Лягушачий король

Илюшин побарабанил пальцами по столешнице.

– Дела объединят в одно производство? – спросил он. – Поджог офиса Льва Котляра и убийство Юренцова?

Соседнее кресло издало глубокий вздох. Истрик по-прежнему сидел, запрокинув голову к потолку и зажмурившись, а потому казалось, будто этот вздох, этот долгий немой укор обращен к небесам, пославшим ему Илюшина.

– Вы такой прыткий, Макар Андреевич. Вам это по жизни не мешает?

Илюшин вспомнил Бабкина, поджал губы и чопорно сказал:

– Отнюдь.



Макар вошел в квартиру около полуночи.

По дороге через ночной парк к нему привязалась кучка юнцов, опасно задиравших прохожих. Илюшин почти никогда не попадал в зону внимания такого рода компаний. «Плохой признак, – думал он, пока они догоняли его, точно стая бродячих собак, все сокращая расстояние. – Говорит о том, что я устал. И жалость к дураку Юренцову совершенно лишняя».

Когда парни приблизились, гогот и матерщина стихли. Илюшин не оборачивался, дожидаясь момента. И дождался. Стало совсем тихо, а затем скользнул то ли смешок, то ли шепоток – и шорох. Тогда он легко шагнул в сторону, и тот, кто должен был толкнуть его в спину, пролетел мимо и грохнулся на асфальт.

– Джеки Чан, что ли? – сказал предводитель, рассматривая Илюшина, который остановился под фонарем.

Этот парнишка был нехорош. Кураж остальных можно было списать на спайс. А у этого в глазах светилось жадное предвкушение. Широкая улыбка, обнажившая пустые десны, походила на оскал распотрошенной устрицы.

– У тебя в карманах ничего чужого не завалялось? – развязно спросил он.

Макар осклабился в ответ.

– Зубы твои, может? – предположил он. – Ты обронил – я подобрал.

Словно иллюстрируя свои слова, он наклонился к земле. Увесистая палка, испещренная следами собачьих клыков, удобно легла в ладонь. Кто-то днем бросал ее своему псу, ротвейлеру или овчарке.

Сергей не уставал твердить: при любой возможности избегай боя. Макару ничего не стоило удрать. Но он был так зол на Юренцова… Нож он купил, господи! Кретин! У тебя зрение минус пять, ты неповоротливый увалень с сидячей работой – кого ты собрался пырнуть этим ножом?

– Ты чо щас сказал, гнида? – изумился парень.

Макар ухмыльнулся шире, вызывающе сверкнув белоснежными острыми зубами.

– Нет мировой гегемонии котов! – отчеканил он и шагнул предводителю навстречу.



В квартире он первым делом вымыл руки. Затем прошел в спальню, вытащил из кобуры «Гранд Пауэр» – старенький, еще дореформенный – и спрятал в сейф. Затевать драку, имея при себе пистолет, было верхом безрассудства. Макар тихо засмеялся в пустой комнате.

Серега смешал бы его с грязью, если б узнал.

Зато на некоторое время эти пятеро перестанут приставать к прохожим в тихом парке.

«Может, питбультерьер», – задумчиво сказал себе Илюшин, вспоминая глубокие вмятины на древесине. Ему нравилось, как улыбаются эти собаки. Совсем как Серега.

Он стал носить «Пауэр» с собой после того как узнал о гибели Льва Котляра. Нападения Илюшин не боялся. Однако недооценивать серийного убийцу, за сутки прикончившего двоих, он считал недальновидным.

Макар заварил чай и сел за изучение «Песен ангелов». Он выписал каждое слово, относившееся к описанию возлюбленной главного героя.

В конце концов, все это было сделано ради нее.

Возлюбленная и сама выглядела как бесплотный ангел. «Фиксация на бестелесности», – записал Илюшин. Описания внешности не было, и он поставил знак вопроса: есть ли прототип? Или ее образ – целиком плод воображения?

