Лягушачий король
Часть 73 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я кружила между яблоневых стволов, изгибающихся, как цифры на часах, кружила, словно заблудившаяся секундная стрелка, потерявшая свое время. События последних дней вновь предстали в другом свете. В зависимости от того, какие лампы направлял на сцену осветитель, я из зрительного зала наблюдала разные картины, хотя декорации не менялись.
Драка с Григорием, не дававшая мне покоя… Она случилась из-за того, что Илья все знал? Он дал выход тоске и ярости, сорвав гнев на первом, кто подвернулся под руку.
Пока я делала все, чтобы защитить свою семью, мой муж делал все, чтобы защитить свою мать.
Я сообразила, как было совершено убийство. Я нашла подтверждение своим догадкам. Я наняла частного детектива там, где сама оказалась бессильна. Шаг за шагом, ужасаясь увиденному, я продвигалась в поисках ответа.
А мой муж в это время строил песочные замки.
Если бы могла, я бы засмеялась.
Он не собирался рассказывать мне правду. Нашим детям предстояло играть рядом с его обезумевшей матерью, расти рядом с ней, неизбежно вызывать ее злость… Я считала, что привязанность Ильи к родителям болезненна, как болезненно все, щедро удобренное нелюбовью в процессе роста. Но я не могла даже вообразить, что она приняла такую уродливую форму.
«Неужели вы в самом деле думаете, что знали своего мужа?»
Устав от мельтешения стволов, я ушла к бане. Она стоит так, что из окон не просматривается ее крыльцо. Там-то я и села, слушая гомон детей на соседней улице.
Песочный город моего мужа.
Все это время я жила в песочном замке.
Интересно, Илья меня хотя бы любит?
За все годы брака я ни разу не задалась этим вопросом. Мне казалось, я дышу его любовью, существую в ней; всю мою жизнь пропитывала безусловная любовь Ильи, и не было дня, когда я была бы несчастна. Страдала – да! Плакала – время от времени! Злилась, кляла его семейство и моего безвольного мужа – что ж, было и такое.
И при этом я оставалась счастливой женщиной.
Сегодня все закончилось. Невозможно доверять человеку, который принял к сведению, что его мать совершила убийство, и стал жить-поживать дальше, как ни в чем не бывало. Чем бы он ни объяснял себе, что мы в безопасности, какие бы обоснования ни приводил, это уже не имело значения.
Прежде я жалела Илью. Теперь во мне поднялся безудержный гнев.
Будь ты проклят со своей семьей! Со своей муравьиной маткой, жиреющим божеством, что питается вашими жизнями! До чего же гнусна ваша добровольная слепота и ваше дешевое всепрощение, за которым стоит только страх быть отлученным от мамочкиной милости.
Вы, все трое – нищие! Побирушки, довольствующиеся объедками того, что вы принимаете за любовь! Ради этих объедков любой из вас предаст то, что имеет.
Я представила, как Ульяна бормочет Илье: «Сынок, ты единственный, кому я могу доверять…»
К черту!
Горите сами в своем уютном семейном аду с шашлыками!
Я встала и пошла к коттеджу быстрым шагом. Мне предстоит развод. Нельзя рубить сгоряча и прыгать в эту бурную реку, не приготовив ни плота, ни спасательного жилета. Для начала – поговорить с нашим юристом, спросить, нет ли у него дельных коллег, специализирующихся на семейном праве. Затем…
Я взбежала на крыльцо, и навстречу мне вышел сонный взлохмаченный Илья.
– А я тебя везде ищу, – с улыбкой сказал он. – Где гуляет Тигр-Мыгр?
Я встала как вкопанная. Меня словно окатили водой.
Это было, когда Еве исполнился год. Мы оставили ее на вечер с моей подругой, а сами отправились гулять. В парке толпился народ, было шумно, как на ярмарке, и этим беспечным летним весельем нас с Ильей подхватило и понесло.
Запыхавшиеся, смеющиеся, мы остановились возле какой-то палатки. И там Илья купил мне самую уродливую игрушку, какую только можно вообразить, – тигра в желтую полоску. Из шва на брюхе лез синтепон. Проволочный хвост загибался крендельком. Это был самый дурацкий тигр из всех мною виденных. Мы хохотали над этим мизераблем как безумные, а потом в метро я подарила его компании подвыпивших студентов; они объявили его своим талисманом и унесли в сияющие огнями переулки Москвы.
Какой это был прекрасный вечер!
С тех пор ко мне с легкой руки Ильи привязалось прозвище Тигр-Мыгр.
Где гуляет Тигр-Мыгр?
– Замерзла? – Илья поежился. – По-моему, холодает.
Мне стоило чудовищных усилий удержать на лице улыбку.
