Лишняя. С изъяном
Часть 47 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Очень удобно, что строительные и ремонтные доки располагались рядом с рабочим пирсом. Релийский корабль, которым управлял старый знакомый Ранджита, поджидал нас под всеми парусами.
Младший Горман, Вилей, уже лежал в трюме, обезмаженный до предела, как и отец. Его я взяла тепленьким в особняке. Не знаю, как отреагирует на пропажу мужа и сына леди Горман, но их дворецкий нам с Пэдди на выходе еще и дверь придержал.
На всякий случай я постояла на пирсе, глядя, как корабль растворяется в золоте заката. Затем с легким сердцем развернулась и попросила Пэдди отвезти меня к Салливанам.
Что могла — я сделала. Дальше счастье сестры зависит от ее собственных действий.
Эдна Салливан несколько удивилась, обнаружив меня на пороге их особняка. Я вполголоса требовала у мажордома провести меня к заключённому, дабы проверить условия его содержания. Дворецкий стушевался, не понимая, как действовать в подобной ситуации.
Мать Бродерика не присутствовала при том, как в ее доме селили убийцу. Зато, продемонстрировав недюжинную память, припомнила меня со встречи в театре полгода назад.
— Так это вы невеста Броди! Он так много о вас рассказывал, особенно в последнее время. Проходите, как раз время чая!
Не дав мне опомниться, она увлекла меня в гостиную, где и правда горничная в жестко накрахмаленном чепце расставляла тарелочки с закусками и пустые чашки. Заварочный чайник из того же комплекта, в пасторальных картинках с овечками, ждал своей очереди, благоухая свежезаваренным листом и малиной.
У стола в кресле-каталке сидел отец семейства, Фаррел Салливан. Я присела в приветственном реверансе, который от волнения получился чуть глубже, чем положено. Хотя, если учитывать, что я незаконнорожденная дочь барона, то в самый раз.
— Присоединяйтесь, Хиллари. Очень рад вас снова видеть, — прищурился герцог. Он-то, в отличие от жены, прекрасно знал, зачем я пожаловала. — Ваш подопечный жив-здоров, чего и вам желает.
Я хмыкнула и послушно присела на низкий диван. Ну, раз уж так вышло, дождусь Бродерика с работы. Все равно прямо сейчас делать мне особо нечего. В академии сегодня по расписанию медитация, которую, по слухам, снова будет вести магистр Оффал. Встречаться с ним лишний раз не хочется. Боюсь не сдержаться и ляпнуть что-нибудь не то. Сестра обещала проверить всех во дворце на предмет послушания. И пока она не оценит верность клятве и следование приказам со стороны королевского лекаря, я к нему ближе чем на пушечный выстрел не подойду.
Разговор за чаем не клеился. Погода быстро себя исчерпала, посвятить больше двух фраз моросящему сумраку за окном — многовато чести. О преступниках говорить в присутствии дам не принято, о работе тоже.
— А давно вы… вот так? — я кивнула на инвалидную коляску. Фаррел подавился чаем. Самый дурной тон: заметить, что в комнате кто-то болеет или увечен. Стыдобища! Пока отец семейства краснел, а мать подбирала слова, чтобы меня спровадить, не обидев при этом, я продолжила мысль: — Я учусь на врача… в смысле, целителя. И если вы позволите себя осмотреть, думаю, что смогу помочь. Повреждению, кажется, довольно много лет?
На лице Фаррелла боролись стыд, возмущение и — даже не желание — робкая надежда на исцеление. Его сомнения озвучила жена:
— Милая, его осматривали лучшие целители страны. Ничего поделать нельзя. А вам должно быть стыдно, вы же леди, баронесса, в конце концов, а занимаетесь подобными непотребствами!
— Лечить людей — непотребство? — хмыкнула я. — Или иметь профессию для женщины — непотребство? — я повернулась к Салливану-старшему. — Вы не задавались вопросом, как ваш старший сын попал в подвал? Там же замок завязан на магию воздуха.
Фаррел с минуту разглядывал меня, затем, видимо, сопоставил будущую профессию и внезапное возвращение магии наследнику и, решительно развернув кресло, подкатил ко мне.
— Где будете осматривать? Здесь или пройдём в спальни? — уточнил он, начиная расстегивать домашний пиджак. Эдна, широко распахнув глаза, перевела взгляд на меня.
