Лишняя. С изъяном

Бродерик давно оставил надежду уговорить коллег перестать величать его соответственно статусу, тем более, что технически он герцогом не являлся. Титул унаследует его младший брат, а ему самому светит только левый берег, смог и возможное повышение до капитана лет через пять. Если доживет. Но объяснять это простым людям, к которым вдруг прислали нового начальника из благородных, дело бессмысленное. Они видят: лорд, по крайней мере, был им до недавнего времени — значит светлость и все тут.

Как его нашла девица из борделя, на которую он как идиот ходит смотреть уже три месяца по вечерам после смены вместо того, чтобы завалиться спать, было понятно. Проследила. Да он и не скрывался особо. А вот зачем она за ним вообще пошла, да еще продиралась сквозь оцепление, хорошо бы выяснить. Так что Бродерик кивнул дежурному — пропусти, мол — и посторонился, открывая девице лучший вид на труп. Может, ей станет дурно и быстро уйдёт? Хотя, честно говоря, ему хотелось бы, чтобы она задержалась, но не на месте убийства же. Не самая романтичная обстановка.

Дамочка зябко куталась в меховое манто, которое едва доставало ей до середины бедра. Дальше простирались бесконечные стройные ножки в тонких чулочках и аккуратных туфельках на невысоком каблуке, которые как-то не очень вязались с разнузданным верхом и больше подошли бы студентке бытового факультета. Вообще, на улицах Дорсетта небезопасно разгуливать в таком фривольном виде, но здоровенный бугай из заведения Лалики за плечом девчонки отбивал все дурные помыслы у засмотревшихся мужчин одним своим видом.

— С чего вы взяли, что их было больше? — поинтересовался он. Мысль, мелькнувшую на задворках сознания, что она могла и убивать, Бродерик задушил в зародыше. Ну куда ей бороться в темном переулке, там же кожа да кости. А вот соучастницей могла быть запросто. Верить в то, что заинтересовавшая его незнакомка под маской знала убийцу и молчала, тоже не хотелось. Так что эту идею он тоже отогнал. Пока.

Девушка передернула точеными плечиками под пушистым мехом.

— Из-за одной проститутки вы бы так не суетились.

Столько цинизма и виданной жизни было в этой фразе, что у Бродерика мурашки по спине пробежали. Теперь он понял, что видел все это время в бездонных серых глазах, приглушённых тенью маски.

Себя.

Девушка присела над телом, не снимая маски, и внимательно пригляделась к ранам.

— Посветите, — отдала она резкое распоряжение, и Мик невольно качнулся с фонарем поближе к месту происшествия. Явно привыкла приказывать. Теперь Бродерик верил во все слухи, которые ходили о новой правой руке мадам Лалики. Эта сожрет и не поморщится.

Она покопалась в собственной прическе и выудила из нее неприятно длинную шпильку чуть ли не в фут длиной. С легким влажным чавканьем острие вошло в одну из самых явных ран.

Киган, матёрый вояка, прошедший не одну стычку на границе, судорожно сглотнул позади командира. Бродерик и сам едва подавлял тошноту. Одно дело — ранить или убить противника, но вот так, запросто, копаться в умершем? Бр-р-р. У этой, похоже, нервы и совесть отсутствуют напрочь.

Тем временем дамочка вытащила измазанную шпильку недрогнувшей рукой и с довольным видом ее обозрела.

— Ищите оружие длиной примерно шесть дюймов. Не очень широкое, с одной стороны чуть толще, то есть не кинжал, а скорее мясницкий нож. Или кухонный. Несколько раз он попал по рёбрам — на лезвии могут остаться зазубрины: кости так просто не поддаются.

Грузные спотыкающиеся шаги и звуки рвоты дали Бродерику понять, что Киган все же не выдержал. Он сам едва успел перехватить фонарь, прежде чем Мик последовал примеру старшего товарища.

— Ростом он чуть повыше меня, — задумчиво продолжила девушка, приподнимая пальто жертвы за дырку в нем и изучая надрез на платье. — Бил снизу, но мне бы так держать нож было неудобно. Где-то на ладонь меня выше. Правша, так что тут круг особо сузить не получится.

