Лягушачий король

Бабкин разве что не пал на колени перед девушкой. Он вымолил у нее номер телефона и оставил свой, но был уверен, что Лена не позвонит.

Между тем именно с ней Богун разговаривал накануне увольнения. Нельзя, нельзя было уезжать, ничего от нее не добившись!.. Но вокруг уже снова грохотало, пылило, взвизгивало, и бодрые люди в спецовках уносили фикусы, обняв горшки, словно толстеньких детей.



Сергей зашел в первое попавшееся кафе, убедился, что столики находятся на достаточном расстоянии друг от друга, и занял место в глубине зала. Он терпеть не мог, когда рядом с ним ели посторонние. В последний раз Маша повела его в знаменитый московский ресторан, где разговоры соседей доносились до Бабкина так явственно, словно происходили у него в тарелке. Ужин был испорчен.

Маша утверждала, что это подражание парижанам, но Сергей был убежден, что дело в заурядной жадности владельцев.

Дожидаясь, пока принесут заказ, он вновь открыл на телефоне фотографию Богуна номер два. Достал блокнот и записал то, что услышал в «Радиусе»: возил грузы, имел хорошую репутацию, затем исчез.

«Обстоятельства увольнения» – знак вопроса.

«Место нахождения» – знак вопроса.

«Настоящее имя», – вывел он. Знак вопроса.

«Пересечение с первым Богуном». То же самое.

Итак, в Казани добросовестно трудился один Богун, в Москве оказался другой. Однако во время пути лошадка могла подрасти, изменить масть и возраст. Богун казанский выглядел старше, чем московский.

Перед ним поставили шурпу из баранины. Сергей, собиравшийся отдать должное местной кухне, съел ее, не заметив вкуса.

Перспектива вырисовывалась безрадостная. Он предчувствовал, что с девушкой Леной добьется успеха не больше, чем с Инной Даладзе. Может быть, местный Богун тоже крутил роман с коллегой? И так же, как тот, второй, предупредил бывшую подружку, чтобы она не смела распространяться о нем?

Григории зеркально отражались один в другом. Сходство не могло не удручать, потому что для Сергея оно означало провал. Продолжать окучивать «Радиус» – вот самый логичный путь. Но чертова компания переехала. Допустим, найти их новый офис – пара пустяков… Однако завтра идти к ним бессмысленно, нужно выждать, пока все устроятся на новом месте. К людям, которые сидят на телеге в обнимку со скарбом, нехорошо приставать с расспросами.

«Итак, – думал он, – перспектива…»

Перевернул страницу и написал: «Зеленец».

В гостях у Харламовых Бабкин не просто таскался за Варвариным женихом; он подбирал обрывки информации, как мышь подбирает крошки, упавшие со стола. Все выпавшее из Григория Сергей тащил в свою норку.

Запасы были скудны. Но среди них попалась не крошка, а целая горбушка. Еще в первую встречу Григорий кратко упомянул, что детство и юность провел в селе Зеленец.

– Зеленец, – себе под нос пропел Бабкин. – Зеленец!

Двадцать восемь километров от Сыктывкара. Берег реки Вычегды.

Официантка поставила перед ним тарелку с пловом, которого хватило бы на четверых, – Сергей по ошибке выбрал «блюдо для больших компаний». Бабкин принялся за рис, обдумывая, что может дать ему поездка на родину героя.

«Узнаю, какой царь из двоих настоящий». Он догадывался, что этот запутанный клубок не покатится, пока не ухватишься за кончик ниточки. Кончик торчал из точки на карте с надписью «Зеленец», будто хвост червяка из норы.

Вытащишь червя – поймаешь большую рыбу.

Там родина Богуна.

Люди, которые могут помнить его семью.

«Смотаюсь туда-обратно, – прикидывал Бабкин. – Сутки на все про все. И экономия на гостинице».

Он написал Илюшину с вопросом, требуется ли его присутствие в Москве. Илюшин ответил, что пока справляется сам.

Понемногу приканчивая плов и не замечая изумленного взгляда официантки, Сергей зашел на сайт-агрегатор с намерением выбрать и оплатить билет, чтобы как можно быстрее улететь в Сыктывкар.

Здесь его ждал сюрприз. Прямых рейсов из Казани в Сыктывкар не было.

Бабкин, мало путешествовавший по России в последние годы, не учел особенностей российского авиасообщения. Он проверил еще один агрегатор и выругался. Лететь предлагалось либо через Москву, либо через Санкт-Петербург.

Смутно чувствовалось ему, что и к этой подлости причастен мерзкий Богун.

Осоловев от сытости, Сергей понял, что принимать решение нужно быстро, иначе он бездарно проспит остаток этого дня.

– Девушка, счет принесите, пожалуйста.

Он хотел попросить завернуть с собой каких-нибудь лепешек, чтобы съесть по дороге. Илюшин, точно верблюд, мог обходиться без еды и воды сутками; Бабкин же, оголодав, быстро зверел. Зная за собой это свойство, он старался прикидывать заранее, где можно перекусить. Насчет Сыктывкара ясности не было никакой.

Однако пока официантка несла счет, он нашел ближайший рейс с пересадкой в столице. Чтобы успеть, выходить нужно было срочно. Бабкин с печалью в сердце попрощался с лепешками и спросил, как лучше вызвать такси.



В воздухе между Москвой и Сыктывкаром ему удалось подремать. Бортпроводница, увидев, как он ерзает на своем сиденье, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, склонилась к нему и шепнула, что сзади есть свободный ряд. Туда Бабкин и перебрался. Подлокотники не откидывались до конца, и как они ни крутился, все равно чувствовал их жесткие ребра, впивающиеся в тело. Сергей был убежден, что в аду приготовлен отдельный котел для людей, создавших сиденья, которые нельзя откинуть, и подлокотники, которые нельзя поднять. В этом котле им придется стоять на головах, и Бабкин провел несколько славных минут, представляя, где при этом будет находиться подлокотник.


