Лягушачий король

– Нет-нет, до этого?

– Село Ыб.

«Машке бы понравилось», – подумал Сергей. Церковь Вознесения в селе Ыб. Мощно. Отдает Стругацкими. В самолете он прочитал, что Зеленец раньше назывался «Шордоръяг». Жалко, что заменили.

– А как жители Ыба себя называют? – спросил он.

– Да что ж вы все об одном, – в сердцах сказал водитель и замолчал.

Некоторое время тряслись по буеракам в тишине. Только кресло под Бабкиным поскрипывало, точно седло. «Опять скрипит потертое седло…» Мушкетеры десять лет спустя, мушкетеры двадцать лет спустя, мушкетеры одной ногой в могиле.

По обеим сторонам дороги вверх по косогору взбирались бревенчатые дома – основательные, добротные. Но кроме петуха, который не годился даже на суп, Бабкин не встретил живности, которая должна была прилагаться к такому пейзажу. Пара блохастых дворняг не в счет. И пустовато вокруг – ни малышни, ни хозяек, ни даже старух на лавочках.

– Так что с карьером? – спросил Бабкин.

– А, вы про дорогу… «КамАЗы» ее разбили. Ездят груженные песком под завязку. А покрытие на такую нагрузку не рассчитано. Из Парчега в школу возят детей по колдобинам – ну, куда это годится… Директор «Зеленецких Альп» говорит, у них приток туристов снизился. Кто к ним по разбитой дороге поедет…

– Директор чего, простите?

Водитель покосился на него, подозревая насмешку.

– Альпы. Зеленецкие. Горнолыжная база наша.

– Хорошая? – осторожно спросил Сергей.

– Других-то нет…

По левую руку Бабкин заметил избу, осевшую, точно стог сырого сена. Табличка с номером проржавела настолько, что цифр было не разобрать, но он был уверен, что нашел искомое.

– Вот вроде бы ваш адрес… – Водитель притормозил, вглядываясь в мертвые окна. – Только не живет никто.

– Ничего, я с соседями поговорю. Вы меня подождете?

– Да уж ясное дело. К чему пустым обратно ехать…

Бабкину почудилось в его голосе некоторое сомнение.

– Давайте-ка вот что, – решительно сказал он и полез за деньгами. – Рассчитаемся за путь сюда. Чтобы вам спокойнее было.

Старик неожиданно улыбнулся во весь рот.

– Мне, товарищ, и без этого не тревожно, – заверил он. – Я вон там встану, чуть повыше, на пятачке, чтобы проезд не загораживать. Занимайся своими делами, потом рассчитаемся.

Выгоревшая трава стелилась под ногами, с реки задувал сильный ветер. Под высоким забором соседней избы Бабкин постоял, словно чего-то дожидаясь. Покурить бы… Вот здесь бы и покурить с видом на реку, на расползающееся вокруг по склону село.

Скрипнула дверь за забором, послышались легкие шаги. Калитка приоткрылась, выглянула женщина средних лет в платке, повязанном так, будто она собиралась за грибами.

– Здравствуйте. Ищете кого-то?

У нее был мягкий говор, добрый взгляд без капли настороженности, которая обычно появлялась у людей при виде Бабкина. Незнакомый здоровенный мужчина, околачивающийся под окнами, ее не испугал.

– Здравствуйте. Я ищу людей, которые знали Григория Богуна. Его семья жила в этом доме. – Он кивнул на дряхлеющую избу.

– Я знала, – отозвалась она без раздумий. – Мы соседи с ними, как не знать. Тетя Мила давно умерла, а Гриша уехал, не появлялся уже много лет. Вы почему ищете-то? Что-то случилось?

Бабкин замялся.

– Пойдемте в дом, – позвала женщина. – Что мы с вами тут на ветру, как чужие…

Он едва не сказал, что они и есть чужие, но она уже придерживала для него калитку. Во дворе на Бабкина подняла голову из конуры старая полуслепая собака, вздохнула и снова задремала. «Поразительная доверчивость, – думал Сергей, идя за своей провожатой, – на грани с глупостью даже: разве можно незнакомого, физически сильного человека вот так запросто приглашать к себе?»