— Вы… травница? — выдавил из себя Бродерик. Сначала он хотел спросить не лекарь ли девушка, потом вспомнил, что в целителей женщин не берут. Не бывает у них дара. Ну, а в коновалы такую тощую вряд ли взяли бы. Девушка стрельнула в него непонятным взглядом и поднялась с колен, протирая шпильку взявшимся откуда-то из вороха юбок платком.

— Можно и так сказать. Как и когда обнаружили остальных?

— Одну в середине октября, другую месяц назад. Эту — два часа как. Балбес-помощник никак не мог определиться, звать меня или нет, — он метнул суровый взгляд на Мика. Тот хотел было возразить, что когда офицер идёт в бордель, его лучше не беспокоить, но покосился на даму и промолчал.

Бродерик долго сомневался, но в итоге решил не говорить о том, что на самом деле было четыре жертвы. Пусть принцессу всего лишь удушили, все остальные признаки того, что действует один и тот же человек, были налицо. Способ удушения, светлые волосы и комплекция жертвы, то, что волосы всегда были распущены, хотя знакомые жертв потом утверждали, что вели те себя достаточно скромно и для выхода на улицу делали прическу. Правда, что общего у проституток и воспитанницы пансиона, он объяснить бы не смог, так что предпочитал держать свои соображения при себе.

— Свидетели были? — девушка, прищурившись, изучала переулок. С обеих сторон возвышались глухие стены старинных зданий, только где-то в вышине, на уровне этажа третьего, виднелись крохотные слуховые окошки. Разглядеть что-то сквозь них было бы проблематично, даже если кто-то чудом оттуда выглянул вовремя.

Полицейский неопределенно пожал плечами. Сотрудники уже прошлись по близлежащим домам, стуча в двери и громогласно допытываясь, видел ли кто момент убийства или возможного преступника. Большинство соседей банально не открыли дверь, на что, увы, имели полное право. Остальные только разводили руками и выражали сочувствие жертве. Ничего не видели, никого не заметили.

Девушка под маской процокала каблучками к выходу из переулка, окинула улицу цепким взглядом.

— Пойди опроси соседей, — деловито распорядилась она, глянув на Пэдди. Тот сначала даже не понял, что к нему обращаются. Потом изогнул бровь. — Ну и что, что тебя боятся? Их боятся еще больше.

Она повела подбородком в сторону полицейских, в этот момент как по заказу опрашивавших какого-то прохожего. Тот на все отрицательно качал головой и, кажется, не чаял вырваться побыстрее. С подручным Лалики девица явно часто общалась — понимала она его без проблем. И когда тот нахмурился, тут же догадалась, почему Пэдди не торопится оставлять ее одну.

— Что со мной может здесь случиться? — дамочка даже притопнула от возмущения, как недовольный ребёнок. Немногословный Пэдди многозначительно покосился на остывшую жертву. Девица фыркнула.

Никакого почтения к мертвым!

— Со мной целый отряд полиции. Кто, интересно, не дружит с головой до такой степени, чтобы покуситься на меня в присутствии таких бравых офицеров?

Мик, которого тоже записали в бравые, тем более офицеры, гордо надулся. Пэдди недовольно покачал головой, но все же пошел опрашивать жителей домов напротив.

— Мадам будет недовольна, — все же бросил он напоследок. Девица сложила руки на груди и снова фыркнула.

Похоже, это ее любимое выражение.

Не прошло и получаса, как мрачный Пэдди вернулся. За ним, покорно опустив голову, следовали две женщины средних лет. На левом берегу это определение могло обозначать, что ей от двадцати до пятидесяти. Старели и дурнели здесь быстро — смог, некачественная еда, отсутствие элементарной гигиены. Самого капитана спасало только то, что его жилье находилось на четвёртом этаже, под самой крышей, а еду чаще всего поставляла мама.

— Что вы видели? Рассказывайте, не стесняйтесь, — подбодрила свидетельниц девица из борделя.

