Любовь с чистого листа
Часть 27 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она даже не заметила мое приветствие, просто стоит, вперившись взглядом в Ларк. Быстро оглядывает гостиную, будто ищет, где тут переносная палатка. Это странновато выглядит, но я ее понимаю. У меня-то был шанс подготовиться к встрече с Ларк.
– Это Ларк Таннен-Фишер, – зачем-то добавляю я. – Она…
– Принцесса Фредди, – заканчивает за меня Сибби, и это… ну, совершенно не то, что я хотела сказать.
Ларк моргает.
– В смысле, – продолжает Сибби, – это был наш любимый фильм.
Я в удивлении смотрю на Сибби. Мы уже давно не называли ничего «нашим любимым»… Хотя она наверняка все еще не совсем осознает, что говорит.
– Ну, – говорит Ларк, вставая и разглаживая рубашку (черную). Теперь она выглядит так, будто на нее направили камеру. – Спасибо вам большое.
– Ларк, это Сибби, моя…
– Сибил, – поправляет она меня, бросая свой чемоданчик и ступая навстречу Ларк с вытянутой рукой. Они жмут руки: Сибби широко улыбается, а Ларк стоит и все еще делает вид, будто перед ней камера. Такое ощущение, что она вот-вот скажет, от какого дизайнера ее сегодняшний наряд или «как она просто счастлива быть среди номинантов».
Мне неловко за Ларк и очень жаль Сибби, потому что когда шок спадет, она тут же разозлится на себя за то, что назвала Ларк принцессой Фредди. И ее точно не порадует вид стрелочки на левом веке. Она будет думать, как хотела бы в этот момент оказаться в чистой футболке.
– Я работаю над проектом для Ларк, – говорю я, кладя конец этому, кажется, тысячелетнему молчанию. – Она недавно в городе.
– Ой. Как здорово. Наша Мэг лучше всех.
«Наша Мэг»? Она уже дважды произнесла «наш» за пару минут, а «наша Мэг» вообще смысла не имеет, если только Сибил не «наше величество» королева страны под названием Саркастия, потому что это вообще не комплимент, судя по тону.
– Это верно, – говорит Ларк, и, кажется, она тоже уловила тон, потому что мельком посмотрела на меня. – Приятно с вами познакомиться.
– Да, мне тоже, – отвечает Сибби, внезапно приняв равнодушный, незаинтересованный вид. – Добро пожаловать в город.
– Спасибо, – так же холодно отвечает Ларк и поворачивается ко мне. – Мэг, я позвоню, хорошо?
– Да! – восклицаю я, пробираясь вперед и ведя ее к двери через брошенный багаж Сибби. Прощаясь с Ларк, я спиной чувствую, как Сибби маячит там живой тенью. И пусть мы месяцами живем в квартире номер неловкость, в этот раз она не станет играть отстраненную вежливость, будто все в порядке.
Я разворачиваюсь, она стоит со скрещенными на груди руками, склонив голову набок, щеки пылают.
– Значит, принцесса Фредди, – спрашивает она тем же вызывающим тоном.
Это так бесит, что мне хочется поправить ее, сказать: «Ее зовут Ларк», – но я просто пожимаю плечами.
– Да, недавно начала этот проект.
– Я типа поверить не могу, что ты ничего мне об этом не сказала.
Я инстинктивно открываю рот, чтобы извиниться, взять всю вину на себя или, по крайней мере, избавить ее от ответственности. Можно сказать: «Я была так занята» или: «Она очень переживает за конфиденциальность».
Однако я сжимаю губы и вспоминаю, что именно этой возможности и ждала всю неделю. Сама ситуация, конечно, не совсем то, к чему я готовилась, но сделать это придется, и сейчас, возможно, самый подходящий момент. Даже несмотря на ее поведение сейчас, я знаю, каково ей. Ей стыдно и больно, но она все еще моя лучшая подруга.
Я должна все исправить.
– В последнее время тебя сложно застать, чтобы поговорить, – говорю я.
Она глазеет на меня.
– Ты могла отправить сообщение.
