Лиса под прикрытием

Я подчинилась.

– Следуйте за мной. И не вздумайте напасть, умрете сразу.

Я кивнула и поторопилась за ним. Комендант повел меня вглубь, шел долго, я даже успела устать, остановился возле крепкой, обитой железом, двери. Отпер ее и посторонился.

– Ваши апартаменты, кэра. Заходите.

Я замешкалась на пороге, больше похожем на пасть огромного зверя, испуганно оглянулась в поисках поддержки. Но меня лишь с силой толкнули внутрь.

– Приятного отдыха, кэра, – ухмыльнулся комендант и закрыл дверь.

Только теперь, когда замок заперли, и я очутилась в темной холодной камере, пришло понимание: кто-то узнал, что я оборотень и нажаловался властям. И что теперь меня ждет, неизвестно.





Некоторое время я стояла возле двери, прислушивалась, все надеялась, что дверь сейчас откроется, и меня освободят. Я побегу на свет, к людям, моей новой семье, к Самуэлю. И забуду навсегда об этой страшной обители. Но минуты сменялись минутами, часы часами, а дверь так и не открылась. Лишь однажды внизу появился свет, и в камеру просунули миску с кашей и щербатую чашку с водой.

На миг захотелось швырнуть жалкое подношение, разбить посуду, расплескать воду, втоптать в грязь кашу, но я сумела остановить себя. Неизвестно, что будет дальше, вряд ли здесь кормят трижды в день деликатесами. Нужно быть бережливой и думать о малыше.

Я подняла миску и кружку, отнесла поближе к лавке, заменяющей кровать. Садиться на кровать пока не стала, брезговала, слишком неприятно выглядело то, что заменяло постельное белье, одеяло и подушку. Но что-то мне подсказывало, скоро придется не только присесть, но и прилечь.

Так и получилось, силы оставили меня, и я легла, содрогаясь от отвращения. Впрочем, стоило закрыть глаза, пришел сон, унося меня далеко-далеко отсюда.

В первый раз я проснулась от скрипа – это снова открылся люк снизу, и мне подали очередную миску и кружку. Попила воды и даже поела, потом вытолкнула пустую посуду обратно. Каша была пресной, невкусной, но есть хотелось с каждой минутой все сильнее.

Потом я снова легла, и во второй раз проснулась от криков. Кричал Самуэль. Я явственно различала его голос. Он требовал выпустить меня из камеры, грозил карами, расправой, предлагал деньги, услуги, однако, меня так и не выпустили, а Самуэля выгнали. Напоследок заявив, что если он будет вести себя по-свински, окажется в соседней камере. Разочарование было таким сильным, что я даже не могла плакать. Смотрела в потолок невидящим взглядом и не шевелилась.





Шло время. Сколько точно я провела в камере, не знаю. Окон здесь не было, чтобы я могла следить за сменой дня и ночи. Некоторое оживление вызывало только открытие люка и очередная порция еды. А так, я скучала, передумала обо всем, о чем только можно. Страдала, вспоминала Самуэля, Карин, Юлиану. Как они там? Представляла всяческие способы наказания, отчего потом долго не могла уснуть, вздрагивая от каждого шороха. А «шорохов» в тюрьме было предостаточно: где-то шебаршились крысы, капала вода, свистел ветер, кто-то стонал, кричал, ныл, разговаривал. Иногда от посторонних звуков разрывалась голова. В такие моменты я падала на койку, накрывала голову подобием подушки и зажмуривалась. Помогало плохо.

В основном я лежала или сидела на кровати. Иногда, когда сил оставаться на месте больше не было, вскакивала на ноги и бегала по камере. Нарезала круги, как запертый в клетке зверь. Впрочем, я и была этим зверем. Пойманным, запертым, привязанным на поводок зверем, ожидающим своей участи.

Главное, чтобы Самуэль и девочки не пострадали. Чтобы хватило им ума обмануть, сказать, что не знали, не ведали о моей природе. А мы с малышом…

Мой мальчик, надеюсь, и у нас с тобой все будет хорошо.





Комендант пришел после очередного кормления. Заворочался ключ в замке, заскрипели петли, дверь открылась. Я как раз лежала и мысленно разговаривала с Самуэлем. Он мне улыбался, обещал, что мы справимся. И скоро, совсем скоро я вернусь домой.

– Вставай, Ревиль, – без предисловий заявил комендант.

Я, окрыленная надеждой, вскочила. Но едва не рухнула обратно на кровать, услышав продолжение фразы:

– Пора на суд.

Как ни хотела выбраться из камеры, но эти слова, будто выбили почву из-под ног, я запнулась и полетела вперед. Комендант подхватил у пола и вздернул на ноги.

– Не нужно со мной играть, Ревиль. Я вижу вас насквозь.

– И не думала, – прошептала я.

Он подал верхнюю одежду.

– Одевайтесь.

Когда я справилась, добавил:

– Идите, Ревиль. Возможно, сегодня решится ваша судьба.

С той стороны двери меня ждали: кэр Нумвел и шесть уже знакомых городовых. Сделала вид, что привыкла к подобному сопровождению.

Нумвел окинул меня внимательным взглядом, затем кивнул подчиненным. Тут же двое из городовых подхватили меня под локти, двое пошли впереди, двое позади, возглавлял процессию он сам.