В конце концов он все-таки уснул.

Ему приснилась Маша. Сон был фантастически красив: его жена шла по берегу реки, а в воздухе рядом с ней плыла рыбка размером с ее ладонь; золотой вуалевый хвост развевался на ветру, и рыжие волосы его жены развевались. Они проследовали мимо него, то ли беседуя без слов, то ли выгуливая – но кто кого? – в этом он не был уверен, – и неспешно ушли вдаль, в сине-зеленую весеннюю тишину. Он проснулся и некоторое время лежал, глядя на обшивку, ощущая улыбку на собственном лице, будто чужую.

Откуда это взялось? Его подсознание не способно родить образ такой красоты, в этом Сергей был уверен. Вот когда ему снилось, что он идет сдавать экзамен в одних трусах, забыв пиджак и брюки, у него не было сомнений, что этот сон – его собственный. А рыбка… Нет. Рыбка откуда-то заплыла.

Он ощущал себя так, словно ему выдали по ошибке не его сон. Бросили письмо не в тот почтовый ящик, спутали адресата.

Вспомнил, когда спускался по трапу. «Монах и рыба». Французский мультфильм, короткий и странный: он с первого просмотра не понял его, и со второго тоже, а неделю спустя поймал себя на том, что пересматривает уже в шестой раз. Маша говорила, что это мультфильм о вере и самопознании. Сам он решил, что о мечте.



Сыктывкар встретил его такой же погодой, как в Казани: солнечно, ветрено. Сонных пассажиров погрузили в автобус, который с большим достоинством прополз по летному полю пятьдесят метров и, хрюкнув, остановился. Сергей быстрее преодолел бы это расстояние пешком. Он усмехнулся и вошел в здание аэропорта.

От Зеленца его отделяло меньше тридцати километров. С тем, чтобы добраться до села, не должно было возникнуть никаких сложностей, – так полагал Сергей. Однако первый, а за ним и второй таксист, услышав о пункте назначения, отказались от поездки. Третий, к которому Бабкин подошел со своей сумкой, покачал головой.

– А в чем проблема? – поинтересовался Сергей.

– Дорога, – скупо ответил шофер.

Дорога дорогой, однако общественный транспорт до села как-то доезжал. Бабкин с тоской подумал, что придется тащиться на автобусе.

«Сам напросился». Никто не заставлял его заниматься этим делом.

Он подхватил сумку, но к нему подъехала неопределенного цвета «Лада». Если бы это была лошадь, Сергей использовал бы глагол «приковыляла». Водитель перегнулся через пассажирское сиденье и спросил в открытое окно:

– Куда вам?

– В Зеленец.

– Туда-обратно или только туда?

– Как получится. Но вообще планирую вернуться. Мне там кое-кого найти надо…

– Садитесь.

Пока они медленно выруливали от аэропорта, Бабкин пытался вспомнить датское слово, на первый взгляд невоспроизводимое, точно названия диванов в «Икее», которое, как он где-то прочел, означает вечно попадающий в аварии или ломающийся автомобиль. Уликкесбилен, кажется. Он не знал, правда ли такое слово существует или это журналистская выдумка, но чувствовал, что сейчас он определенно находится в уликкесбилене.

Водитель был стар, смугл и молчалив. Он даже не спрашивал, прилетел ли Бабкин из Москвы и как там погода. Они ехали неторопливо; Сергей с интересом рассматривал город, в котором прежде не бывал. Он мимоходом удивился, что аэропорт расположен в центре, хотел спросить, как живут люди в домах под рев взлетающих и садящихся самолетов, но подумал и промолчал. Лезть еще со своим любопытством приезжего…

– Уездная больница, – сказал водитель, заметив, что Бабкин обернулся на двухэтажное здание красного кирпича. – Дочка моя там родилась.

Бабкин неопределенно угукнул. Его занимал вопрос, когда начнется дорога, – та самая, из-за которой трое таксистов отказались брать заказ.

Первые ямы появились минут через сорок. По грязной обочине мимо них вереницей шли пешеходы, многие с детьми. Дорога выглядела так, будто ее бомбили. Кое-где в ямы была подсыпана галька, издалека похожая на попкорн. Водитель объезжал их со всем старанием, но пару раз тряхнуло ощутимо, несмотря на малую скорость.

– Нормальная дорога, – подал он голос, словно возражая пассажиру на невысказанную критику. – Тут в некоторых местах на тракторе не проехать!

– Подвеска не накроется? – спросил Сергей.

– Я ее каждый год перебираю.

Они миновали церковь с коричнево-красной крышей и маковками, березовую аллею, панельные пятиэтажки с жирными серыми швами.

А затем Бабкин увидел Вычегду. Река синела и блестела, так что больно становилось глазам, и он стал смотреть на густой темно-зеленый ворс леса за рекой.

– Адрес-то какой? – спросил водитель.

Бабкин назвал.

– А, это нам в другую часть… – Он свернул, и они оказались на деревенской улице, где драный петух ходил туда-сюда через дорогу, как хозяин. – А трасса почему разбита – она из-за карьера разбита.

– Какого карьера?

– Песчаного. В Парчеге. Могу вас туда потом отвезти. Хотя смотреть там нечего.

– А где есть чего? – Бабкин никак не мог понять, что его смущает, пока не осознал: тихо было вокруг. Ни привычного шума машин, ни детских криков.

– Допустим, село Ыб. Красивое. Церковь старая, Вознесения Господня…

Сергей отвлекся от созерцания окружающей местности.

– Как вы сказали?

– Церковь Вознесения…