Лягушачий король

– Замечательно, рад за него!.. Давай в другой раз, у меня сегодня дел по горло.

– А потом мальчик вырос и убил шестерых.

Егор откинул большую голову. Он смотрел на Макара с удивлением, держа на губах сочувственную полуулыбку.

Илюшин взял свою чашку и неторопливо отпил холодный чай. «Могу себе представить, чего стоит ему эта улыбка! Все-таки он очень хорошо держится. Молодец. Актер из него получился лучше, чем режиссер».

– Так-так-так, – сказал Егор и побарабанил пальцами по столу. – Что еще за новости? Хочешь впарить мне сценарий?.. Это делается по-другому. Но, вообще, от тебя – не ожидал. Совсем не ожидал.

– Мама этого мальчика была известной актрисой, – продолжал Илюшин, будто не слыша. – Потом она умерла, а мальчик сошел с ума. Или нет, не так! – Он внезапно перегнулся через стол к Олейникову. – Психом он был и раньше! Просто до этого не убивал людей. Кстати, что спасло твоего брата? Почему он остался цел? Ты должен был его прикончить! Тем более что с малышами это просто: раз-два – и вот он уже летит с седьмого этажа… Ой, какая жалость! Малютка взобрался на подоконник и открыл окно! Недоглядели!

Олейников отстранился, дико уставившись на него. Макар вернулся на место.

Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга.

Внезапно Илюшин щелкнул пальцами:

– А-а, я понял! Если бы маленький Коля погиб, твоей маме пришлось бы оправдываться. Может быть, даже в суде. Этого ты не мог допустить. А самое главное – она совсем его не любила! Сплавляла мальчонку к подруге, к соседке, к бабушке, к черту лысому – в общем, ей было на этого ребенка начхать. А вот на тебя – нет! Тебя Лиана действительно обожала. Так что Коля был не угрозой, а всего лишь обузой. Если бы она хоть раз поцеловала его перед сном, на следующее утро он не проснулся бы.

Что-то дрогнуло в этом лице, таком обаятельном, таком славном.

– Да, мама меня любила. – Егор сунул в рот зубочистку. – Это все, что ты хотел изложить?

«Зубочистка. Отвлекает себя, переключает».

– Девушка, где мой кофе? – громко поинтересовался Егор.

– Да-да, заказывай кофе, – пробормотал Макар. – Можешь прямо в кофейные зерна упасть лицом…

– Ты бредишь, по-моему. – Егор сочувственно смотрел на него. Зубочистка и впрямь помогла: он почти овладел собой.

Макар поймал взгляд высокой полной женщины, сидевшей к ним спиной. Она смотрела на их с Олейниковым отражения в зеркале на стене.

– Здесь повсюду стекло и зеркала, зеркала и стекло, – медленно сказал Илюшин. – Кстати, я пытался прочесть шифр Юренцова с зеркалом. А ты?

При имени фантаста у Егора дернулась щека.

– Он здорово взбесил тебя, – кивнул Илюшин. – Но все началось не с Юренцова, а с того дня, когда Лиана повесилась…

– Я не буду слушать бредни про мою мать, – оборвал его режиссер. – Еще одно слово про нее – и обедай в одиночестве!

– Уйдешь – и я со всеми собранными доказательствами отправлюсь к Колесникову, – пообещал Макар.

Он с удовольствием увидел, как Олейников начал багроветь при упоминании этой фамилии. Колесников был следователем, который вел дело об убийстве Нины Тихоновны. Он давно ушел на пенсию и уехал из Москвы. Илюшин ни разу с ним не встречался. Но Егор об этом не знал.

– Что, помнишь Колесникова? Он прекрасно понял, кто расправился с Ельчуковой! Твое обаяние его не обмануло. Но у него улик против тебя не хватило.

Принесли кофе. Олейников жадно приник к чашке.

– Если бы я раньше понял, из-за чего покончила с собой Лиана, мне было бы куда проще, – задумчиво сказал Макар, наблюдая за ним.

– Ты понятия не имеешь…

– Она умерла, потому что ее заменили.

Олейников замолчал. Он держал чашку с кофе прямо под носом. Большие мясистые ноздри подрагивали.

– Вот что отложилось в твоей гнилой, как тыква, голове, – сказал Макар. – «Ее заменили». Заменили твою мать другой актрисой. Из-за этого она и погибла. Ты лишился женщины, которую боготворил. От замены до подмены один шаг… Знаешь, я вот все думаю: а если бы тебе не подвернулась Полина Грибалева, твои мозги со временем встали бы на место? Или это ничего не изменило бы? Жаль, нельзя проверить! – Он отхлебнул чай. – Но как трогательно наблюдатели рассказывали мне о вашей великой любви! Забавно, как история со временем преломляется и меняет цвет. Полина Грибалева была цепкой девушкой. «Глупая, но хитрая», – сказали мне про нее и были правы. Полина думала, что она всех перехитрит и отхватит себе завидного жениха: москвича, интеллигента. Она заметила твою патологическую привязанность к матери и подумала, что сможет обернуть ее в свою пользу. Все пришли к выводу, что в воскресенье она собиралась на встречу с кем-то. Грибалева была так наряжена… Никто не сообразил, что она ждала гостя.