— А давайте прямо здесь. Стол вон обеденный как раз нужной высоты, — кивнула я. Салливан оценил расстояние до упомянутого предмета, хитро свернул пальцы на руке и воспарил над креслом, плавно перемещаясь в сторону будущей смотровой кушетки подобно маленькой тучке. Раздевался он при помощи супруги, которая кусала губы и периодически поглядывала то на меня, то на Фаррелла, будто сомневаясь в нашей разумности. Но не спорила.
Вижу теперь, в кого жених пошёл покладистостью.
Записку из дома Бродерику принесли прямо в кабинет. Он развернул ее немного нервно: вдруг это касается пленника из подвала? Но нет. Уверенным округлым почерком дворецкого было написано настоятельное пожелание молодому хозяину явиться домой в связи с «неподобающим поведением юной невесты оного».
Заинтригованный, он поспешно сдал дела и поймал кэб на правый берег.
В гостиной и впрямь ожидал сюрприз.
Отец возлежал на парадном обеденном столе на манер жареного поросёнка. Яблоко во рту заменяло полотенце, подложенное под голову. Другое было небрежно кинуто на бёдра, чисто символически, потому что сдвинуто оно было по самое некуда.
Катраона невозмутимо, будто каждый день щупает голых мужиков, пальпировала что-то в поясничном отделе позвоночника его отца.
— Так болит? А, привет, милый. Уже настучали? А здесь? — девушка ткнула остро отточенным ноготком в районе колена, и отец что-то невнятно прокряхтел, уткнувшись лицом в столешницу. Бродерик огляделся, на всякий случай проверяя, не стучит ли кто, или это опять странные словесные выверты неугомонной лекарки.
— А что здесь происходит? — обыденность, с которой Кати исследовала район застарелой травмы, заставила его сбавить обороты и не рявкнуть вопрос, а почти спокойно его задать.
— Лечимся, не видишь? — не отрываясь от своего увлекательного занятия, пропела невеста. — Ваши костоломы его залечить-то залечили, спасибо не до смерти, а про нервы забыли. Учить им надо матчасть. Ничего, пара сеансов (за один лучше не надо, проверить бы функциональность сначала), соединим поврежденные участки — и будет бегать как новенький.
Бродерик пошатнулся и был вынужден опереться на дверной косяк. Как она может так легко бросаться обещаниями? Отца осматривали лучшие целители столицы. От немедленной ругани его остановило только сознание того, что его невеста еще ни разу не давала неоправдавшихся прогнозов. И его собственный случай заставил магистра Оффала развести руками в бессилии.
А недоучка вернула ему магию.
Не говоря уже о том, что сам магистр оказался подстрекателем убийцы и предателем короны. Но к целительству это не относится.
— Но почему в гостиной? — выдавил он наконец из себя наиболее мучивший его вопрос. Катраона отреагировала предсказуемо: фыркнула.
— По-твоему, в спальне было бы лучше? Слуги у тебя вконец распустились. Их даже не останавливает то, что при осмотре, вообще-то, присутствует родная жена. Или, по их мнению, мы тут тройничок устроили?
Матушка, которую Бродерик и сам, признаться, приметил только сейчас, покраснела и закашлялась. Не привыкла еще к прямолинейности невестки.
Дамы отвернулись, даже Катраона соизволила пощадить стыдливость пациента. Бродерик собирался, как всегда, помочь отцу сесть и замер, неверяще наблюдая, как тот сначала сам перевернулся на спину, потом слез со стола и наконец встал на ноги. Крепко держался за столешницу, конечно же, пошатывался, как последний пьяница, но стоял самостоятельно!
— Сынок, я тоже не верю своему счастью, но было бы неплохо что-нибудь накинуть. Начинаю подмерзать, — тонко намекнул отец.
Бродерик поспешил подать отцу халат, в который тот завернулся с достоинством древнего императора. Покрутил одной босой ступней, опираясь на стол для баланса, потом другой, заново привыкая к подзабытым ощущениям.
— Когда, говорите, у вас свадьба? — подмигнул он будущей невестке. Мать всхлипнула, не веря глазам, и повисла на Катраоне, которая, похоже, по привычке, выпустила в нее успокаивающее заклинание — и мама обмякла практически без чувств.
— Ой… Простите, увлеклась, — пробормотала Кати, краснея.
Бродерик гордо улыбнулся.
Он искренне восхищался своей уникальной, ни на кого не похожей женщиной. Щупать голых мужиков — сколько угодно, но стоит заговорить о чувствах или отношениях — и она краснеет, как и положено девице.