Кажется, говор Саркастии заразен, потому что мне сразу же хочется ответить: «Ты привыкла решать проблемы сообщениями, но не я». Однако я делаю вдох и стараюсь успокоить вполне ожидаемое урчание в животе.
– Я не хочу общаться с тобой одними сообщениями, – говорю я.
Повисает долгое молчание, Сибби просто смотрит на меня, будто стараясь понять, стоит ли вступать в выяснение отношений.
У меня разбивается сердце, когда вместо ответа она только пожимает плечами, опустив руки, и подходит к сумкам.
– Думаю, мы обе были довольно заняты.
Я делаю шаг вперед, к ее чемодану.
Потому что она того стоит, для меня.
– Си, не надо. Давай наконец поговорим.
Она встает, снова скрещивая руки, но я-то знаю: она удивлена.
– Слушай, я знаю, что у нас все стало как-то странно из-за моего переезда.
– У нас все не из-за этого странно. Все было странно месяцами. И я больше не хочу притворяться, что все нормально.
Ее лицо смягчается, взгляд падает на наш обшарпанный пол.
– Это, наверное… ну, знаешь, как бывает, когда у тебя новые отношения. Мы с Элайджей…
– Элайджа тут ни при чем. Это началось до него, и ты это знаешь.
Мягкость пропадает с ее лица. Она вздергивает подбородок.
– Мэг, не раздувай из мухи слона. Я изменилась, ты изменилась. Такое случается.
«Знаешь, как бывает»? «Такое случается»? Как будто она меня учит дружбе. А конкретно, нашей дружбе. Однажды я держала волосы этой женщине, когда ее вырвало от винного напитка на выпускном. Я ползала на коленях в метро на Юнион-сквер, ища ее любимые серьги, хотя они стоили всего пятнадцать долларов. Я возненавидела каждого, кто хоть раз причинил ей зло. Я знаю, что такое дружба.
И я не раздуваю из мухи слона.
– С нами не случается, – произношу я в гордости от того, насколько спокойно с ней общаюсь. – Я хочу знать, что изменилось. Почему ты больше не хочешь проводить со мной время. Почему перестала рассказывать о своих делах. Почему постоянно уходишь от разговора.
– Все наладится, когда перееду, ладно?
В замешательстве я хмурю бровь.
– Каким образом наладится? Как, по-твоему, мы станем больше времени проводить вместе?
Она раздраженно выдыхает.
– Просто забудь, ладно?
Я такое уже слышала. От родителей, особенно в последний год жизни с ними. От себя – каждый раз, как хотела избежать тяжелого разговора. «Просто забудь, Мэг»… часть меня хочет повиноваться.
Но я изменилась. Я больше не только защищаю себя. Я давлю, я тренируюсь. Я остаюсь.
– Нет, не могу.
Долгие секунды мне кажется, что она не ответит. Просто развернется и уйдет в свою заставленную комнату. В таком случае мне придется просто принять это. Я не могу принудить ее говорить со мной, спорить со мной. Зато буду знать, что хотя бы пыталась.
– Я хочу разобраться в этом, Си. Хуже, чем было последние месяцы, уже не станет.
– Я завидую, ясно? – перебивает она меня. Но голос звучит не так грустно и виновато, как подобает словам. Представляю это «завидую» в виде меча: «з» как красивую, резную рукоять, от которой, сужаясь, тянутся косые, остроконечные буквы, постепенно сужаясь к самой острой и болезненной точке.
Я смотрю на нее, в удивлении моргая.
– Завидуешь?
Это невозможно. Только не с нами с Сибби. Мы же сами смеялись над такими девчонками. И всегда отвергали подобное поведение, воспевая достижения друг друга. Всегда, пока…
– Это из-за моего дела? – пытаюсь угадать я. Вспоминаю, с чего все началось несколько месяцев назад. В «Таймс» вышла статья, мы с Сибби поужинали в крутом ресторане, в каких обычно надо заранее бронировать столик. Пили шампанское. Сказали тост «планировщику Парк-Слоуп» и сходили на спектакль, куда очень давно хотели попасть. Она радовалась моему успеху. Но потом…
Потом она и правда начала отдаляться.