– Нет, все отлично. Решаю задачу с «Цехом»… Кое-какие идеи уже есть! Иди домой, я вернусь минут через десять.
– Точно?
– Ага.
– Ну, смотри!
Он поцеловал меня в лоб и скрылся в доме.
Я осталась на ступеньках, бессмысленно упираясь взглядом в закрытую дверь.
«Тигр-Мыгр» оказался ключиком. Илья повернул его в замочной скважине: крышка шкатулки откинулась, и меня, запертую внутри, подняло к свету, подобно маленькой фарфоровой балерине. Я вдыхала воздух, ставший вдруг плотным и сочным, как дынная мякоть.
Словно рассеялся рой злобных мух, круживших возле меня, и я увидела ясно и четко своего мужа – без мельтешащей черной пелены.
Мы знакомы одиннадцать лет. Женаты десять. И все десять лет я знала, что у меня нет друга вернее, чем он.
Почему я вышвырнула в мусорную кучу десять лет нашей жизни после единственного разговора?
Что со мной произошло?
Я дышала полной грудью; мне стало ясно, как чувствует себя человек, с которого спал морок.
В моих ушах тихо звучала музыка, под которую балерина кружилась на своей подставке. Эта музыка играла в парке; под нее мы танцевали, под нее уносили из киоска Тигра-Мыгра.
Я – Тигр-Мыгр. За десять лет не было ни одного случая, когда мой муж обманул бы меня или причинил бы мне боль. Я позволила надеть на меня очки с приклеенными к линзам уродливыми картинками. Таращилась, как последняя дура, и считала, что наконец-то вижу все в истинном свете!
Меня обожгло невыразимым стыдом.
Кто из нас двоих предал другого, так это я.
«Но Люся…» – забормотал слабый голос в свое оправдание. Что Люся, что Люся? – накинулась я на него. – Как ты смеешь прикрываться Люсиной ошибкой!..
Однако ее слова не были ошибкой.
Я подышала на руки: они и впрямь начали замерзать. Каждое мелкое физическое действие теперь возвращало меня к жизни. Я, оказывается, провела целый час где-то в коробке под землей – без воздуха, без света! Самое поразительное, что я засунула саму себя туда добровольно.
«Люся сказала, что слышала разговор».
Нет, Люся не просто сказала, она передала его в лицах, с невероятной точностью и, как мы теперь понимаем, убедительностью. Правда же, дорогой Тигр-Мыгр?
Воображаемый зверь вышел из кустов. Он смотрел на меня снизу вверх глазами зелеными, как бутылочное стекло; шкура его лоснилась, мышцы перекатывались на спине. Ни одна живая душа не опознала бы в нем существо с гнилыми нитками и синтепоном. Тигр-Мыгр лег у моих ног. Не важно, в чьих руках он находился: с того летнего вечера он незримо шел за нами следом – наш хранитель, наш преданный страж.
«Нельзя ошибиться, пересказывая такой диалог», – тихо сказала я ему.
Тигр кивнул.
«Можно только…»
Я не смогла выговорить это слово с первого раза. Тигр-Мыгр выжидательно смотрел на меня.
«Придумать».
Люся все придумала. Если бы не моя уверенность в Илье, я поверила бы ей, и бог знает к чему бы это привело.
Но зачем? Зачем?
«Ты понимаешь?» – спросила я Тигра. Вместо ответа он повернул голову и уставился на окно с засушенной розой.
Люся всегда включает электричество, едва намек на сумерки разольется в воздухе.
Лампа не горела. Люси нет в ее комнате.
Не задумываясь, я вошла в дом. Тигр перетекал под моими ногами, словно золотистая волна.
… Из гостиной доносился убаюкивающий говорок телевизора. Вся семья, включая Антона и Еву, смотрела сериал об отце Брауне. Временами пастора заглушали громогласные раскаты голоса Ульяны.
Я прошла мимо них, никем не замеченная. Бросила короткий взгляд в комнату. Так и есть: дети облепили Илью, а Люся притулилась на краешке дивана. В кресле сидит Богун, на ковре у его ног расположилась Варвара.
Семейная идиллия.
Прямая Люсина шейка в контровом свете кажется тонкой, как у змеи.
Люся, что ты наделала? Что ты мне рассказала?
Неужели к тебе незаметно подкралась старость, которая, подобно лангольерам, выедает твои время и память?
Свернув, я прошла по коридору, ступая по-прежнему беззвучно, толкнула незапертую дверь и оказалась в Люсиной светлице.
Комнату заливал розоватый полумрак, странный для этого времени года и суток. Люся – аккуратистка, и подушки на постели были сложены, а стулья задвинуты. Ничто не напоминало о нашем недавнем разговоре.