Глава 25
В дни, когда не было занятий с Оффалом, я появлялась в академии. Не думаю, что многое пропущу. В любом случае скоро мы, надеюсь, с предателем разберёмся, и я сяду догонять предмет. Помедитировать я и дома могу, тем более, с моим резервом никому я непоправимого урона не нанесу при всем желании.
За ужином Наирин уныло ковыряла вилкой горошек. Часть гарнира уже была размазана по тарелке, так что занималась она этим довольно давно. Я подсела и дружески подтолкнула ее локтем, не обращая внимания на изумленные взгляды соседних девиц.
— Почему грустим? Скоро уже день икс, покажешь отцу на что способна.
— Не смогу. Думаю, мне лучше отказаться от турнира, — сестра раздавила очередную горошинку с особым цинизмом.
— Почему? — недоумевающе повернулась к ней я. — Ты так ждала, тренировалась, старалась, чтобы теперь, в шаге от цели, слиться? Не ожидала от тебя.
— Программу поменяли. Теперь, кроме стрельбы на поражение мишени, придётся проходить лабиринт. Резерва не хватит, — вздохнула Наирин.
— Ты же девятка, — недоуменно уставилась я на нее. Сестра не производила впечатление пораженческой истерички, так что лабиринт, наверное, действительно сложная штука, которую будет непросто пройти. — Жахнешь по нему — он и рассыплется.
— Я все потрачу куда раньше. Мы с Ранджитом тренируемся сколько можем, — тут я скептически хмыкнула. Видела я их тренировки в беседке. Наирин чуть покраснела и запальчиво продолжила: — И тренируемся тоже! Но у меня не хватает концентрации. Слишком непривычной формы нужно плести заклинание, у меня уходит на каждое очень много магии. Залпов на десять хватает, а потом все. Я стараюсь как могу, но такими темпами у меня получится что-то приличное через месяц, не раньше. А турнир через неделю.
Наирин снова вздохнула.
Я незаметно ощупала карман юбки, в котором хранила рулон с инструментами.
Рассказать или нет? Могу ли я довериться сестре?
Скептически глянула на ковыряющуюся, как надутый ребёнок, в тарелке сестру. Сохранить секрет в ее интересах. Если узнают, что она смухлевала на турнире, ее дисквалифицируют, и теоретическая ее победа обернётся пшиком.
Пожалуй, рискну.
На выходе из столовой я подхватила сестру под руку, подстраиваясь под ее мелкий женственный шаг.
— У меня для тебя сюрприз, — шепнула я углом рта. Наирин на меня мрачно покосилась, продолжая кукситься.
Как только за нами закрылась дверь, принцесса упала в кресло, раскинув руки.
— Давай свой сюрприз. Какая жалость… Я так настроилась утереть папе нос, а тут такое разочарование. Но позориться я не полезу. Может, попробую в следующем году… У второкурсников вроде тоже турниры бывают.
Я прошлась по комнате, собираясь с духом и мыслями.
— Как тебе мысль, что мы подкрепим твой резерв? Время до турнира еще есть. Часть магии можешь слить… ну хоть бы и в шпильки. Или шарики. Или еще что. А потом, когда понадобится, впитаешь энергию обратно.
— Магия не хранится в предметах, — она посмотрела на меня как на дурочку. — Стоит заряженной вещи коснуться любого материала — и она отпустит в него всю накопленную магию.
Вместо ответа я достала прорезиненный футляр с акупунктурными иглами.
— Если бы магию нельзя было хранить в предметах, я давно бы уже выгорела и сдохла.
Наирин чуть сморщила вздернутый носик на мою вульгарную речь, но набор осмотрела со все возрастающим интересом.
— И что означают разные цвета? — сестра безошибочно потянулась к красному навершию, я еле успела перехватить ее за запястье.
— Я вложила в них заклинания. Ты только что чуть не порезалась, — пояснила я. Наирин нахмурилась, глядя на ровный ряд разномастных иголок.
— Быть того не может. Не верю, — решительно заявила она. Я выбрала иглу поменьше, с легкой местной анестезией. Не прикасаясь, указала на неё пальцем.
— Попробуй сама. Вот эту, синюю.
Наирин вытянула иглу за навершие и тронула острие пальцем другой руки. Судя по тому, как изумленно вытянулось ее лицо, тот моментально онемел. Она потрясла кистью, пытаясь вернуть чувствительность.
— Но как? — пробормотала сестра. Я потянула ее на диванчик, села рядом и развернула между нами рулон.