Снаружи царил день. Ясно, солнечно, холодно. Я зажмурилась с непривычки, всей грудью вздохнула сладкий морозный воздух. Как же хорошо.


Насладиться мгновением мне не дали, велели забираться в темную будку.

Суд должен был проходить в резиденции градоначальника. Этот факт мне не понравился. Я не ждала от этого места ничего хорошего. Впрочем, моим мнением никто не интересовался.

Зал суда располагался на первом этаже недалеко от входа. Мне велели снять верхнюю одежду и под конвоем ввели внутрь. В зале было многолюдно, все свободные места заняты. Как будто люди пришли не на суд, а в театр, на представление. Хотя, о чем это я, для многих происходящее сегодня – это именно представление. Поглядеть, как будут судить меняющую обличье, что может быть интереснее? А потом рассказать об этом всем друзьям и знакомым.

Едва я вошла, зал замолк. Все пялились на преступницу, приоткрыв рты. Но стоило конвою усадить меня в очередную клетку, народ очнулся. Все разом заговорили, зашумели, пришлось городовым наводить порядок.

И тут я увидела Самуэля. Он вскочил со своего места и смотрел на меня, лаская взглядом.

– Я люблю тебя, – одними губами сказал он.

– Я люблю тебя, – точно так же ответила я.

Пусть так, издалека, но я была счастлива вновь видеть его, дышать с ним одним воздухом, чувствовать его любовь. Но даже этой малостью нам не дали насладиться, в зал вошел градоначальник с супругой и дочерью, а следом за ними уже знакомый с приема кэр Шампио – мужчина, который выиграл бедняжку Ольшу.

Мошано уселись в зале, а Шампио занял кресло за столом, стоявшем на возвышении. И я поняла, что он и есть судья.

Плохо дело.

Тем временем Шампио произнес клятву, рассказал, зачем здесь все собрались, кратко обрисовал ситуацию. И суд начался.

Вначале вызывали свидетелей. Первыми были чета Мошано. И кэр, и кэра пели соловьями, расписывая какой отвратительной работницей я была. Хамила, лентяйничала, воровала, измывалась над другими мастерицами. В общем, была полностью аморальной личностью.

Следом опрашивали мастериц. Питра в голос вопила о том, как я с ней некрасиво поступала: обижала, подставляла, унижала. Что именно из-за меня погиб ее несчастный жених. Толстуху чудом удалось заткнуть.

Остальные женщины отмалчивались, отвечали односложно, на меня старались не смотреть. Только Хелла попробовала заступиться, но ее быстренько отослали на место.

Затем приступили к опросу Самуэля и Юлианы, как наиболее пострадавшей стороны. Ведь именно семью Черконе я ввела в заблуждении, прикинувшись бедной овечкой. Самуэль, как мог, защищал меня, но его так ловко сбивали с толку, уводили с мысли, переиначивали слова, что он в итоге, замолчал. А Юлиана, и вовсе, расплакалась в самом начале, и ее увели из зала.

На этом представление не закончилось, вызвали того, кого я не ожидала увидеть.

Клода.

Муж Юлианы вышел к судье с гордо поднятой головой. Кинул на меня пренебрежительный взгляд.

– Представьтесь полностью, кэр, – велел судья.

– Клод Шенри, кэр судья. Работаю в зверинце, являюсь мужем кэры Юлианы Черконе, отцом Карин Шенри.

– Кэр Шенри, обещаете ли вы говорить правду ничего, кроме правды?

– Да, Ваша честь.

Судья кивнул и начал опрос.

– Скажите, где вы впервые увидели кэру Ревиль?

– Как оказалось, впервые данную особу я увидел в зверинце. Ее принес егерь Инизи, забрав у контрабандиста.

– Интересно, то есть, в наше время юных кэр определяют звериному доктору, а не обычному?

– Что вы, Ваша честь. Когда я увидел кэру впервые, она совсем не была похожа на человека.

– Поясните, кэр Шенри.

– С удовольствием, Ваша честь. Кэра Ревиль выглядела зверем, точнее, лисой.

По залу прошел шепоток, некоторые вскочили, дабы лучше меня рассмотреть.

– Вы уверены, кэр Шенри?

– Я проводил нужные манипуляции с лисицей и, ну никак не мог спутать ее с человеком, – улыбнулся Клод и чуть склонил голову в поклоне.

Залу понравилось, некоторые впечатлительные кэры томно захихикали.

– Что ж, кэр Шенри. Тогда объясните, каким образом вы сумели связать два обличия кэры Ревиль: лисью и человеческую. Ведь ничто не говорило о том, что кэра Ревиль – меняющая личину. Ни многоуважаемый градоначальник, ни его супруга, ни женщины, с которыми кэра жила довольно длительное время, не замечали никаких странностей.

– Все просто, Ваша честь. Я лишь проявил беспокойство о своей семье, ни более того.

– Точнее, кэр Шенри, суд хочет знать подробности.

– Как скажете, Ваша честь, – кивнул Клод. – В доме брата моей обожаемой супруги кэры Юлианы вдруг, откуда ни возьмись, появилась юная кэра. Я навел справки, оказалось, кэра Ревиль служила в мастерской кэры Мошано. А все знают, что многоуважаемая кэра Тельма славится тем, что помогает оступившимся женщинам найти свой путь в жизни.

– Да, я слышал об этом, – подтвердил судья.