Поначалу чувствую облегчение. Зависть – ужасное чувство для друзей, но мы с Сибби можем ее пережить. Если я скажу, какое давление чувствовала от долгого чувства одиночества и изолированности. Как переживала из-за ступора, дедлайна по проекту «Счастье сбывается». Если бы она знала…
Затем она саркастично, раздраженно усмехается – и облегчение пропадает.
– Да, конечно, из-за твоего дела, – говорит она. – Твоей жизни.
– А при чем тут моя жизнь?
Сибби закрывает глаза, мотает головой, и мне кажется, что она пойдет на попятную и закончит разговор.
Но затем она их открывает.
– НьюЙорк был моей мечтой, Мэг, – продолжает она суровым, подернутым грустью тоном. – Всю свою жизнь я мечтала приехать сюда. Я люблю тебя и рада, что ты добилась успеха. Но… – она замолкает, и на кошмарную, ничтожную секунду ее подбородок дрожит. Я инстинктивно шагаю к ней, но она останавливает меня рукой.
– А я после всех этих лет все еще сижу с детьми. Хотя годами брала уроки вокала и танцев. И пригодились они, только чтобы развлекать двух детишек, которые меня к следующему лету даже помнить не будут, потому что к ним приставят новую версию мисс Мичелучи.
Я не первый раз слышу об этом. Мы с Сибби немало говорили о ее разбитых надеждах и разочарованиях. Вместе плакали над проваленными прослушиваниями, болтали о работе нянечки, всех ее недостатках. Но первый раз она ставит мне это в вину. И это ужасно.
– Я так старалась выбраться в НьюЙорк, Мэг. А тебе даже город не нравился. Но ты… влюбилась в него.
По моему лицу, видимо, скользнула тень внутреннего опустошения от того, что Сибби так думает обо мне и моей работе. Она прикладывает руку ко лбу и трет его в утомлении.
– Слушай, я знаю, что ты стараешься. Знаю. Но за год после переезда сюда перед тобой уже выстроилась очередь из клиентов. А потом мы переехали в Бруклин и даже оглянуться не успели, как ты стала местной знаменитостью. И запустила совершенно новый тип бизнеса. Выдыхая, она издает усталый смешок и смотрит на диван, где мы с Ларк сидели.
– Это Ларк Таннен-Фишер, – зачем-то добавляю я. – Она…
– Принцесса Фредди, – заканчивает за меня Сибби, и это… ну, совершенно не то, что я хотела сказать.
Ларк моргает.
– В смысле, – продолжает Сибби, – это был наш любимый фильм.
Я в удивлении смотрю на Сибби. Мы уже давно не называли ничего «нашим любимым»… Хотя она наверняка все еще не совсем осознает, что говорит.
– Ну, – говорит Ларк, вставая и разглаживая рубашку (черную). Теперь она выглядит так, будто на нее направили камеру. – Спасибо вам большое.
– Ларк, это Сибби, моя…
– Сибил, – поправляет она меня, бросая свой чемоданчик и ступая навстречу Ларк с вытянутой рукой. Они жмут руки: Сибби широко улыбается, а Ларк стоит и все еще делает вид, будто перед ней камера. Такое ощущение, что она вот-вот скажет, от какого дизайнера ее сегодняшний наряд или «как она просто счастлива быть среди номинантов».
Мне неловко за Ларк и очень жаль Сибби, потому что когда шок спадет, она тут же разозлится на себя за то, что назвала Ларк принцессой Фредди. И ее точно не порадует вид стрелочки на левом веке. Она будет думать, как хотела бы в этот момент оказаться в чистой футболке.
– Я работаю над проектом для Ларк, – говорю я, кладя конец этому, кажется, тысячелетнему молчанию. – Она недавно в городе.
– Ой. Как здорово. Наша Мэг лучше всех.
«Наша Мэг»? Она уже дважды произнесла «наш» за пару минут, а «наша Мэг» вообще смысла не имеет, если только Сибил не «наше величество» королева страны под названием Саркастия, потому что это вообще не комплимент, судя по тону.
– Это верно, – говорит Ларк, и, кажется, она тоже уловила тон, потому что мельком посмотрела на меня. – Приятно с вами познакомиться.