— Пообещай мне, что никто не узнает. Пока что это секрет, — попросила я. Наирин кивнула, произнося стандартную клятву.
Младший Горман, Вилей, уже лежал в трюме, обезмаженный до предела, как и отец. Его я взяла тепленьким в особняке. Не знаю, как отреагирует на пропажу мужа и сына леди Горман, но их дворецкий нам с Пэдди на выходе еще и дверь придержал.
На всякий случай я постояла на пирсе, глядя, как корабль растворяется в золоте заката. Затем с легким сердцем развернулась и попросила Пэдди отвезти меня к Салливанам.
Что могла — я сделала. Дальше счастье сестры зависит от ее собственных действий.
Эдна Салливан несколько удивилась, обнаружив меня на пороге их особняка. Я вполголоса требовала у мажордома провести меня к заключённому, дабы проверить условия его содержания. Дворецкий стушевался, не понимая, как действовать в подобной ситуации.
Мать Бродерика не присутствовала при том, как в ее доме селили убийцу. Зато, продемонстрировав недюжинную память, припомнила меня со встречи в театре полгода назад.
— Так это вы невеста Броди! Он так много о вас рассказывал, особенно в последнее время. Проходите, как раз время чая!
Не дав мне опомниться, она увлекла меня в гостиную, где и правда горничная в жестко накрахмаленном чепце расставляла тарелочки с закусками и пустые чашки. Заварочный чайник из того же комплекта, в пасторальных картинках с овечками, ждал своей очереди, благоухая свежезаваренным листом и малиной.
У стола в кресле-каталке сидел отец семейства, Фаррел Салливан. Я присела в приветственном реверансе, который от волнения получился чуть глубже, чем положено. Хотя, если учитывать, что я незаконнорожденная дочь барона, то в самый раз.
— Присоединяйтесь, Хиллари. Очень рад вас снова видеть, — прищурился герцог. Он-то, в отличие от жены, прекрасно знал, зачем я пожаловала. — Ваш подопечный жив-здоров, чего и вам желает.
Я хмыкнула и послушно присела на низкий диван. Ну, раз уж так вышло, дождусь Бродерика с работы. Все равно прямо сейчас делать мне особо нечего. В академии сегодня по расписанию медитация, которую, по слухам, снова будет вести магистр Оффал. Встречаться с ним лишний раз не хочется. Боюсь не сдержаться и ляпнуть что-нибудь не то. Сестра обещала проверить всех во дворце на предмет послушания. И пока она не оценит верность клятве и следование приказам со стороны королевского лекаря, я к нему ближе чем на пушечный выстрел не подойду.
Разговор за чаем не клеился. Погода быстро себя исчерпала, посвятить больше двух фраз моросящему сумраку за окном — многовато чести. О преступниках говорить в присутствии дам не принято, о работе тоже.
— А давно вы… вот так? — я кивнула на инвалидную коляску. Фаррел подавился чаем. Самый дурной тон: заметить, что в комнате кто-то болеет или увечен. Стыдобища! Пока отец семейства краснел, а мать подбирала слова, чтобы меня спровадить, не обидев при этом, я продолжила мысль: — Я учусь на врача… в смысле, целителя. И если вы позволите себя осмотреть, думаю, что смогу помочь. Повреждению, кажется, довольно много лет?
На лице Фаррелла боролись стыд, возмущение и — даже не желание — робкая надежда на исцеление. Его сомнения озвучила жена:
— Милая, его осматривали лучшие целители страны. Ничего поделать нельзя. А вам должно быть стыдно, вы же леди, баронесса, в конце концов, а занимаетесь подобными непотребствами!
— Лечить людей — непотребство? — хмыкнула я. — Или иметь профессию для женщины — непотребство? — я повернулась к Салливану-старшему. — Вы не задавались вопросом, как ваш старший сын попал в подвал? Там же замок завязан на магию воздуха.
Фаррел с минуту разглядывал меня, затем, видимо, сопоставил будущую профессию и внезапное возвращение магии наследнику и, решительно развернув кресло, подкатил ко мне.
— Где будете осматривать? Здесь или пройдём в спальни? — уточнил он, начиная расстегивать домашний пиджак. Эдна, широко распахнув глаза, перевела взгляд на меня.
— А давайте прямо здесь. Стол вон обеденный как раз нужной высоты, — кивнула я. Салливан оценил расстояние до упомянутого предмета, хитро свернул пальцы на руке и воспарил над креслом, плавно перемещаясь в сторону будущей смотровой кушетки подобно маленькой тучке. Раздевался он при помощи супруги, которая кусала губы и периодически поглядывала то на меня, то на Фаррелла, будто сомневаясь в нашей разумности. Но не спорила.