– У меня алиби, – сказал Егор, пустыми глазами глядя мимо него.

– Грош цена твоему алиби. Бузина не подозревал тебя, в отличие от Колесникова, поэтому и скушал историю о даче, на которой ты отдыхал с друзьями! Я говорил утром с твоим приятелем. В сарае у него хранился отцовский мотоцикл. Они в тот день ушли купаться на озеро, а ты остался дома. Потом ты соврал ему, что решил покататься по окрестностям… Как же! Ты доехал до Москвы, потому что Полина назначила тебе свидание и намечался ни к чему не обязывающий секс. Это в ее глазах ты был без пяти минут женихом! А она тебя не слишком волновала. Провинциальная влюбленная дурочка… Вы собирались встретиться в понедельник, но у Грибалевой в воскресенье освободилась квартира. Ее тетя уехала. А в твоей были бабушка и Коля.

Вокруг стало тихо. Часть посетителей ушла.

– Ты приехал вовремя, – продолжал Макар. – Полина открыла тебе дверь. Она преобразилась за то время, что вы не виделись. Перекрасила волосы из русого в каштановый, сделала прическу, как у твоей матери. Даже сшила себе такое же голубое платье, как на самой известной фотографии Лианы. Грибалева действительно была проницательна. Она заметила то, что ускользнуло от других. Ее новый облик был посланием тебе: «Я знаю твою гадкую тайну и хочу разделить ее с тобой».

Олейников криво усмехнулся, ничего не ответив.

– Интересно, она успела понять, какую непоправимую ошибку совершила? Полина считала, что ты у нее в кулаке, – осталось только сжать пальцы. А ты увидел… – Макар задумался на секунду. – Кого, Егор? Тупую девку, покусившуюся на святое? Это было не подражание, а злобная пародия. Как она посмела решить, что со своей простоватой мордахой и колхозным происхождением может повторить твою мать! Так ты подумал, верно?

– Чушь!


– Нет, хуже! Грибалева попыталась совершить подмену! Когда твою мать заменили, она убила себя. Так что ты вообразил, что она собирается уничтожить Лиану. Убить ее второй раз.

В глазах Олейникова мелькнуло недоверчивое изумление.

– И ты защитил Лиану как мог, – негромко закончил Макар. – Схватил первое, что под руку попалось, и стал молотить чудовище, притворявшееся твоей матерью, пока не забил насмерть. Ты был герой, правда? Рыцарь в окровавленных доспехах. Когда ты пришел в себя, девушка была мертва. Надо отдать тебе должное – ты не запаниковал, о нет! Сначала смыл с себя следы крови. Наверное, застирал рубаху. Плевать, что влажное, – лишь бы не бросалось в глаза, что в крови! Затем собрал все ценности, которые были в доме, чтобы убийство сошло за ограбление. Тебя больше всего беспокоило, проболталась ли Грибалева кому-нибудь о назначенном свидании. Ты никого не встретил на обратном пути и успел на дачу до того, как вернулись твои друзья. Думаю, немудрящие ценности ее тети так и лежат на дне того озера, в котором они купались. Дальше нужно было только изображать убитого скорбью и хвататься за любой воображаемый след – вроде несуществующего подростка, упомянутого старой соседкой. Ты меня, кстати, качественно сбил этим с толку. Я тоже ухватился за него. Но у меня все не выходили из головы слова одного твоего бывшего приятеля… Который сказал, что и в наше паршивое время по-прежнему встречаются люди, способные полюбить один-единственный раз и всю жизнь хранить верность предмету своей любви, даже если его больше нет в живых.

– Девушка, принесите еще кофе, – хрипло попросил Олейников.

– Это Лиане ты хранил верность, а вовсе не Грибалевой. Убийство Полины сошло тебе с рук, и следующие пятнадцать лет ты жил спокойно. А затем тебе позвонила Ельчукова. Попросила, чтобы ты принес ей лекарства.

Егор нашел в себе силы усмехнуться.

– Ну, расскажи мне, что она переоделась в кружевное голубое платье и пыталась соблазнить меня!

– Хуже, – без улыбки сказал Макар. – Она воспользовалась духами Лианы.



Жасминовое благоухание. Гвоздичная пряность. Душная, обволакивающая роза.



