Лишняя. С изъяном

Не знаю даже, чего я больше хотела: чтобы ублюдок сдох и больше не убивал или вылез из своей норы и попался на очередном убийстве? Второе, конечно, эгоистичное желание: отомстить, поймать самой маньяка и очистить память о Хилли, но первое, с точки зрения всеобщего блага, было бы куда лучше.

Тем ранним весенним утром мне не спалось. Я ворочалась, пытаясь выдумать новое оригинальное представление на следующую неделю. Мы старались не повторяться как в номерах, так и в костюмах. Смотры талантов и подбор новых кадров я проводила ежемесячно. У нас в активах уже был целый женский оркестр, в основном самоучки. Кто-то в семье нахватался, кто-то сам освоил. Две мошенницы-карманницы мне особо приглянулись. Они так виртуозно стащили у меня цепочку с шеи, даже не приближаясь, — до сих пор не понимаю, как именно, если магии в них ноль, — что я их взяла в кабаре без разговоров. Стоило только намекнуть на исчезающие монеты и появляющихся кроликов — дальше девушки изобретали сами.

В конце концов, кабаре — это не только голые ноги. Другие номера нам тоже нужны.

Наконец, устав бороться с одеялом, я накинула халат и решила спуститься вниз, на кухню. Сделаю себе чай, может, с валерианой. Мелькнула мысль плеснуть чего покрепче, но я ее тут же прогнала. И так с мадам регулярно сидим под коньяк — не спиться бы от такой веселой жизни.

Еще на верхних ступеньках я услышала завораживающее пение. Куда там Русалочке. В первый момент показалось, что я слышу саму Хьюстон. Бред, откуда ей здесь взяться…

Словно заколдованная, как те крысы на звук дудочки, я шла на божественный, с надрывной хрипотцой голос, выводивший рулады где-то на кухне.

У раковины с грязной посудой пела и пританцовывала, подрагивая шоколадными кудрями, стройная девушка в длинном, скромном, светло-сером платье. Рукава закатаны по локоть, темная кожа утопает в мыльной пене.

Я постучала по косяку, чтобы обозначить своё присутствие. Несмотря на доносящиеся с улицы голоса и белый дневной шум, в доме было тихо, и посудомойка могла напугаться. Обычно в это время на кухню никто не приходит, все спят.

Она все же вздрогнула от неожиданности, обернулась и уронила в мыльную воду глухо брякнувшую тарелку. Вроде та не разбилась.

Девочка оказалась прехорошенькая, только вот смотрела очень уж затравленно. Не думаю, что она была намного младше принцессы, ну, может, от силы шестнадцать. Или очень уж она недокормленная. По местным меркам — непривлекательна, тем более, что в Рионе ценилась белоснежная кожа, а девчонка была похожа на мулатку.

И в глазах уже виднелся не самый приятный жизненный опыт.

Раньше я ее здесь не видела. Хотя, и в это время я на кухне не бывала. Похоже, девочка жила в нормальном режиме, работая днем.

— Ты кто? Тебя как зовут? — как могла тихо и успокаивающе, проговорила я.

— Мадам сказала мыть посуду, убирать кухню. Здесь не бывать клиенты, — затараторила девочка, судорожно сминая в руках влажную тряпку, которой протирала посуду.

Я сделала шаг назад, чтобы не пугать ребенка.

— Давай посидим, поговорим? Я тебя раньше здесь не видела, просто удивилась, — я отодвинула один из стульев и присела. Обычно сидящий человек подсознательно нервирует меньше. Постепенно девочка успокоилась, налила мне и себе воды — зачем я, собственно, в кухню пришла — и поведала на ломаном рионском свою незатейливую историю.

Архипелаг Алоа располагался в трёх неделях пути на юг от нашего полуострова. Климат там был не в пример теплее, аборигены бегали в одних набедренных повязках — ну, практически. Пользуясь тем, что из магов у них были только шаманы, да и тех по пальцам одной руки пересчитать, рионцы, недолго думая, приписали архипелаг себе и начали кораблями вывозить оттуда ценности, начиная с жемчуга и заканчивая людьми. Не в рабство — оно в Рионе официально запрещено. В бесправную прислугу, которая, не зная языка и радикально отличаясь внешне, даже сбежать не сможет. Если повезёт — им платили, нет — работали за еду и кров.