– Да, мне тоже, – отвечает Сибби, внезапно приняв равнодушный, незаинтересованный вид. – Добро пожаловать в город.
– Спасибо, – так же холодно отвечает Ларк и поворачивается ко мне. – Мэг, я позвоню, хорошо?
– Да! – восклицаю я, пробираясь вперед и ведя ее к двери через брошенный багаж Сибби. Прощаясь с Ларк, я спиной чувствую, как Сибби маячит там живой тенью. И пусть мы месяцами живем в квартире номер неловкость, в этот раз она не станет играть отстраненную вежливость, будто все в порядке.
Я разворачиваюсь, она стоит со скрещенными на груди руками, склонив голову набок, щеки пылают.
– Значит, принцесса Фредди, – спрашивает она тем же вызывающим тоном.
Это так бесит, что мне хочется поправить ее, сказать: «Ее зовут Ларк», – но я просто пожимаю плечами.
– Да, недавно начала этот проект.
– Я типа поверить не могу, что ты ничего мне об этом не сказала.
Я инстинктивно открываю рот, чтобы извиниться, взять всю вину на себя или, по крайней мере, избавить ее от ответственности. Можно сказать: «Я была так занята» или: «Она очень переживает за конфиденциальность».
Однако я сжимаю губы и вспоминаю, что именно этой возможности и ждала всю неделю. Сама ситуация, конечно, не совсем то, к чему я готовилась, но сделать это придется, и сейчас, возможно, самый подходящий момент. Даже несмотря на ее поведение сейчас, я знаю, каково ей. Ей стыдно и больно, но она все еще моя лучшая подруга.
Я должна все исправить.
– В последнее время тебя сложно застать, чтобы поговорить, – говорю я.
Она глазеет на меня.
– Ты могла отправить сообщение.
Кажется, говор Саркастии заразен, потому что мне сразу же хочется ответить: «Ты привыкла решать проблемы сообщениями, но не я». Однако я делаю вдох и стараюсь успокоить вполне ожидаемое урчание в животе.
– Я не хочу общаться с тобой одними сообщениями, – говорю я.
Повисает долгое молчание, Сибби просто смотрит на меня, будто стараясь понять, стоит ли вступать в выяснение отношений.
У меня разбивается сердце, когда вместо ответа она только пожимает плечами, опустив руки, и подходит к сумкам.
– Думаю, мы обе были довольно заняты.
Я делаю шаг вперед, к ее чемодану.
Потому что она того стоит, для меня.
– Си, не надо. Давай наконец поговорим.
Она встает, снова скрещивая руки, но я-то знаю: она удивлена.
– Слушай, я знаю, что у нас все стало как-то странно из-за моего переезда.
– У нас все не из-за этого странно. Все было странно месяцами. И я больше не хочу притворяться, что все нормально.
Ее лицо смягчается, взгляд падает на наш обшарпанный пол.
– Это, наверное… ну, знаешь, как бывает, когда у тебя новые отношения. Мы с Элайджей…
– Элайджа тут ни при чем. Это началось до него, и ты это знаешь.
Мягкость пропадает с ее лица. Она вздергивает подбородок.
– Мэг, не раздувай из мухи слона. Я изменилась, ты изменилась. Такое случается.
«Знаешь, как бывает»? «Такое случается»? Как будто она меня учит дружбе. А конкретно, нашей дружбе. Однажды я держала волосы этой женщине, когда ее вырвало от винного напитка на выпускном. Я ползала на коленях в метро на Юнион-сквер, ища ее любимые серьги, хотя они стоили всего пятнадцать долларов. Я возненавидела каждого, кто хоть раз причинил ей зло. Я знаю, что такое дружба.
И я не раздуваю из мухи слона.
– С нами не случается, – произношу я в гордости от того, насколько спокойно с ней общаюсь. – Я хочу знать, что изменилось. Почему ты больше не хочешь проводить со мной время. Почему перестала рассказывать о своих делах. Почему постоянно уходишь от разговора.
– Все наладится, когда перееду, ладно?
В замешательстве я хмурю бровь.