Сперва я проверила лекарства. И не только проверила, но и сфотографировала. За медицинскую сторону Люсиного существования отвечает Варвара. Не знаю, есть ли таблетки, которые заставляют пациента воспринимать мир в искаженном свете или толкают на ложь. Мне предстояло это выяснить.
Драка с Григорием, не дававшая мне покоя… Она случилась из-за того, что Илья все знал? Он дал выход тоске и ярости, сорвав гнев на первом, кто подвернулся под руку.
Пока я делала все, чтобы защитить свою семью, мой муж делал все, чтобы защитить свою мать.
Я сообразила, как было совершено убийство. Я нашла подтверждение своим догадкам. Я наняла частного детектива там, где сама оказалась бессильна. Шаг за шагом, ужасаясь увиденному, я продвигалась в поисках ответа.
А мой муж в это время строил песочные замки.
Если бы могла, я бы засмеялась.
Он не собирался рассказывать мне правду. Нашим детям предстояло играть рядом с его обезумевшей матерью, расти рядом с ней, неизбежно вызывать ее злость… Я считала, что привязанность Ильи к родителям болезненна, как болезненно все, щедро удобренное нелюбовью в процессе роста. Но я не могла даже вообразить, что она приняла такую уродливую форму.
«Неужели вы в самом деле думаете, что знали своего мужа?»
Устав от мельтешения стволов, я ушла к бане. Она стоит так, что из окон не просматривается ее крыльцо. Там-то я и села, слушая гомон детей на соседней улице.
Песочный город моего мужа.
Все это время я жила в песочном замке.
Интересно, Илья меня хотя бы любит?
За все годы брака я ни разу не задалась этим вопросом. Мне казалось, я дышу его любовью, существую в ней; всю мою жизнь пропитывала безусловная любовь Ильи, и не было дня, когда я была бы несчастна. Страдала – да! Плакала – время от времени! Злилась, кляла его семейство и моего безвольного мужа – что ж, было и такое.
И при этом я оставалась счастливой женщиной.
Сегодня все закончилось. Невозможно доверять человеку, который принял к сведению, что его мать совершила убийство, и стал жить-поживать дальше, как ни в чем не бывало. Чем бы он ни объяснял себе, что мы в безопасности, какие бы обоснования ни приводил, это уже не имело значения.
Прежде я жалела Илью. Теперь во мне поднялся безудержный гнев.
Будь ты проклят со своей семьей! Со своей муравьиной маткой, жиреющим божеством, что питается вашими жизнями! До чего же гнусна ваша добровольная слепота и ваше дешевое всепрощение, за которым стоит только страх быть отлученным от мамочкиной милости.
Вы, все трое – нищие! Побирушки, довольствующиеся объедками того, что вы принимаете за любовь! Ради этих объедков любой из вас предаст то, что имеет.
Я представила, как Ульяна бормочет Илье: «Сынок, ты единственный, кому я могу доверять…»
К черту!
Горите сами в своем уютном семейном аду с шашлыками!
Я встала и пошла к коттеджу быстрым шагом. Мне предстоит развод. Нельзя рубить сгоряча и прыгать в эту бурную реку, не приготовив ни плота, ни спасательного жилета. Для начала – поговорить с нашим юристом, спросить, нет ли у него дельных коллег, специализирующихся на семейном праве. Затем…
Я взбежала на крыльцо, и навстречу мне вышел сонный взлохмаченный Илья.
– А я тебя везде ищу, – с улыбкой сказал он. – Где гуляет Тигр-Мыгр?
Я встала как вкопанная. Меня словно окатили водой.
Это было, когда Еве исполнился год. Мы оставили ее на вечер с моей подругой, а сами отправились гулять. В парке толпился народ, было шумно, как на ярмарке, и этим беспечным летним весельем нас с Ильей подхватило и понесло.
Запыхавшиеся, смеющиеся, мы остановились возле какой-то палатки. И там Илья купил мне самую уродливую игрушку, какую только можно вообразить, – тигра в желтую полоску. Из шва на брюхе лез синтепон. Проволочный хвост загибался крендельком. Это был самый дурацкий тигр из всех мною виденных. Мы хохотали над этим мизераблем как безумные, а потом в метро я подарила его компании подвыпивших студентов; они объявили его своим талисманом и унесли в сияющие огнями переулки Москвы.
Какой это был прекрасный вечер!
С тех пор ко мне с легкой руки Ильи привязалось прозвище Тигр-Мыгр.
Где гуляет Тигр-Мыгр?
– Замерзла? – Илья поежился. – По-моему, холодает.
Мне стоило чудовищных усилий удержать на лице улыбку.
– Нет, все отлично. Решаю задачу с «Цехом»… Кое-какие идеи уже есть! Иди домой, я вернусь минут через десять.
– Точно?
– Ага.
– Ну, смотри!
Он поцеловал меня в лоб и скрылся в доме.
