Лягушачий король

Макар не сразу понял, о чем он говорит. А поняв, не поверил.

– Вы нашли старуху и мужчину из подъезда? – недоверчиво переспросил он.

– Я так и сказал.

Илюшин снова уставился на циферблат, хотя в этом не было никакой необходимости. С того времени, как они расстались со следователем, прошло пять часов.

– Как вам это удалось? – потрясенно спросил он.

Алексей Борисович в ответ хмыкнул и сказал, что человек он, во-первых, скромный, а во-вторых, занятой. Поэтому если Макар Андреевич желает ознакомиться с материалами дел, то лучше бы ему не распыляться на второстепенные вопросы, а приехать, пока не закончился рабочий день…

Макар Андреевич заверил, что он уже в пути.



По дороге Илюшин мысленно возводил на каждом перекрестке памятник Истрику. Он увековечил следователя в кепке с уверенно вытянутой рукой. Он посадил Истрика на толстобокую бронзовую лошадь. Наконец, Алексей Борисович возвысился над Москвой-рекой, попирая тупоносыми ботинками палубу корабля. В кулаке он сжимал свернутое в трубку уголовное дело.

Истрик к вечеру как-то выцвел. Он сдержанно кивнул на две папки и продолжил заниматься своими делами.

Илюшин открыл верхнее.

ЕЛЬЧУКОВА НИНА ТИХОНОВНА. Родилась двенадцатого февраля тысяча девятьсот тридцать шестого. Убита восьмого января две тысячи десятого. Причина смерти: проникающая черепно-мозговая травма.

«Я знал, – торжествующе сказал себе Макар. – Я знал!»

Он стал читать дальше. «Сопутствующие повреждения: ушибленная рана правой теменной области, вдавленный перелом правой теменной кости, эпидуральная и субдуральная гематомы, перелом затылочной кости, перелом верхней стенки правой глазницы, закрытый перелом костей носа…»

Илюшин на секунду прикрыл глаза. Заключения эксперта, пожалуй, достаточно. Фотографий пока не надо.

Затем он взял второе дело.

ШЕЛОМОВ ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Родился пятого марта тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Убит тринадцатого июля две тысячи восемнадцатого года. Причина смерти: открытая черепно-мозговая травма…

Макар изучил улики, пробежал глазами показания свидетелей и вернулся к первому убийству.

– Какая бессмысленная жестокость, – вырвалось у него.

– Верно, – неожиданно отозвался Истрик, взглянув на него над очками. – Похоже на аффект, если судить по повреждениям…

Выходило, что следователь еще и успел ознакомиться с обоими делами.

Макар откинулся на спинку стула. Фотографии ждали его. Фотографии, которые ему предстояло изучить.

– Да, кстати. – Истрик выдвинул ящик и достал третью папку. – Дело Капишниковой. Я отлучусь ненадолго. Никуда не уходите.

Последняя фраза, очевидно, должна была означать повышение статуса Илюшина: с ним уже шутили. Но Макар даже не улыбнулся.

Он сидел над уголовными делами, делая выписки, пока не заметил, что за окном давно горят фонари. Истрик незаметно исчезал, неслышно возвращался; кто-то – вряд ли сам следователь – поставил перед Макаром чашку с горячим, хоть и жидким чаем, – пока Илюшин погружался все глубже, глубже и глубже.

В темноту.



Первой жертвой была старуха. Макар постарался выкинуть из головы текст, чтобы он не накладывался на материалы дела и не искажал увиденное, подобно линзе.

Нина Ельчукова. Семьдесят четыре года. Всю жизнь проработала гримером в театре. Занимала трехкомнатную квартиру на пятом этаже. Восьмого января открыла дверь человеку, который ее убил.

Соседей на четвертом не было дома – они уехали к друзьям праздновать Новый год. Если бы не их отсутствие, полиция прибыла бы на место преступления намного быстрее. Их вызвала соседка Ельчуковой лишь в семь, когда вернулась и заметила приоткрытую дверь. Убийство было совершено утром, между десятью и двенадцатью.

Оно сопровождалось разрушениями.

В комнате была опрокинута мебель. Пол усеивали осколки хрусталя и стекла. Преступник перебил сервизы, уронил стулья, перевернул стол. Издевкой выглядели два чудом сохранившихся маленьких стеклянных голубка, жавшихся друг к другу среди погрома.

Жертве были нанесены чудовищные повреждения. Истрик не зря упомянул аффект. Не было никакого смысла избивать беспомощную старуху – тем более что она потеряла сознание после первого же удара и вскоре была мертва.

Макару пришлось призвать все свое самообладание, чтобы обратиться к фотографиям.

К облегчению Илюшина, они не так ужаснули его, как он ожидал. Фотографии мертвой Светы Капишниковой подействовали намного сильнее.

Да, то, что он видел, было чудовищно. Однако Нина Ельчукова умерла быстро. А все остальное убийца творил уже с бездыханным телом.

«Нет следов сексуального насилия». Илюшин утвердительно кивнул самому себе: так он и предполагал. Мотив убийств – не сексуальный. И, очевидно, не удовлетворение жажды власти, поскольку ни одна из жертв не подвергалась мучениям. «Преступление без садистического компонента… Однако закономерность с выбором объектов нарушена».


Нина Ельчукова никак не походила на произвольно выбранную жертву. Преступник не встретил ее на улице, а проник в квартиру. Не мог он и выследить ее: в это утро Ельчукова не покидала подъезд. Ее беспокоило повышенное давление, о чем она сказала соседке, выйдя полить цветы на лестничной клетке. Сын ее давней подруги должен был привезти ей лекарства.

