но не того, который юн и прекрасен, а того, который убил медведя за «Оскар» и теперь как бы с этим медведем в обнимку стоит. Короче, ржали мы так, что чуть не свалились за борт.

Жребий прятался в записках, записки – в печеньке с предсказанием, а печеньки – в громадной черной шляпе. Наверняка распределяющей.

– Скажите, – шепнула я шляпе, доверительно взяв ее за обвисшие поля. – Неужели в Хогвартсе так мало платят, что приходится брать халтурку внутрь себя?

– Очередь не задерживайте, пожалуйста, – прошипела Ангелина, и я решила, что они со шляпой в доле, получили тут откат, обстряпали выгодное дельце и теперь боятся, что их раскроют. Пфф. Как будто у меня других дел мало.

Я разломала свое печенье, развернула бумажку и увидела: «Англия, 1870». Если бы я получше разбиралась в истории моды, то уже в этот момент ощутила бы непреодолимое желание сбежать к фонтанам, покинув бал до его начала. А так я доверчиво пошла в руки костюмеров, еще не зная о своей тяжкой участи.

– Ух ты! – восхитилась Барби. – Какой у тебя бант на попе! Даже стыдно как-то называть его просто «бант». Бантище в квадрате!

– Да и попу эту хочется как-то поторжественнее обозначить… – присоединилась Алла. – Сколько там слоев драпировки? Три? Четыре?

– Ха, – лаконично ответила я. Потому что длинными предложениями говорить не хотелось.

Корсет был затянут настолько туго, что и дышать-то получалось через раз. Не то что вести содержательные разговоры. Из-за турнюра сзади я не чувствовала собственных габаритов и уже снесла на пол кисточки для макияжа (в гримерной), скатерть (со столика в коридоре) и чуть не свалила картину (со стены в зале). Трех приключений – в буквальном смысле приключений на свою попу – мне хватило, чтобы понять: надо держаться в центре комнаты и ни в коем случае не подходить к мебели и стенам. Иначе уроню какую-нибудь казенную вазу и получу такой штраф, что придется точно выигрывать, окольцовывать Александра и получать доступ к его деньгам. А то своих явно не хватит.

Еще веселья добавляли длинные перчатки выше локтей на мелких жемчужных пуговках. Их постоянно хотелось стянуть, бесила невозможность прикоснуться голыми подушечками пальцев к перилам на террасе, к спинке стула, к руке подруги, да хотя бы к подолу самого платья! Оно было, безусловно, красиво. Молочно-золотистого цвета, из плотной шелковистой ткани, с роскошными кружевами и драпировками сзади. А кудри уложили так ловко, потратив несколько десятков шпилек и полбаллончика лака, что из зеркал теперь на меня глядела не озорная растрепанная девица, а настоящая викторианская красавица. Даже волосы будто потемнели и стали не рыжие, а каштаново-красные, донельзя благородного цвета. Но, несмотря на всю эту красоту и волшебное преображение, я просто задыхалась в футляре из ткани, тщательно упакованная и затянутая с ног до головы, отрезанная от обычного восприятия мира. Как же хорошо, что я живу сейчас, а не тогда!

Алле и Барби повезло больше.

Эльф щеголял в темно-зеленом суконном платье тринадцатого века. Очень длинные рукава и шлейф подметали пол, но больше никаких неудобств у Аллы не было. Причем этот костюм ей удивительно шел. Если я толком не узнавала себя в зеркале, то она, казалось, так вот и ходила всю жизнь… просто мы раньше не замечали. И еще очень, очень не хватало острых ушей!

А Барби досталось «Чикаго, 1920» и переливающееся блестками золотисто-черное платье по колено. На голове – ленточка с пером, на подоле – позвякивающая бахрома из бусин, в руках – сигарета с длинным мундштуком. Ау, Голливуд, я уже иду тебя покорять! А еще длинные бусы в несколько рядов и чулки в сеточку. Идеальный образ для мюзикла.

– Мы оба держались за пистолет[4], – промурлыкала Барби в такт моим мыслям, и я до ужаса отчетливо поняла, насколько сильно не хочу, чтобы кто-нибудь – или она, или Алла – играл против меня. Это было бы настолько несправедливо и обидно, что…

– Охх, – перебила Барби мои дурацкие мысли, поднимая глаза.

Я оглянулась и увидела, как в зал, наполненный красавицами из разных эпох и стран, торжественно заходят кавалеры. Все они были одеты по моде девятнадцатого века: бархатные и шелковые жилеты с вышивкой, узкие сюртуки и шейные платки, заколотые роскошными брошами, прямые темные брюки и остроносые блестящие туфли…

– Нечестно, – прошептала Алла. – Почему они схалтурили? Не все века представлены! Я бы поглядела на господ в модных гульфиках или пышных шароварах.

Но господа схитрили не только в этом. Все они были в черных бархатных масках, закрывающих половину лица. И понять, где тут у нас миллионер, не было решительно никакой возможности. Разве что по голосу…

– Внимание-внимание! – В центр зала вышел блондин в маске, интонациями подозрительно напоминающий Игоря. – Сейчас будет играть музыка… Танцы разных эпох и стилей. Если вы готовы танцевать и хотите, чтобы вас пригласили, то остаетесь стоять ближе к центру. Если хотите отдохнуть или не знаете танца, отходите, пожалуйста, поближе к стене. Видите, очень простые правила!

Очень, очень простые. С моим решением держаться от стен подальше я, похоже, буду плясать весь день напролет совсем без отдыха и возможности перевести дух. В корсете, угу. Осталось только понять, как это делать с такой огромной жо… то есть турнюром.

И тут откуда-то из-под потолка полилась музыка. Первые аккорды венского вальса. Действительно, с какой еще мелодии начинать настоящий бал?

Алла быстро подобрала подол и отступила к стене, Барби подхватил и закружил один из одинаковых красавчиков, а в мою попу разом врезались две пары танцующих.

– Извините!

– Ах, это вы извините!