Лягушачий король

– То есть не было драгоценностей?

– У Нины был мельхиоровый комплект, серьги и кольцо с малахитом – для повседневной носки. И на выход, как она выражалась, серьги «малинки», к которым прилагалось жемчужное колье. Нина говорила, что блеск бриллиантов в ушах ни от кого не скроет, как мало волос осталось на голове. Хотя однажды…

Егор замолчал и нахмурился.

– Однажды? – вопросительно повторил Макар.

– Нет, ерунда, – неохотно сказал режиссер. – Однажды она обмолвилась, что не может носить украшений своей бабушки из-за того, что те слишком тяжелы. Но я их никогда не видел. В характере Нины присутствовала некоторая демонстративность. Думаю, уж мне-то она их показала бы!

– Ты передавал ее слова следователю?

– Я только сейчас об этом вспомнил.

Олейников как-то помрачнел.

– Известно, кем была бабушка Ельчуковой? – спросил Илюшин.

Егор покачал головой. Макар поставил мысленную пометку: проверить.

– Традиция суаре сохранилась с годами?

– Нине стало не под силу принимать гостей. Конечно, к ней приезжали избранные любимчики вроде меня… – Егор улыбкой дал понять, что говорит не всерьез. – Характер у Нины был сложный. Я бы сказал, актерский характер – что для гримеров-художников исключение. Наверное, свою роль сыграл и возраст. Нина очень рано стала старухой, такой, знаешь, роскошной архетипичной старухой в крашеных черных буклях, носатой и тонкогубой. Фактура у нее была, конечно… Ух!

Он покачал головой чуть ли не с завистью.

– Избранные любимчики – это кто еще, например? – заинтересовался Макар.

– Дай подумать…

– Не возражаешь, если я буду записывать?

– Ради бога. Нина выделяла, скажем, Демку, Демьяна Щербатых. Мы с ним вместе учились в Щуке. Он Нину просто обожал! Ну, не ее саму… – Егор рассмеялся своим мыслям, поймал непонимающий взгляд собеседника и пояснил: – Дема относился к ней как к музыкальной шкатулке. Сама шкатулка, в общем-то, никого не интересует. Она ценна содержимым. Нина была кладезем театральных историй, сплетен и анекдотов. Она дружила с самими… – Режиссер произнес несколько фамилий, которые были знакомы даже далекому от театральных кругов Макару. – Это все уходящая натура. Бесценная! Щербатых приходил к Нине, садился перед ней на полу и начинал записывать. Буквально – каждое ее слово. Он был одержим идеей сделать книгу по мотивам ее воспоминаний.

– Сделал?

Егор махнул рукой:

– Да ну! Где Дема и где книги! Он на бумаге двух слов связать не мог. Пытался нанять какого-то журналиста, но в итоге у них не сложилось. Кажется, не сошлись в цене.

Илюшин записал все и попросил:

– Егор, давай вернемся к тому дню, когда ты видел Нину в последний раз.

– Давай, только у нас через полчаса прогон.

За следующие двадцать минут Макар не узнал ничего нового. Олейников намного ярче запомнил унижение, пережитое в кабинете следователя, чем последнюю встречу с Ниной Ельчуковой.



Когда он ушел, кафе сразу опустело. Вместе с режиссером пространство как будто покинули и голоса, и смех, и молодая красота, и оживление. Не сразу Илюшин сообразил, что посетители были заняты в спектакле Егора и попросту убежали на репетицию.

– Вам все понравилось?

Официантка с улыбкой обращалась к нему.

– Все прекрасно, – сказал Макар. – Можно еще кофе?

Когда пришло время рассчитываться, он обнаружил на чеке номер телефона. «На твоем месте я бы писал свой номер Олейникову», – мысленно сказал он, улыбнулся покрасневшей официантке и ушел.



Фамилия, которую упомянул режиссер, показалась Илюшину знакомой. Он вбил в поисковую строку «Демьян Щербатых» и вздохнул.

Актер.

Популярный.

Хуже не придумаешь.

«У него глаза порочного ангела», – написала в комментариях одна из поклонниц актера.