Наши аристократы искренне считали, что совершают благое дело, приучая дикарей к цивилизации. Девочка Шада оказалась одной из таких счастливиц.

Только вот команда корабля, на котором ее везли, заскучала в пути. Шутка ли, три недели в открытом море? Ну и не придумали другого способа развлечься, как изнасиловать пару девушек-аборигенок.

Та, вторая, потом покончила с собой.

Шада выжила, но шарахалась от одного вида мужчин и заходилась в натуральной истерике.

В этот момент, на тихой утренней кухне, я простила Лалике практически все, осознав, что у женщины даже в ее скотском положении сохранилась душа и совесть. Эту несчастную, сломленную девочку она не выбросила на улицу, поняв, что та просто не сможет спать с мужчинами и не свихнуться. Шифером бедняжка и так, похоже, уже чуток поехала. Лалика дала ей работу, крышу над головой и, самое главное, защиту собственного дома и имени.

Я прямо нашу мадам зауважала.

Наши танцы проходили всегда весело и с успехом, но я давно поняла, что для полного аншлага нам не хватает голоса к музыке. Песен я знала много, но голосочек в этом теле был дохленький, под стать остальному. Намурлыкать, как Мерилин, полушепотом «Хэппибездей» смогу, а вот что-то большее — вряд ли. А кабаре — это не кино о любви. Нет, шёпот под музыку тоже мило и даже где-то эротично, но как постоянный элемент — быстро надоест и станет фоном.

Других девочек я тоже тестировала на вокал. У Дениз было неплохое грудное контральто, но она страшно стеснялась петь, а принуждать я ее не хотела. Маржолейн, наоборот, рвалась на сцену, но ее голос был еще слабее моего. Впрочем, помурлыкать между номерами я ее выпускала. Пусть развлекается.

Остальные если и исполняли, то либо народные, либо оперу, что совершенно не в тему, а перенять что-то непривычное и новое им оказалось сложновато.

Мне же хотелось поставить настоящий бурлеск: с Минелли и Зетой-Джонс, мужскими шляпами и чулками в сеточку. С последними-то проблем не было, но вот подходящий под блюз и джаз голос — задача не из легких. Где я им в стране блондинок найду классический негритянский тембр?

А вот, нашла.

Теперь главное, чтобы звезда согласилась.

Как я и думала, первой реакцией Шады, когда я предложила ей выступать по вечерам, была паника и категорический отказ. Хорошо, дело было при мадам — Лалика ее удержала. Обняла, нашептала что-то на ухо. Всхлипывающая островитянка покорно опустилась обратно на стул в кабинете хозяйки борделя.

— А если меня позовут со сцены, мне надо к ним идти? — едва слышно прошептала она.

— Тебя вообще видно не будет, — клятвенно заверила ее я. — И даже если вдруг позовут, никто тебя ни к чему принуждать не станет. Не захочешь — не пойдёшь.

— Точно не захочу! — твёрдо уверила меня Шада.

Элли Голдинг с ее голосом зазвучала еще чувственнее. Мне показалось это неплохой шуткой — использовать музыкальную тему «Оттенков серого» для представления в борделе. Под эту мелодию я думала поставить танец с веерами — нечто плавное, чувственное, с шелковыми халатиками-кимоно, периодически сползающими с плечика, и пушистыми объемными веерами, сие непотребство стыдливо маскирующими.

Репетировали мы долго, несколько месяцев. Текст-то Шада выучила быстро, но вот акцент остался. Пока готовился номер — мы исполняли другие. Особенно, по понятным причинам, полюбился зрителям канкан.

Но звезда с акцентом — это все же непорядок. Я взялась за нее вплотную. У меня в депрессняке не задерживаются. Когда с головой уходишь в работу, а вечером приходишь к себе в комнату, и сил только на то, чтобы упасть лицом в подушку, — жалеть себя некогда.

На себе проверяла.

Полностью переводить ее в наш режим не стала, пусть живет, как привыкла. Только обязала завтракать со всеми вместе — ближе к закату. Она-то ужинала, но какая разница, главное, за общим столом.