воздух в кафе пропитан этим ароматом маминым ароматом густым сильным как волна запах сводит с ума прекратите прекратите перестаньте это пытка как будто она вот-вот покажется в забегаловке войдет в лучах осеннего солнца прекрасная как всегда божественная единственная неповторимая

– Ты заходил к Ельчуковой очень редко, – сказал Илюшин, внимательно наблюдая за Егором. – Вопреки всем твоим байкам о том, что вы были друзьями. Нина Тихоновна обрадовалась. Напоила тебя чаем. А пока ты угощался в гостиной, она сообразила, что забыла надушиться. Может быть, ей казалось, тебе будет приятно вспомнить этот аромат. Ельчукова взяла флакон у Лианы после ее смерти, верно? На память о подруге… Она извинилась, ушла в спальню, а когда вернулась, от нее пахло «Лʼэр дю тан». Расскажи мне, как это было? – почти по-дружески попросил он.



Как это было? Она вошла в комнату и застыла в дверях, так что солнце подсвечивало ее сзади, виден был только силуэт, в котором можно было узнать… Это все из-за аромата. Он ощутил сначала запах, громкий, сильный, сбивающий с ног. Вскочил, кинулся к силуэту, потому что где-то в глубине души жила надежда, что когда-нибудь так и случится: в самый обычный солнечный день она вновь появится и…

Это была подделка. Уродливая старуха с омерзительной ухмылкой. Кукла, подставленная демонами Егору взамен единственной его любви.



– Ты ударил ее вазой, – сказал Макар. – И бил, пока не превратил лицо в кровавую маску. Она была подругой Лианы, а ты ее убил.



она была куклой с помощью которой у него хотели украсть самое ценное



– …а потом ты разнес вообще все. Превратил ее комнату в гору битого стекла. Когда ты пришел в себя, решил имитировать ограбление, как и с Грибалевой. Но тут уж подошел к делу творчески! Надо было отвлечь от себя подозрения, и ты вернулся домой, засветился на камере над гаражом. Спустя двадцать минут вышел из подъезда в длинной шубе или пуховике, шапочке и кудряшках. Что ты на меня так смотришь? Думаешь, трудно догадаться? Странно, что до этого не додумался Колесников. У тебя дома полно реквизита для спектаклей! Тебе нужно было выглядеть достаточно типично и скучно, не привлекать ничьего внимания. Ты зашел за ближайшую теплосеть, скомкал пуховик и сунул в сумку вместе с шапкой и париком. Все это заняло у тебя от силы пять минут. Ты же актер, Егор! Ты играешь в собственных спектаклях много лет. Ничего сложного для человека с твоей подготовкой.

– Ты мне льстишь…

– Под шубой у тебя была потасканная куртка. На голову ты напялил кепку. И с сумкой в руках вернулся к подъезду Ельчуковой. Затем разыграл маленький спектакль, чтобы свидетели подтвердили, что приходил мошенник-газовщик. Но мошенники не ходят по подъездам в праздничные дни. Они не ломятся в квартиры и не кричат – для чего им привлекать к себе внимание? Ты зашел в квартиру Ельчуковой, а вышел оттуда снова в образе женщины. Вряд ли тебе удалось обмануть бы кого-нибудь летом – все-таки не та у тебя фактура. Но зимой на нас столько всего навьючено, что трудно разглядеть фигуру под одеждой. А женскую пластику движений ты умеешь копировать.

– У тебя, конечно, есть подтверждение этим бредням? – осведомился Егор.

– Да.

– И какое же?

– Подожди, не забегай вперед. После гибели Нины Тихоновны ты целых три года жил спокойно. А потом тебе встретилась девушка на парковке. Ты шел на репетицию, да? Срезал путь через дворы. Ваш театр в то время располагался по соседству с домом Юренцова. У тебя в сумке были портновские ножницы – вы же сами кроите и шьете, ты мне рассказывал. Ты убил и Капишникову. Ее звали Света. Она была дизайнером, писала рассказы. Веселая добрая девушка. У нее есть родители и старшая сестра. Они очень любили ее. Племянники никогда не увидят свою тетю. Почему ты не лечился, больной ты ублюдок?

Илюшин спросил это тем же мягким голосом, не меняя интонации, и Олейников мотнул головой, будто от оплеухи.

она была не настоящая а кукла кукла кукла такая же как предыдущая она только притворялась мамой



– Ведь ты отлично понимал, что делаешь! Иначе не маскировал бы следы. Не спасал свою шкуру. Я знаю, ты ходил к психиатру…

Олейников уставился на него. Макар пожал плечами:

– Ты сам обмолвился, что тебя пытались погрузить в гипноз, однако не преуспели. Значит, ты все-таки что-то делал! Понимал, что выверты твоего сознания ненормальны. Что ты болен. Надеялся, что больше тебе не повстречаются люди, пользующиеся винтажным парфюмом, да? Ты на это надеялся? Ответь, Егор!

Олейников молчал.

– А потом тебе подвернулся Шеломов.

Сыщик негромко засмеялся.

– Что смешного? – Егор едва сумел произнести эти два слова.