В избе было прохладно и чисто, пахло грибами.

– Кушать хотите? – спросила она. – Муж рыбы принес вчера, могу ухой накормить.

Он не мог, как ни старался, найти в ней ни любопытства, ни чисто женского интереса заскучавшей бабы, обнаружившей годного человеческого самца. Голубые глаза с морщинками, рыжеватая челка с сединой, выбивающаяся из-под платка. Он чувствовал только ровное дружелюбие, исходящее от нее, ничего более. И какую-то прозрачную отстраненность. Кажется, она с такой же естественностью поставила бы блюдце с молоком для кошки. За ее гостеприимством не стояло ни тайной мысли, ни тихого расчета.

Интересно, они здесь все такие?

От ухи он отказался, попросил воды. Когда она принесла большую чашку, вспомнил, что не представился.

– А я Марина, – сказала женщина. – Умер наш Гриша?


– Я не знаю, – честно сказал Бабкин. – В Москве появился человек, который называет себя его именем. Но у меня есть сомнения на этот счет. Посмотрите, пожалуйста, фотографии. Вы сможете вспомнить Григория?

Первым он показал ей москвича. Марина надела очки, заправив дужки под платок, склонилась над экраном.

– Не Гриша это, и не похож совсем. Может быть, однофамилец?

– Он рассказывает, что вырос в Зеленце.

– Я такого мужчину не помню.

– А вот этого?

– Ой, это Гриша! – обрадовалась она. – Точно такой, как был! Ну какой красавец!

– Разве? – усомнился Бабкин.

– Добрый он, – пояснила Марина. – Добрые все красивые.

Бабкин отпил воды, оказавшейся ледяной, – у него заломило зубы – и спросил, каким в детстве был Григорий.

Женщина сняла очки, задумалась.

– Бывают люди, которые всю жизнь по одному руслу текут, – сказала она. – Какими родились, такими и растут. Не меняются. Гриша и мальцом был добрый: ни собаки не обидит, ни кошки, ни ребеночка. И в подростках ходил душевным, скромным. Что еще? Слова я от него дурного не слышала. Чтобы матом – ни-ни! Очень к миру был приветливый.

– Как? – переспросил Сергей.

– Злого не ждал от людей. Не потому что доверчивый или глупый, просто лишнего страха в себе не держал. Хороший был Гриша. Может, в дружбе неразборчивый… Он здесь с одной компанией связался… Такие ребята, что мы на ночь от них не то что двери – окна думали ставнями закрывать! Но сам ничего плохого не делал. Не воровал, не дрался. Их тоже не осуждал. Ровно как-то ко всем… А чтобы сам – ни за что! На него как-то раз поклеп возвели: мол, обокрал продуктовый с дружками-приятелями. А я сразу сказала: быть такого не может. Хоть режьте меня, не верю. Так и оказалось. Не было его там, зря оклеветали. Но я почему-то думала, что счастливой жизни у Гриши не будет, – добавила она, помолчав. – Раз вы приехали, а кто-то другой живет под его именем, видно, так и вышло. Вот про этого, второго, я бы сказала: где ни сядет, там и запачкает. У бабушки моей была такая присказка. Простите, если зря обидела человека…

– Нет, вовсе даже не зря, – пробормотал Бабкин, впечатленный точностью этой характеристики. Доброта добротой, но в проницательности этой женщине нельзя было отказать.

Он расспросил, когда Богун уехал из поселка, знали ли о нем что-нибудь местные жители… Оказалось, Григорий поначалу работал в Сыктывкаре, затем уехал в Казань, и на этом следы его терялись. Он не возвращался в родной дом последние десять лет.

– Может, писал старым друзьям, – сказала Марина, – но ведь и они разъехались. Молодежь в основном переезжает в Сыктывкар, здесь мало кто остается. С нами он не поддерживал связи, я все жалела, что дом пропадает. Хоть бы продал кому… Место хорошее у нас. Вид какой, правда? Сколько ни смотрю, не надоедает.

Бабкин согласился, что этот вид не может надоесть.

– Вы уж, пожалуйста, если найдете Гришу, скажите, что мы его часто вспоминаем, – попросила она. – Надумает вернуться – здесь все ему будут рады.