Мог ли Хроникер, записывавший любую деталь, словно проводя инвентаризацию, удержаться и не обрисовать черты своей Прекрасной Дамы?

Макар задумался, что содержалось в файлах, которые Хроникер присылал Юренцову. Перечисление событий – да, само собой. «Я пошел, я увидел, я сделал». Однако в какой мере литературная обработка была делом рук фантаста? Или Хроникер что-то вносил от себя?

Чтобы это узнать, нужно было залезть в компьютер Олега Юренцова. А залезть в него можно было только с разрешения следователя, которое ему не получить. Макар понимал: даже если Истрик пойдет с докладом к начальству, а начальство прислушается к нему – что уже выглядело фантастическим допущением, – пройдет время, прежде чем его, Илюшина, подпустят к улике.

Если вообще подпустят.

Он вновь вернулся к сценам убийства.

Первая была описана относительно сдержанно. На второй Юренцова понесло. К третьей нервы у него уже были вконец расшатаны: он получил отказ в возбуждении уголовного дела, не смог ничего добиться от сотрудников издательства и в отчаянии прибег к последнему средству. Которое могло прийти в голову лишь такому человеку, как Юренцов: малоизвестному писателю, живущему фантазиями.

И все-таки оно сработало.

Хроникер увидел надпись на рисунке только в магазине. Илюшин не сомневался: Юренцов согласовал с ним одну картинку, а буквы добавил позже. Отправил заказчику послание в бутылке. Только убийца мог понять, чем грозит ему сообщение «Эти истории придумал не я, и я расскажу об этом всем».


«Еще лингвист-эксперт мне бы очень пригодился. Психолого-лингвистическая экспертиза… Профайлер нужен. Заодно изучил бы файлы на жестком диске у Юренцова… Он же не кто-нибудь, он про-файлер».

Макар уже клевал носом.

Сон навалился на него. Он добрался до постели и мгновенно уснул, будто кто-то захлопнул его, как книгу.



На следующее утро он проснулся в шесть. Заварил кофе и распечатал все материалы уголовных дел, которые успел сфотографировать в отсутствие Истрика.

Каждое убийство чем-то отличалось от других.

– Поиграем в детскую игру «Найди лишнее», – вслух сказал Илюшин.

Гибель театральной гримерши Нины Ельчуковой – претендент на вылет номер один. Нападение совершено в ее квартире, похищены деньги и украшения. Смерти Шеломова и Капишниковой схожи между собой, поскольку выглядят случайностью. Жертвы – встреченные Хроникером люди, чем-то привлекшие его внимание.

Макар пометил на полях: «Что общего у К. и Ш.?» Молодая женщина, профессиональный дизайнер, – и пятидесятилетний рабочий?

– Примерно ничего, – сказал он в пустое пространство комнаты. – Голоса в голове у Хроникера отдавали ему приказы, которым он следовал. Жертвы ни при чем.

Однако всерьез в версию голосов он не верил. Две тысячи десятый, две тысячи тринадцатый и две тысячи восемнадцатый. Что происходило в эти годы? Почему в промежутках между ними никто не умирал от его рук? Может, в десятом, тринадцатом и восемнадцатом Хроникер переставал принимать препараты, назначенные ему психиатром?

«Или убийства были. Каждый год. Просто по какой-то причине он не захотел о них писать».

Последняя мысль показалась крайне неприятной, и, допив кофе, Илюшин сознательно от нее отказался. Он может работать лишь с тем, что имеется, – а значит, будет исходить из того, что погибших было трое.

Претендент на вылет номер два: Светлана Капишникова, по признаку орудия убийства. Если добавить к трем убийствам из книги два недавних, получится, что в трех случаях из пяти Хроникер наносил жертве удары по голове. Нельзя исключать, что и Лев Котляр убит таким же способом.