— Мужчина отсюда вышел, — помявшись, заявила одна из женщин. Волосы ее были увязаны неопрятным узлом и явно давно не мылись, на плечах у обеих облезлые шерстяные шали. Слабая защита от мороза, но вряд ли у них найдётся что-то теплее. — Зашли вдвоём, с женщиной он был, а вышел один. Ну, мало ли почему дама задержаться может. Юбки там поправить или что…

Вторая женщина, помоложе, стрельнула глазами в Пэдди, обозначить, что она тоже не против потом поправить юбки, потом вспомнила, по какому поводу они здесь, и снова потупилась. Ее подруга тем временем продолжала:

— Мужчина солидный, сразу видно. В пальто приличном, чёрном таком… или темно-синем, в этом смоге и не разобрать толком. Торопился сильно, практически убежал.

— А лицо? Лицо вы разглядели? — дама под маской допрашивала не хуже любого полицейского, с таким пристрастием, что, не скажи она раньше, что не знает погибшую, Бродерик бы решил: это была ее лучшая подруга.


Обе свидетельницы отрицательно покачали головой.

— В шляпе он был. Да и если бы без нее — в таком тумане разве что разглядишь, — вздохнула женщина помоложе. — Жалко бедняжку.

Они старательно не смотрели в ту сторону, где, раскинув руки, лежала та самая бедняжка. То есть вели себя нормально, в отличие от странной бордельной девицы в маске.

— Мик! — подозвал Бродерик младшего полицейского. Тот уже успел опустошить желудок, выпросить в соседнем баре стакан воды и немного прийти в себя. — Сгоняй за Сайкертом.

Раз уж у них и правда чудом появились свидетельницы, грех был бы упустить такой шанс.

Художник пришел быстро. Ричард Сайкерт жил в двух кварталах от места происшествия, на набережной, чуть ниже по течению реки, так что Мик бегом обернулся буквально за несколько минут. Свидетельницы даже не успели заскучать.

Бродерик был с ним давно знаком. Сайкерт писал неплохие картины, которые пользовались популярностью даже на правом берегу. Увы, его происхождение не позволяло завести жилье в аристократическом квартале, да и доходы все же были не те. Но во многих гостиных высшего общества висели портреты и пейзажи работы Ричарда. Он писал в несколько странной, но притягательной манере: чуть размыто, играя с тонами на грани фола. Его любимым приемом были фиолетово-бордовые тени и ярко-желтый свет. На удивление, смотрелось гармонично и умиротворяюще.

Помимо фундаментальных работ маслом, которые он порождал довольно редко и под настроение, основным доходом Сайкерта были зарисовки подозреваемых. Весь центральный полицейский участок был увешан портретами его работы. Хоть и выполненные простым карандашом, в них чувствовался характер и личность подозреваемых. Пойманные преступники обычно и правда походили на свой портрет, так что чутью Ричарда Бродерик доверял.

Одевался Сайкерт тоже весьма творчески. Сегодня он появился в лихо сидящем набекрень алом берете и сером, из качественной тонкой шерсти, пальто. Бродерику всегда казалось, что если бы художник чуть меньше уделял внимания и бюджета гардеробу, то вполне смог бы приобрести небольшую квартирку на правом берегу, но, уважая личное пространство знакомого, держал свои соображения при себе.

Тертые жизнью дамочки, завидев удалого художника, оживились, поправили прически и вязаные шали и заметно приободрились, поняв, что допрашивать их все же будет не полицейский, а приятный джентльмен с рисовальным планшетом. Сайкерт не подвёл. Не хуже иного афериста он мог расположить к себе даже самого враждебно настроенного свидетеля, а уж пара женщин среднего возраста для него вообще были легкой добычей.

Уже через минуту дамы наперебой выдавали все новые приметы подозреваемого. В общем-то, все можно было описать несколькими словами: в шляпе, шарф надвинут по самые брови и длинное пальто. Но свидетельницы попались обстоятельные, опознали и материал пальто, и узор на шарфе, даже перчатки приметили.

Невнятный, едва слышный вскрик отвлёк капитана от довольного созерцания чужой работы.

Девушка, чьё имя Бродерик так и не решился спросить, уставилась куда-то в угол и была белее снега, который продолжал безжалостно заносить тело и улики ровным слоем. Недоумевая, он подошёл и встал рядом, пытаясь проследить взглядом и понять, что же именно ее так напугало. Под козырек крыши снег не попадал, и у стены образовалась полоса чистой мостовой. Как ни приглядывался Бродерик, ничего эдакого разглядеть он на том участке больше не смог.

— Неужели вы не видите? — просипела девица, держась за горло.