Вижу теперь, в кого жених пошёл покладистостью.
Записку из дома Бродерику принесли прямо в кабинет. Он развернул ее немного нервно: вдруг это касается пленника из подвала? Но нет. Уверенным округлым почерком дворецкого было написано настоятельное пожелание молодому хозяину явиться домой в связи с «неподобающим поведением юной невесты оного».
Заинтригованный, он поспешно сдал дела и поймал кэб на правый берег.
В гостиной и впрямь ожидал сюрприз.
Отец возлежал на парадном обеденном столе на манер жареного поросёнка. Яблоко во рту заменяло полотенце, подложенное под голову. Другое было небрежно кинуто на бёдра, чисто символически, потому что сдвинуто оно было по самое некуда.
Катраона невозмутимо, будто каждый день щупает голых мужиков, пальпировала что-то в поясничном отделе позвоночника его отца.
— Так болит? А, привет, милый. Уже настучали? А здесь? — девушка ткнула остро отточенным ноготком в районе колена, и отец что-то невнятно прокряхтел, уткнувшись лицом в столешницу. Бродерик огляделся, на всякий случай проверяя, не стучит ли кто, или это опять странные словесные выверты неугомонной лекарки.
— А что здесь происходит? — обыденность, с которой Кати исследовала район застарелой травмы, заставила его сбавить обороты и не рявкнуть вопрос, а почти спокойно его задать.
— Лечимся, не видишь? — не отрываясь от своего увлекательного занятия, пропела невеста. — Ваши костоломы его залечить-то залечили, спасибо не до смерти, а про нервы забыли. Учить им надо матчасть. Ничего, пара сеансов (за один лучше не надо, проверить бы функциональность сначала), соединим поврежденные участки — и будет бегать как новенький.
Бродерик пошатнулся и был вынужден опереться на дверной косяк. Как она может так легко бросаться обещаниями? Отца осматривали лучшие целители столицы. От немедленной ругани его остановило только сознание того, что его невеста еще ни разу не давала неоправдавшихся прогнозов. И его собственный случай заставил магистра Оффала развести руками в бессилии.
А недоучка вернула ему магию.
Не говоря уже о том, что сам магистр оказался подстрекателем убийцы и предателем короны. Но к целительству это не относится.
— Но почему в гостиной? — выдавил он наконец из себя наиболее мучивший его вопрос. Катраона отреагировала предсказуемо: фыркнула.
— По-твоему, в спальне было бы лучше? Слуги у тебя вконец распустились. Их даже не останавливает то, что при осмотре, вообще-то, присутствует родная жена. Или, по их мнению, мы тут тройничок устроили?
Матушка, которую Бродерик и сам, признаться, приметил только сейчас, покраснела и закашлялась. Не привыкла еще к прямолинейности невестки.
Дамы отвернулись, даже Катраона соизволила пощадить стыдливость пациента. Бродерик собирался, как всегда, помочь отцу сесть и замер, неверяще наблюдая, как тот сначала сам перевернулся на спину, потом слез со стола и наконец встал на ноги. Крепко держался за столешницу, конечно же, пошатывался, как последний пьяница, но стоял самостоятельно!
— Сынок, я тоже не верю своему счастью, но было бы неплохо что-нибудь накинуть. Начинаю подмерзать, — тонко намекнул отец.
Бродерик поспешил подать отцу халат, в который тот завернулся с достоинством древнего императора. Покрутил одной босой ступней, опираясь на стол для баланса, потом другой, заново привыкая к подзабытым ощущениям.
— Когда, говорите, у вас свадьба? — подмигнул он будущей невестке. Мать всхлипнула, не веря глазам, и повисла на Катраоне, которая, похоже, по привычке, выпустила в нее успокаивающее заклинание — и мама обмякла практически без чувств.
— Ой… Простите, увлеклась, — пробормотала Кати, краснея.
Бродерик гордо улыбнулся.
Он искренне восхищался своей уникальной, ни на кого не похожей женщиной. Щупать голых мужиков — сколько угодно, но стоит заговорить о чувствах или отношениях — и она краснеет, как и положено девице.