– Удар по голове… – Илюшин изобразил на листе гольфиста, замахивающегося клюшкой. – Человек физически сильный или с поставленной рукой. Приземистого Шеломова вырубил с одного бокового панча… То же самое проделал и с Юренцовым. Череп у мужчин крепче, чем у женщин, это вам не старуха с хрупкими костями, и все-таки Хроникер легко расправился с обоими.

Он записал в графе предположений: Боксер?

«Знал, куда нанести удар, и бил с большой силой».

– Надо было назвать его Гольфистом.

Левша или правша?

Претендент на «третий лишний»: штукатур Дмитрий Шеломов. До него жертвами стали две женщины. Почему Хроникер переключился на мужчину?

Макар отодвинул записи в сторону и вернулся к распечаткам уголовных дел.

– Как ни крути, убийство гримерши отличается сильнее всего, – задумчиво сказал он. – К тому же оно было первым. С него все началось. Во всяком случае, будем так считать, пока не доказано обратное.

«Что ж, обратимся к тому дню, когда погибла Нина Тихоновна».



Следователя, который вел дело Ельчуковой, Макару найти не удалось. Тот ушел на пенсию и уехал из Москвы. Однако гримершу отлично помнили в театральной среде. Преувеличенных слухов о ее смерти ходило много. Кое-кто утверждал, что у Нины Тихоновны в квартире хранились драгоценности немыслимой стоимости. Откуда они взялись у старухи, всю жизнь получавшей довольно скромную зарплату, осведомленные люди не поясняли.

Однако Илюшин сказал себе, что в их словах мог быть резон. В конце концов, трехкомнатная квартира не с неба свалилась.

Утром восьмого января у Ельчуковой был гость. Нина Тихоновна плохо чувствовала себя с утра и позвонила сыну старой подруги, попросила купить ей лекарства.

– Егор Николаевич Олейников, – прочитал Макар в материалах дела.

Он в два клика выяснил, что Егор Олейников, сорока трех лет, по-прежнему проживает в Москве. Режиссер одного из молодежных театров. Театр занимал небольшую, но достойную площадку на западе Москвы и поддерживался префектурой.

С фотографии на Илюшина смотрел мужчина с умным недоверчивым взглядом.

Девять лет назад следователь повис на Егоре Олейникове, точно сторожевая собака на воре.

Егор позвонил в дверь Ельчуковой около десяти. Полчаса они пили чай, а затем он ушел. Если верить его показаниям, он просидел бы дольше: Нина Тихоновна была старой подругой его покойной матери, им было о чем поговорить. Однако она чувствовала себя не очень хорошо.

Олейников вернулся к себе, а час-полтора спустя в ее квартиру пришел «газовщик».

Читая протоколы, Илюшин понял, что из Олейникова пытались выжать признание. Версия проста: заявился к старой подруге матери, убедился, что она одна, вернулся и убил ее. Было даже подозрение, что во время совместного чаепития Олейников что-то подсыпал в чашку Ельчуковой, однако экспертиза этого не подтвердила. «На кой черт сыпать старухе снотворное, чтобы затем разбить ей голову? – мысленно поинтересовался Илюшин у воображаемого следователя. – Где логика?»

Олейникова несколько раз опрашивали, придираясь к мелким расхождениям в его показаниях. Макар только пожал плечами. Вот если бы Егор каждый раз твердил одно и то же, не сбиваясь ни в единой детали, Илюшин первый советовал бы присмотреться к нему внимательнее. Люди путаются в воспоминаниях. Это неизбежно. Олейников не мог не понимать, что его хотят выставить убийцей, а такие подозрения не добавляют уверенности.

К тому же отпечатки пальцев Олейникова были повсюду.

Правда, было установлено, что Нина Ельчукова действительно звонила ему утром восьмого. В телефоне Олейникова сохранились сообщения с перечислением необходимых лекарств.

Но у следователя, который вел дело, имелся веский аргумент. Олейников жил в пятнадцати минутах ходьбы от Ельчуковой. У него была возможность вернуться домой, а затем снова прийти к старухе.