– Каким образом наладится? Как, по-твоему, мы станем больше времени проводить вместе?
Она раздраженно выдыхает.
– Просто забудь, ладно?
Я такое уже слышала. От родителей, особенно в последний год жизни с ними. От себя – каждый раз, как хотела избежать тяжелого разговора. «Просто забудь, Мэг»… часть меня хочет повиноваться.
Но я изменилась. Я больше не только защищаю себя. Я давлю, я тренируюсь. Я остаюсь.
– Нет, не могу.
Долгие секунды мне кажется, что она не ответит. Просто развернется и уйдет в свою заставленную комнату. В таком случае мне придется просто принять это. Я не могу принудить ее говорить со мной, спорить со мной. Зато буду знать, что хотя бы пыталась.
– Я хочу разобраться в этом, Си. Хуже, чем было последние месяцы, уже не станет.
– Я завидую, ясно? – перебивает она меня. Но голос звучит не так грустно и виновато, как подобает словам. Представляю это «завидую» в виде меча: «з» как красивую, резную рукоять, от которой, сужаясь, тянутся косые, остроконечные буквы, постепенно сужаясь к самой острой и болезненной точке.
Я смотрю на нее, в удивлении моргая.
– Завидуешь?
Это невозможно. Только не с нами с Сибби. Мы же сами смеялись над такими девчонками. И всегда отвергали подобное поведение, воспевая достижения друг друга. Всегда, пока…
– Это из-за моего дела? – пытаюсь угадать я. Вспоминаю, с чего все началось несколько месяцев назад. В «Таймс» вышла статья, мы с Сибби поужинали в крутом ресторане, в каких обычно надо заранее бронировать столик. Пили шампанское. Сказали тост «планировщику Парк-Слоуп» и сходили на спектакль, куда очень давно хотели попасть. Она радовалась моему успеху. Но потом…
Потом она и правда начала отдаляться.
Поначалу чувствую облегчение. Зависть – ужасное чувство для друзей, но мы с Сибби можем ее пережить. Если я скажу, какое давление чувствовала от долгого чувства одиночества и изолированности. Как переживала из-за ступора, дедлайна по проекту «Счастье сбывается». Если бы она знала…
Затем она саркастично, раздраженно усмехается – и облегчение пропадает.
– Да, конечно, из-за твоего дела, – говорит она. – Твоей жизни.
– А при чем тут моя жизнь?
Сибби закрывает глаза, мотает головой, и мне кажется, что она пойдет на попятную и закончит разговор.
Но затем она их открывает.
– НьюЙорк был моей мечтой, Мэг, – продолжает она суровым, подернутым грустью тоном. – Всю свою жизнь я мечтала приехать сюда. Я люблю тебя и рада, что ты добилась успеха. Но… – она замолкает, и на кошмарную, ничтожную секунду ее подбородок дрожит. Я инстинктивно шагаю к ней, но она останавливает меня рукой.
– А я после всех этих лет все еще сижу с детьми. Хотя годами брала уроки вокала и танцев. И пригодились они, только чтобы развлекать двух детишек, которые меня к следующему лету даже помнить не будут, потому что к ним приставят новую версию мисс Мичелучи.
Я не первый раз слышу об этом. Мы с Сибби немало говорили о ее разбитых надеждах и разочарованиях. Вместе плакали над проваленными прослушиваниями, болтали о работе нянечки, всех ее недостатках. Но первый раз она ставит мне это в вину. И это ужасно.
– Я так старалась выбраться в НьюЙорк, Мэг. А тебе даже город не нравился. Но ты… влюбилась в него.
По моему лицу, видимо, скользнула тень внутреннего опустошения от того, что Сибби так думает обо мне и моей работе. Она прикладывает руку ко лбу и трет его в утомлении.
– Слушай, я знаю, что ты стараешься. Знаю. Но за год после переезда сюда перед тобой уже выстроилась очередь из клиентов. А потом мы переехали в Бруклин и даже оглянуться не успели, как ты стала местной знаменитостью. И запустила совершенно новый тип бизнеса. Выдыхая, она издает усталый смешок и смотрит на диван, где мы с Ларк сидели.