Что же ее так разобрало-то? В трупе она ковырялась без особых моральных проблем. Он сделал шаг вперёд и присел, старательно вглядываясь в помятый, потоптанный снег.

— Там. Пятка… — дрожащим голосом выдавила она, указывая пальцем. Наконец он понял. Кто-то отступил назад, к самой стене, и обувь отпечаталась на мостовой кусочком слипшегося, красноватого от крови снега. Его команда в эту сторону не отходила, так что оставался только убийца.

— Он любовался своей работой.

Бродерик развернулся и критически глянул на труп. Да, с этого ракурса несчастная и правда выглядела страшнее и эффектнее всего. И как только глазастая девица догадалась?

Когда он обернулся, таинственной дамы под маской уже и след простыл.





Глава 12




Я жила в борделе уже больше полугода.

Мой семнадцатый день рождения отпраздновала одна. Засунула свечку в кусок пирога, которым ужинала под утро в комнате, и задула ее с пожеланием к следующему, восемнадцатому, найти и покарать проклятого убийцу-маньяка.

С тех пор, как мы обнаружили несчастную в переулке, новых трупов не находили, но по левому берегу поползли нехорошие слухи. Женщины опасались выходить после захода солнца на улицу. Поговаривали, что одинокие прохожие имеют все шансы пропасть без вести, особенно в туманную погоду.

Думаю, слух распускал тот самый рыжий Бродерик, пытаясь таким незатейливым способом лишить убийцу потенциальных жертв. Больше тел не находили, по крайней мере, меня никто в полицию не вызывал, да и Лалика наверняка сказала бы, если бы что-то в таком роде произошло.

Рыжик, кстати, у нас вообще появляться перестал. Понял, наверное, что экзотическая красотка под маской — не совсем нормальная любительница покопаться в мертвечине, и решил от греха подальше держаться на расстоянии. Мудрое решение, но почему-то было обидно.

Я тогда позорно сбежала — выдержать еще одну минуту рядом с трупом я бы не смогла. Одно дело обыскивать постороннюю умершую, тут я призвала на помощь воспоминания о посещении морга. И не такое видели: только «подснежники» чего стоят. И совсем другое — понимать, что мы имеем дело с психопатом, который получает откровенное наслаждение от убийства.

И не так давно получил удовольствие от убийства моей подруги.

Меня потом долго тошнило. Хорошо хоть до своей комнаты успела добежать. В желудке особо ничего не было — меня вывернуло несколько раз желчью, и я без сил сползла на кафельный пол ванной.

Убийца Хилли оказался маньяком. Но почему-то я сомневалась, что он настолько ополоумел, чтобы за своей жертвой лезть аж в пансион, рискуя быть пойманным. Вот в густом смоге Дорсетта таким раздолье. В особо туманные дни на расстоянии вытянутой руки собственные пальцы видны с трудом, не то что лица. А на свежем воздухе, в лесу, среди сплошных женщин… Если бы его случайно приметили — точно бы опознали. Он сильно рисковал.

Обычно маньяки идут по нарастающей. Сначала просто убивают, потом переходят к более сложным схемам, как утверждали любимые мамой сериалы. А тут наоборот. Что-то не сходилось.

Может, именно убийство Хилли, то есть принцессы, было тем кирпичиком, что сорвал его крышу? То есть она была как бы прототипом для будущих жертв.

Тогда вопрос: кому она, то есть я, могла так помешать, что аж убить захотелось? С семилетнего возраста я не покидала территории пансиона, из мужчин видела только престарелого отца Самуила, который изредка вёл богослужения в храме при монастыре. Изредка — потому что сил на «часто» уже не хватало. Он и с постели-то вставал часа на три в день.

Может, сестра кому насолила? Но из того, что я помню, мы особо и не похожи. То есть черты почти идентичны, но там, где я пепельная и бледная, она рыжая и румяная. Огонь и бумага, так сказать. Типаж абсолютно разный.

Я регулярно просматривала газеты, но даже упоминаний о прошлых жертвах не нашла. Официальным властям ни к чему паника — они будут скрывать до последнего, тут все ясно. Лалика, как и обещала, отслеживала сплетни по этому поводу, но каждый раз на мой вопросительный взгляд она только качала головой.