Номер Демьяна, который продиктовал Олейников, принадлежал не самому Щербатых, а его менеджеру. Макар подозревал, что менеджер срежет его на подлете. Поэтому он предпринял небольшое исследование фанатских групп. Их было три; самая многочисленная обитала ВКонтакте. Здесь выкладывали интервью Щербатых, фотографии со съемок, анонсы фильмов… Наконец, обсуждали личную жизнь Демьяна. Илюшин зарегистрировался под именем «Тося Кислицына» и после нескольких часов дипломатических переговоров («этот обоятельный актер покарил очень много женских сердец, и мое сердечко среди них, я хочу общатся с теми кто ранен как и я на вылет») оказался допущен в закрытую группу тру-фанаток.


Здесь легенда изменилась. Юная Тося Кислицына должна была по заданию редакции журнала «Ахриман» взять у Щербатых интервью. На юзерпик Илюшин предусмотрительно поставил фото Ребел Уилсон в юности.

Спустя короткое время у него был номер телефона Щербатых.

– Ну, ты даешь, – сказал Бабкин, когда Макар описал ему свой путь. – Я бы тебе этот контакт добыл за пятнадцать минут. Да ты и сам мог бы.

– Ничего ты не понимаешь, – печально сказал Илюшин. – Я хотел любить и быть любимым…

– Ну-ну.

– Теперь я щербатикс.

Сергей вполголоса выругался.

– Стоматологу показался? Черт, Макар! Влезать в разборки с бабами – это совсем уже… Илюшину зуб выбили, – сказал он в сторону, и до Макара донесся встревоженный голос Маши.

– «Щербатиксы» – это фанатки Щербатых, – снисходительно разъяснил Илюшин. – У всех настоящих фандомов есть самоназвания. Ты знал, что фаны Джастина Бибера называют себя Белиберами? А у Тейлор Свифт – Свифтисы.

– То есть зубы целы?

– Само собой.

– Жаль, – сказал Бабкин. – Очень жаль.



На звонок Илюшина ответил полусонный голос. Макар решил бы, что разбудил актера, если бы не громкая электронная музыка на заднем плане.

Сильно растягивая гласные, Демьян предложил встретиться прямо сейчас.

– Я в «Берлине». Подъезжай, братишка.

Илюшин сообразил, что речь не о Германии, а о ночном клубе. «От разговора в клубе толку не будет». После уговоров актер нехотя согласился встретиться на следующий день.

– Завтра мы пишемся на Баррикадной, – сказал он. – Подваливай… ну, допустим, к двум.

Их разговор был прерван пьяным женским хохотом. Кто-то вырвал телефон у Демьяна из рук. Илюшин терпеливо дождался, пока в трубке снова зазвучит голос Щербатых, и уточнил адрес.

– Мой менеджер… – Щербатых теперь растягивал слова так сильно, что, казалось, вот-вот завязнет в очередной гласной, точно муха в сиропе. – Менеджер тебе объяснит. Киса! Ответь человеку… Кии-и-и-са-а-а-а!

В кисе Илюшин узнал хохотавшую женщину. Не без труда, но она все-таки продиктовала ему адрес и, задыхаясь от приступов смеха, потребовала у него паспортные данные.

– Пришлю на этот номер, – сказал Макар и отключился.



На следующий день он вошел в кирпичное здание, мысленно готовясь к худшему. Его встретила хмурая молчаливая девушка. Ни слова не говоря, она проводила его в длинную, как вагон метро, гримерку, где вокруг Демьяна ходил парень неопределенного возраста в шортах и бейсболке задом наперед и прикладывал к его лицу пряди искусственных волос.

– Костик, это будет смотреться как чужое, – сказал Демьян, критически глядя в зеркало на рыжий локон возле своего виска.

– Котик, а давай я сам решу, как это будет смотреться, – неожиданным басом сказал парень. – Ты делай свою работу, а я буду делать свою.

Илюшин подумал, что Щербатых сейчас взорвется. Вместо этого Демьян миролюбиво буркнул:

– Понял, не лезу!

И поймал в зеркале взгляд Макара.

– А, это ты частный детектив? – Он сидел замерев, только глазами вел за отражением приблизившегося Макара. – Садись. Пять минут нам дай, окей? Потом сможем поговорить.

– В пять минут не уложусь, – хмуро известил парень в бейсболке.

– Костик, у человека серьезное дело…

– А, так это все меняет! – обрадовался тот. – Мы-то здесь развлекаемся!

– Это насчет Нины Тихоновны…

Костик на несколько секунд замер, уставившись на Илюшина.

– Вы ее знали? – спросил Макар.

Он придвинул высокий неудобный стул, похожий на те, что стоят перед барными стойками, и сел.

– Нина Тихоновна – легенда, – строго сказал тот. – Все, не мешать.