– Я позвоню, когда что-нибудь разузнаю, – пообещал Сергей.

Он записал ее телефон, попрощался и вышел.

Водитель спал в машине, привалившись к двери. Бабкин посмотрел на него, отыскал взглядом переулок, уводивший куда-то вбок и вверх, и неспешно двинулся туда, вдыхая влажный осенний воздух. Перед заброшенными избами покачивалась высокая трава.

Он выбрался на какой-то пригорок, отыскал место посуше и сел. «Здесь мало кто остается». Нужно было наметить план дальнейших действий, но он сидел с пустой и легкой головой, скользя взглядом по складчатой ткани реки. Ветер гнал быструю мелкую волну. Пахло сухими банными вениками.

«…Можно в Таволгу с Машей поехать, – думал он. – Или еще в какую-нибудь деревню. Снять дом на месяц. Котята, дачные дети лета, прибьются к их двору. Машка станет подкармливать их, посты писать в Фейсбуке, пристраивать. Одного себе оставим. Будут у нас собака Цыган и… Дезик, например. Котик Дезик».

За грибами, опять же. В лес. Есть, говорят, такие сказочные деревни, где боровики растут сразу за околицей. Но так не очень интересно. Сбор грибов – это ведь не обыденное действие, а доступная русскому человеку медитация. Духовная практика, как сказал бы Макар.

Слово из датского языка он приблизительно вспомнил. А вот из японского – не мог. В той же статейке он вычитал, что у японцев есть специальное название для бессмысленного и продолжительного смотрения вдаль. Как раз то, чем он сейчас занимался.

«Вот мое настоящее призвание», – сказал себе Бабкин, встал и отряхнул штаны.

Однако пока он сидел на траве и предавался созерцанию, само собой определилось, что делать дальше. В Зеленце под именем Богуна выступал номер второй. Он же, без сомнения, учился в Сыктывкаре, и он же развозил грузы в Казани. В столице Татарстана Богун номер два растворился, уволившись одним днем, и в Москве всплыл с другой рожей, повадками и вообще всем содержимым. «Где ни сядет, там и запачкает».

Вывод? Возвращаемся в Казань и трясем народ, пока не вспомнят все о Григории. Легко сказать, конечно… Он вспомнил молчаливую девицу и пошел будить водителя.



Когда до смерти уставший от перелетов и пересадок Бабкин выпал из самолета в Казани, он знал, что будет делать. От недосыпа Сергей плохо понимал, сколько длится его поездка, ныла измученная спина, он предчувствовал, что расплата за издевательства над позвоночником впереди… Но у него было решение. Неожиданное, однако потенциально рабочее. Пришлось согласовать его с Илюшиным, и тот сказал, что не видит препятствий.

«Только вряд ли она согласится», – заметил Макар.

Бабкин ответил, что его дело – убедить ее.

Вернувшись в Казань, он попал не в тот город, из которого улетал. Ветер рвал прохожих, и солнце не грело, а ослепляло. Бабкина чуть не сдуло, пока он искал свое такси; гостиницы оказались забиты, словно внезапно образовался какой-нибудь экономический форум, и в конце концов, обессилев, он отдался на милость таксиста, который после долгих скитаний привез его на окраину, в плохо освещенный район. Они бесконечно ехали мимо промзон. Бабкин забеспокоился было, что его собираются банально ограбить, но подумал и решил, что тревожиться стоит водителю. Едет черт знает куда, черт знает с кем на заднем сиденье, в конце рабочего дня…

В конце концов он уснул и проснулся только когда такси остановилось.

Скромность отеля, в который его привезли, искупалась дружелюбием администратора. Гостя проводили в номер и пообещали накормить, хотя кафе для постояльцев давно было закрыто. И через пятнадцать минут действительно принесли ему чай и нехитрую снедь. Он поужинал, взбодрился и попробовал вкратце набросать речь, с которой обратится к своей случайной знакомой.

Но когда в трубке хорошо поставленным голосом пропели «Да-да, я вас слушаю», он закрыл блокнот и выкинул пункты плана из головы.

– Лидия Рушановна, – пробасил он. – Добрый вечер, простите, что отвлекаю…