Глава 25
В дни, когда не было занятий с Оффалом, я появлялась в академии. Не думаю, что многое пропущу. В любом случае скоро мы, надеюсь, с предателем разберёмся, и я сяду догонять предмет. Помедитировать я и дома могу, тем более, с моим резервом никому я непоправимого урона не нанесу при всем желании.
За ужином Наирин уныло ковыряла вилкой горошек. Часть гарнира уже была размазана по тарелке, так что занималась она этим довольно давно. Я подсела и дружески подтолкнула ее локтем, не обращая внимания на изумленные взгляды соседних девиц.
— Почему грустим? Скоро уже день икс, покажешь отцу на что способна.
— Не смогу. Думаю, мне лучше отказаться от турнира, — сестра раздавила очередную горошинку с особым цинизмом.
— Почему? — недоумевающе повернулась к ней я. — Ты так ждала, тренировалась, старалась, чтобы теперь, в шаге от цели, слиться? Не ожидала от тебя.
— Программу поменяли. Теперь, кроме стрельбы на поражение мишени, придётся проходить лабиринт. Резерва не хватит, — вздохнула Наирин.
— Ты же девятка, — недоуменно уставилась я на нее. Сестра не производила впечатление пораженческой истерички, так что лабиринт, наверное, действительно сложная штука, которую будет непросто пройти. — Жахнешь по нему — он и рассыплется.
— Я все потрачу куда раньше. Мы с Ранджитом тренируемся сколько можем, — тут я скептически хмыкнула. Видела я их тренировки в беседке. Наирин чуть покраснела и запальчиво продолжила: — И тренируемся тоже! Но у меня не хватает концентрации. Слишком непривычной формы нужно плести заклинание, у меня уходит на каждое очень много магии. Залпов на десять хватает, а потом все. Я стараюсь как могу, но такими темпами у меня получится что-то приличное через месяц, не раньше. А турнир через неделю.
Наирин снова вздохнула.
Я незаметно ощупала карман юбки, в котором хранила рулон с инструментами.
Рассказать или нет? Могу ли я довериться сестре?
Скептически глянула на ковыряющуюся, как надутый ребёнок, в тарелке сестру. Сохранить секрет в ее интересах. Если узнают, что она смухлевала на турнире, ее дисквалифицируют, и теоретическая ее победа обернётся пшиком.
Пожалуй, рискну.
На выходе из столовой я подхватила сестру под руку, подстраиваясь под ее мелкий женственный шаг.
— У меня для тебя сюрприз, — шепнула я углом рта. Наирин на меня мрачно покосилась, продолжая кукситься.
Как только за нами закрылась дверь, принцесса упала в кресло, раскинув руки.
— Давай свой сюрприз. Какая жалость… Я так настроилась утереть папе нос, а тут такое разочарование. Но позориться я не полезу. Может, попробую в следующем году… У второкурсников вроде тоже турниры бывают.
Я прошлась по комнате, собираясь с духом и мыслями.
— Как тебе мысль, что мы подкрепим твой резерв? Время до турнира еще есть. Часть магии можешь слить… ну хоть бы и в шпильки. Или шарики. Или еще что. А потом, когда понадобится, впитаешь энергию обратно.
— Магия не хранится в предметах, — она посмотрела на меня как на дурочку. — Стоит заряженной вещи коснуться любого материала — и она отпустит в него всю накопленную магию.
Вместо ответа я достала прорезиненный футляр с акупунктурными иглами.
— Если бы магию нельзя было хранить в предметах, я давно бы уже выгорела и сдохла.
Наирин чуть сморщила вздернутый носик на мою вульгарную речь, но набор осмотрела со все возрастающим интересом.
— И что означают разные цвета? — сестра безошибочно потянулась к красному навершию, я еле успела перехватить ее за запястье.
— Я вложила в них заклинания. Ты только что чуть не порезалась, — пояснила я. Наирин нахмурилась, глядя на ровный ряд разномастных иголок.
— Быть того не может. Не верю, — решительно заявила она. Я выбрала иглу поменьше, с легкой местной анестезией. Не прикасаясь, указала на неё пальцем.
— Попробуй сама. Вот эту, синюю.
Наирин вытянула иглу за навершие и тронула острие пальцем другой руки. Судя по тому, как изумленно вытянулось ее лицо, тот моментально онемел. Она потрясла кистью, пытаясь вернуть чувствительность.
— Но как? — пробормотала сестра. Я потянула ее на диванчик, села рядом и развернула между нами рулон.
— Пообещай мне, что никто не узнает. Пока что это секрет, — попросила я. Наирин кивнула, произнося стандартную клятву.