Сначала Шада тихой мышкой сидела в самом дальнем углу и только зыркала на всех опасливо шоколадными глазищами. Убедившись, что на нее никто не обращает внимания, никто с ней не заговаривает и мужчин ублажать не тащит, она понемногу успокоилась и начала прислушиваться к разговорам.

Я выполнила свою давнюю угрозу. За завтраком мы с девочками теперь обсуждали последние новости. Иногда, конечно, и сплетни тоже, не без этого. Но первым делом по очереди зачитывали отрывки из сегодняшних газет и вместе вслух раздумывали, к чему приведут эти новости лично нас.

Чаще всего мы дружно делали вывод, что к новым налогам.

Шада в обсуждениях не участвовала — стеснялась акцента. Замкнутый круг получался — не говорит, потому что стесняется, а без разговорной практики правильный выговор не поставить.

Выход подсказала Дениз. Она прознала о моих далеко идущих планах на звезду-солистку и пригласила Шаду в их с Маржолейн кружок певиц. Просто так, для собственного удовольствия. Они и еще несколько девушек из других борделей собирались пораньше вечером в законные выходные и исполняли что-нибудь хором, под наш рояль. Я иногда спускалась к ним, послушать, песню какую новую подсказать.

В один из таких мирных вечеров у меня родилась очередная мысль.

А-капелла.

Вместо музыки — голоса. Вместо ритма — собственные ноги и руки. Последнее мы уже освоили, но петь без аккомпанемента?

Чувствуя себя Вупи Голдберг, я построила девиц по голосу — от самых тоненьких сопрано до контральто Дениз.

— Ты будешь делать так. У-у! — приказала я незнакомой темноволосой девице, из конкурентов. Она молча кивнула.

Я прошлась вдоль строя, выбрав в этот раз Маржолейн. Ей как раз фоном работать подойдёт. Помурлыкает.

— Ты будешь говорить «Ло-о-ока, Ло-о-ока».

— А что это? — уточнила кокетливая блондинка с завидными формами. Маржи себя любила, холила и лелеяла даже до моего появления, а теперь-то и подавно. Ни дня без маски, ни недели без маникюра. И поклонники правобережные, что характерно, вокруг нее вились толпами и за ее рабочие дни чуть ли не дрались. Вот что уверенность в себе творит.

— Неважно, — отмахнулась я, пытаясь быстро в уме переложить не особо связный текст полуиспанской-полуанглийской песни Шакиры на местный язык. Может, вставить что из местного, спаннийского?

— Я буду задавать темп. Давайте, попробуем. Сначала ты, — я обозначила ритм сначала ногой, потом добавила щелчки пальцами за неимением кастаньет. В нужный момент ткнула пальцем в тёмненькую. Она послушно, с выражением провыла:

— Ууу!

— Лока, лока! — включилась по моей команде Маржи.

— Улёт! Еще раз! — подбодрила я новообразованный коллектив.

Текст родился как-то сам собой. Вся прелесть Шакиры в том, что все эти Вака и Лока можно и не адаптировать: как говорится, непереводимая игра слов. Шада подсказала несколько слов на своём родном наречии, для антуража.

Так, совместными усилиями, мы создали новый номер. Я радовалась даже больше девочек — они потихоньку смелеют, приобретают большую автономию в мышлении. Уже не только дерутся за то, кто солистка, а кто в подтанцовке — они вместе творят.

На достигнутом мы не остановились. У нас сложился необычный хор, но кто-то же должен был и танцевать? И Шада позвала своих соплеменниц. Их оказалось удручающе много в борделях. Кто-то сбежал сам, считая, что такая работа лучше, чем горбатиться за еду у аристократов, кого-то продали за долги. Ну, не продали — передали их контракт. Суть та же.

Постановку танца я, в основном, предоставила им самим. Только иногда вставляла свои пять копеек — вроде того, с какой стороны сделать подсветку и в каком порядке выходить на сцену. Еще подсказала им идею паровозика ламбады. Можно будет и желающих из зала включить. Полапать бесплатно танцующую впереди даму — что может быть завлекательнее?