Двое жильцов сообщили, что около полудня к ним стучался мужчина, кричавший, что пришел с проверкой газового оборудования. Однако голос у него был странный, и в обеих квартирах ему не открыли: в одной подумали, что мошенник, в другой списали на пьяные безобразия подгулявшего соседа.

Следов взлома на двери Ельчуковой не было. Бывшая гримерша сама впустила убийцу.

Из квартиры пропали деньги и драгоценности.

Орудием убийства стала огромная ваза чешского хрусталя. Прочитав описание вазы – по иронии судьбы, одного из немногих предметов, уцелевших в погроме, – Илюшин глубоко задумался.

Следствие отрабатывало версию разбоя. Старуха начала что-то подозревать, и грабитель счел за лучшее избавиться от нее, пока она не подняла тревогу. Но убить человека, пробив ему голову вазой… К тому же удар был нанесен, когда преступник и жертва стояли лицом к лицу; экспертиза доказала это неопровержимо.

Ваза. Какой странный выбор.

Почему не нож? Не заточенная отвертка? Не удавка, в конце концов?



Илюшин вернулся к делу Светланы Капишниковой.

Эксперт предполагал, что девушка была зарезана либо ножом нестандартной формы, либо ножницами.

Что касается смерти Дмитрия Шеломова, орудие убийства было найдено. Рабочие, выкладывавшие площадку перед кафе, не уложились в срок, и перед входом была свалена груда брусков. Убийца подобрал один из камней. «А в книге ты, сволочь, эту деталь как-то упустил из виду», – подумал Макар.

Ваза.

Ножницы.

Камень.

«Ножницы – женское орудие преступления. Но чтобы вазой размозжить человеку голову, нужна большая физическая сила».

«Может быть, я ошибаюсь? – думал Макар. – Убийства совершены разными людьми? Предположим, четвертому откуда-то стало известно об этом. Он записал их…»

Однако эти рассуждения завели его в тупик.

Он не видел иного объяснения гибели Льва Котляра и Олега Юренцова, кроме попытки серийного убийцы скрыть следы.



Ни на одном из трех мест преступления не нашлось улик, которые указывали бы на третье лицо. Преступник тщательно вытер вазу. Камень брусчатки был брошен в подъезде возле тела Дмитрия Шеломова, но отпечатков на нем не обнаружили. «Натянул перчатки, выходя из магазина. О чем тоже забыл рассказать своему читателю».

Шеломов трудился штукатуром в соседней школе. Школу загодя решили подготовить к первому сентября, поэтому ремонт был практически закончен к середине июля.

В пятницу Дмитрий отпросился у прораба с обеда, соврав, что хочет уехать из города на выходные. Вместо того чтобы идти домой, Шеломов отправился к любовнице, живущей в том же квартале. Он провел у нее около двух часов.

На обратном пути штукатур зашел в магазин, и в очереди за ним встал Хроникер.



Из карманов Шеломова после смерти пропал бумажник. Этого хватило, чтобы дело списали на наркомана, которому не хватало на дозу.

– От встречи в очереди до убийства в подъезде прошло не больше пятнадцати минут, – вслух сказал Макар, уставившись в темное окно. В нем отражался расплывчатый кабинет: шкафы, столы, он сам с пустой чашкой в руке. – Если бы вы догадались сразу затребовать запись с камер из магазина!

Истрик потянулся.

– Принцип коллективной ответственности исповедуете?

– Да это не персонально вам упрек… – Илюшин раздраженно махнул рукой. – Но, черт возьми, даже в рамках версии о наркомане это следовало сделать! Очевидно же, что Шеломова засекли именно в супермаркете. Он громко говорил, привлекал к себе внимание… А здесь, – Илюшин постучал по картонной обложке, – даже нет свидетельства кассирши. Она могла вспомнить, кто стоял в очереди за жертвой. Однако ее никто не удосужился расспросить. Что за… халтура!

Он понимал, что не стоит сердить Истрика, но не мог удержаться.

Олег Юренцов зарабатывал техническими переводами и писал плохие рассказы. Олег нашел свою подругу убитой. Он пытался сообщить миру, что у него в руках оказались истории, записанные преступником, но ни у кого не хватило терпения, чтобы выслушать его. И тогда бедный глупый Юренцов зашифровал в рисунке сообщение, на которое должен был клюнуть убийца, и стал ждать, когда тот начнет охотиться за ним. Это для Юренцова заказчик был невидим. А вот у заказчика хранился договор с издательством, где черным по белому был записан адрес исполнителя.

Илюшин морщился от неловкости, представляя, как Юренцов покупает у кого-то из своих сетевых знакомых нож; прилаживает к поясу мешковатых брюк ножны; проверяет, как быстро он сможет выхватить свое оружие. Все это оказалось зря. Глупо это было, невыносимо глупо, и сам Юренцов выставил себя законченным дураком, и все это теперь не имело никакого значения, потому что его прикончили быстро и безжалостно, едва он вышел из лифта. Он вызвал Хроникера, точно дьявольскую силу, своими детскими каракулями на рисунке – и Хроникер пришел.

Всего этого не случилось бы, если бы следователь, установив маршрут штукатура Дмитрия Шеломова, изъял бы из магазина видеозапись.

– Качество записи в торговых залах низкое, – заметил Истрик. – И не факт, что нам удалось бы по ней идентифицировать вашего… фигуранта. Покупать конфеты – это не преступление. Что еще можно было ему предъявить?

Он снял очки и вытащил из ящика какой-то пузырек, из которого невозмутимо закапал в глаза. Зажмурился и притих.

– Можно было показать его фото жильцам подъезда. – Макар обращался к отражению Истрика, у которого вместо лица было пятно.

Следователь пожал плечами.