Я осталась на ступеньках, бессмысленно упираясь взглядом в закрытую дверь.
«Тигр-Мыгр» оказался ключиком. Илья повернул его в замочной скважине: крышка шкатулки откинулась, и меня, запертую внутри, подняло к свету, подобно маленькой фарфоровой балерине. Я вдыхала воздух, ставший вдруг плотным и сочным, как дынная мякоть.
Словно рассеялся рой злобных мух, круживших возле меня, и я увидела ясно и четко своего мужа – без мельтешащей черной пелены.
Мы знакомы одиннадцать лет. Женаты десять. И все десять лет я знала, что у меня нет друга вернее, чем он.
Почему я вышвырнула в мусорную кучу десять лет нашей жизни после единственного разговора?
Что со мной произошло?
Я дышала полной грудью; мне стало ясно, как чувствует себя человек, с которого спал морок.
В моих ушах тихо звучала музыка, под которую балерина кружилась на своей подставке. Эта музыка играла в парке; под нее мы танцевали, под нее уносили из киоска Тигра-Мыгра.
Я – Тигр-Мыгр. За десять лет не было ни одного случая, когда мой муж обманул бы меня или причинил бы мне боль. Я позволила надеть на меня очки с приклеенными к линзам уродливыми картинками. Таращилась, как последняя дура, и считала, что наконец-то вижу все в истинном свете!
Меня обожгло невыразимым стыдом.
Кто из нас двоих предал другого, так это я.
«Но Люся…» – забормотал слабый голос в свое оправдание. Что Люся, что Люся? – накинулась я на него. – Как ты смеешь прикрываться Люсиной ошибкой!..
Однако ее слова не были ошибкой.
Я подышала на руки: они и впрямь начали замерзать. Каждое мелкое физическое действие теперь возвращало меня к жизни. Я, оказывается, провела целый час где-то в коробке под землей – без воздуха, без света! Самое поразительное, что я засунула саму себя туда добровольно.
«Люся сказала, что слышала разговор».
Нет, Люся не просто сказала, она передала его в лицах, с невероятной точностью и, как мы теперь понимаем, убедительностью. Правда же, дорогой Тигр-Мыгр?
Воображаемый зверь вышел из кустов. Он смотрел на меня снизу вверх глазами зелеными, как бутылочное стекло; шкура его лоснилась, мышцы перекатывались на спине. Ни одна живая душа не опознала бы в нем существо с гнилыми нитками и синтепоном. Тигр-Мыгр лег у моих ног. Не важно, в чьих руках он находился: с того летнего вечера он незримо шел за нами следом – наш хранитель, наш преданный страж.
«Нельзя ошибиться, пересказывая такой диалог», – тихо сказала я ему.
Тигр кивнул.
«Можно только…»
Я не смогла выговорить это слово с первого раза. Тигр-Мыгр выжидательно смотрел на меня.
«Придумать».
Люся все придумала. Если бы не моя уверенность в Илье, я поверила бы ей, и бог знает к чему бы это привело.
Но зачем? Зачем?
«Ты понимаешь?» – спросила я Тигра. Вместо ответа он повернул голову и уставился на окно с засушенной розой.
Люся всегда включает электричество, едва намек на сумерки разольется в воздухе.
Лампа не горела. Люси нет в ее комнате.
Не задумываясь, я вошла в дом. Тигр перетекал под моими ногами, словно золотистая волна.
… Из гостиной доносился убаюкивающий говорок телевизора. Вся семья, включая Антона и Еву, смотрела сериал об отце Брауне. Временами пастора заглушали громогласные раскаты голоса Ульяны.
Я прошла мимо них, никем не замеченная. Бросила короткий взгляд в комнату. Так и есть: дети облепили Илью, а Люся притулилась на краешке дивана. В кресле сидит Богун, на ковре у его ног расположилась Варвара.
Семейная идиллия.
Прямая Люсина шейка в контровом свете кажется тонкой, как у змеи.
Люся, что ты наделала? Что ты мне рассказала?
Неужели к тебе незаметно подкралась старость, которая, подобно лангольерам, выедает твои время и память?
Свернув, я прошла по коридору, ступая по-прежнему беззвучно, толкнула незапертую дверь и оказалась в Люсиной светлице.
Комнату заливал розоватый полумрак, странный для этого времени года и суток. Люся – аккуратистка, и подушки на постели были сложены, а стулья задвинуты. Ничто не напоминало о нашем недавнем разговоре.
Сперва я проверила лекарства. И не только проверила, но и сфотографировала. За медицинскую сторону Люсиного существования отвечает Варвара. Не знаю, есть ли таблетки, которые заставляют пациента воспринимать мир в искаженном свете или толкают на ложь. Мне предстояло это выяснить.