Наконец подошёл день премьеры.

Я чувствовала себя учительницей, провожающей на линейку выпускной класс.

Подтанцовка старалась, высоко задирая ноги. Кружевные юбки тюльпанами, призванные изображать пальмовые листья аборигенок, больше открывали, чем прикрывали. Как и задумывалось.

Темненькие девочки с взъерошенными кучеряшками на переднем плане, статные блондинки в струящихся одеяниях, как ангелочки, группкой на краю сцены.

Я в этот раз не выступала. Пусть привыкают к самостоятельности. Сидела у бара, надвинув маску поплотнее и завернувшись в тонкий плащ (чтобы сразу было видно: дама не заинтересована), и потягивала коктейль.

Успех у коллектива был феерический. Аристократы новыми глазами взглянули на темненьких красоток. Те же, не являясь нашими официальными работницами, в койку не спешили. Так у звезд нашего кабаре появились первые платонические поклонники.

В этом августе я в академию не поступила. Формально мне не было еще восемнадцати, а кто знает, как там проверяют поступающих. В объявлении, которое печатали все газеты месяц до набора, указывался возраст как один из критериев поступления. Зачем мне туда соваться, привлекать внимание, чтобы меня завернули с позором? Незачем. Да и документы новые я себе пока что не сделала. Старые, Хилли, я сожгла в камине. Нельзя такую улику при себе оставлять. В памяти еще были свежи обыски в пансионе. Мадам-то в курсе, кто я, а вот не работает ли кто-то из девочек на сторону, я не была уверена.

Надо отдать должное властям: в академию брали всех. Ну, всех одаренных. От единицы и до бесконечности… то есть десятки. Однако, даже семерки были среди магов редкостью, а десятку из живущих вообще никто не видел.

Надеюсь, у меня все же единица, а не ноль целых сотые дроби. Как проверить, я не знала, а мадам ничем не могла мне помочь — магов среди ее знакомых не было. Аристократы же вряд ли возьмутся вместо приятного вечера в борделе объяснять странной девице в маске, как проходит отбор в академию.

Я решила Тайрис потихоньку обучать массажу. Не всю жизнь же мы будем у маман сидеть. Насмотревшись на купальни и полное отсутствие даже подобия спа, я решила заняться именно этим. Причём для женщин. Не думаю, что если мужчины-аристократы шляются по полнедели по борделям и балам, их жены страшно заняты важными делами. Так что клиентки найдутся. Главное, как-то попасть на правый берег и прикупить или арендовать подходящий дом. Вряд ли аристократки поедут, по примеру их мужей, на небезопасный левый берег за расслаблением. Может, выезд на дом даже придётся предлагать. Посмотрим.

Начали мы с базового разогрева спины. Я мяла вызвавшуюся добровольцем Райли — она как раз подходила: тощенькая, все мышцы-кости на виду — знай показывай. Тай стояла рядом и старательно запоминала.

— Смотри, здесь явно у нее узел. Зажались мышцы. Так больно? — я чуть надавила вибрирующим движением под лопаткой справа. Райли протестующе ойкнула. — Ага, видишь, больно. Таки узел. Пощупай сама.

Тайрис неуверенно протянула руку. Сразу нащупать у нее не получилось, пришлось брать за палец и показывать наглядно. Она закраснелась, аж до слез, но кивнула. Поняла, мол.

Стесняется, что ли? Да, представляю, что бы с ней было, пойди мы по плану Лалики. Я пожалела бедняжку, отослала ее спать — рассвет уже, время для борделя позднее — и закончила с Райли. Узлы запускать нельзя, защемит спину — танцевать не сможет.

Поначалу болючий, массаж постепенно перешёл в расслабляющий, разогретые мышцы поддавались, как масло. Девочка даже задремала. Я осторожно укрыла ее одеялом и пошла к себе, решив по дороге заглянуть к Тайрис, успокоить ее. Может, валерьянки налить? Нет, я конечно понимаю, что аристократок воспитывают в строгости и голых спин она даже женских, скорее всего, не видела, но тем более мне нравится местный обычай чуть что — продавать этих невинных неженок в бордели. Просто прелестно, на мой взгляд.