Лик полуночи

– Она всегда была такая… умная, сильная, решительная, какой мне никогда не стать. Я до сих пор так думаю. Даже сейчас. Мне кажется, что, если бы она ворвалась сюда, она бы уже вытрясла из тебя всю необходимую информацию и оставила бы тебя напиваться до полного забвения. И не вспомнила бы о тебе потом.

– Конечно, не вспомнила бы. Потому что я бы уже гнил в тюрьме, если бы на твоем месте была она. Меня бы здесь уже просто не было, и ей некого было бы трясти, как ты говоришь. Ты слишком умна, чтобы действовать по шаблону.

– Но действовать по шаблону – легко и просто. И эффективно.

– И скучно.

Крона покачала головой.

– Закону без разницы, развлекает это тебя или нет. Закону важен результат. Но дело не только в профессии. Она эффективна во всем – что бы ни делала. Когда мы росли, она всегда знала, что сказать, чтобы я перестала плакать, или как вести себя с родителями. Учителя ее всегда хвалили. Она – вожак. И люди всегда следуют за ней. Хотят угодить ей…

– Я не хочу ей угождать.

– Да не в этом дело. Ты знаешь, что я имею в виду. Ну вот. Я рассказала тебе свой секрет, что я хочу быть своей сестрой. Но самое большее, что я могу сделать, это заставить ее гордиться мной.

Она говорила правду, и теперь, когда Крона озвучила свои мысли, все сразу встало на свои места. Она не хотела ничего, кроме одного – заставить Де-Лию гордиться собой, потому что одобрение ее сестры было самой большой похвалой в ее жизни.

– Теперь твоя очередь – расскажи мне о своих перчатках.

Вид у Тибо стал совсем больной. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого быстро и часто задышал. И плохо ему было не из-за алкоголя. Его переполняли воспоминания.

– Мне их купила моя жена.

На мгновение между ними повисли и очевидный вопрос, и очевидный ответ.

Ты женат?

Был женат.

– Они красивые, – неловко сказала Крона.

– Спасибо.

– Но почему ты прячешь руки?

Может, он и не ответит. Его веки казалось отяжелели. Может, он просто заснет сейчас, и Крона сможет спокойно уйти.

Он зашевелился, будто внезапно очнулся от сна. Быстро стянул перчатки и зажал их в обнаженных пальцах, словно обнажил больше, чем ладони. Его руки дрожали, и было видно, что он прилагает усилия, чтобы не прятать их.

Сначала Крона не поняла, в чем проблема. Пальцы у него были длинные – пальцы музыканта, как, наверное, сказала бы ее мама. Широкая кость, бледная кожа, но в остальном вполне обычные руки. Но потом она заметила – шрамы. И ладони, и тыльные стороны были покрыты сотней тонких выпуклых линий. Некоторые простирались до запястий.

– Откуда они у тебя?

– Когда я был подростком, я сортировал осколки стекла, – объяснил он, все еще глядя на пальцы с выражением, в котором было и восхищение, и отвращение. – В Подземье. В канализацию попадает много стекла. Больше, чем вы думаете. Кусочки цветных окон, пузырьки с лекарствами, стекла очков. Их можно использовать. Я должен был выковыривать куски, застрявшие в кирпичах и швах каналов. Самые большие осколки сеткой собирал мой дед. Но он не мог достать все. У меня были ловкие маленькие пальцы, – он поднял руки, чтобы продемонстрировать их, – так что я делал самую сложную часть работы. Я часто резал пальцы об осколки, которые доставал. А возиться в канализации с царапинами на руках… в общем, ничего толком не заживало. Удивительно, что я не подцепил какую-нибудь инфекцию.

Она хотела сказать ему, что с его руками все в порядке. Что у него красивые руки. Но любые слова казались пренебрежительными, высокомерными, поэтому она так и произнесла их.

Может, он закрывал их не из тщеславия. Наверное, шрамы напоминали ему об обществе, к которому он больше не принадлежал, от которого он хотел отмежеваться. И каждый порез был строчкой воспоминаний из его прошлой жизни. Потому он и оказался сейчас в таком жалком положении: он мог сколько угодно изображать из себя утонченного соблазнителя, но это нисколько не приближало его к сливкам общества, не говоря уже о представителях высших кругов Лутадора.

Через некоторое время он снова натянул перчатки, спрятав шрамы под тонкой кожей. И только после этого немного расслабился. В своей жизни Крона видела много предметов, связанных с комфортом и безопасностью, но с перчатками из зеленой кожи как символом безопасности она столкнулась впервые.

Тибо снова откинулся на подушки, веки задрожали. Вся энергия улетучилась из него, и стало ясно, что он снова погружается в чары алкоголя, которым пропитался насквозь.

Скоро он заснет, а Кроне пора уходить. Она и так задержалась слишком долго, и ей хотелось бы побыть с ним подольше. Но лучше заставить себя уйти.

– С тобой все будет в порядке? – спросила она. – Если я уйду?

– Хорошо, – пробормотал он, потирая глаза.

– А про фото не забудешь? Помнишь, о чем мы говорили?

– Конечно. Все, что угодно для моей госпожи регулятора.

– Я оставлю тебе еще один знак. Среагируешь?

– Обязательно.





* * *



Крона ушла из квартиры Тибо в полной уверенности, что завтра он вернется к своему обычному состоянию.

Когда она вернулась домой, она надеялась, что там будет пусто – мать уйдет на богослужение, а сестра останется в участке. Ей хотелось немного побыть одной, чтобы обдумать свое признание Тибо. Она могла рассказать ему много чего. Но почему-то выбрала Де-Лию. Почему же? Она могла бы рассказать, что ненавидит раковую запеканку, которую без конца готовит ее мать, но всегда просит добавки, потому что это любимое блюдо Асель. Она могла бы рассказать о своем первом поцелуе. Ей было двенадцать, и целовалась она с другой маленькой девочкой – всего на год старше Кроны, дочерью фермера, разводившего альпак. Тибо был пьян, и в этом состоянии, скорей всего, проглотил бы любой лакомый кусочек.

Черт побери все это, она просто могла бы что-нибудь придумать.

Но квартира не пустовала. На кухне суетилась Де-Лия, как сумасшедшая на задании. Крона не могла понять, что она делает – наводит порядок или наоборот устраивает беспорядок. Она доставала все подряд из одного шкафа и перекладывала в другой. Грохотали миски. Рассыпались и смешивались специи. Де-Лия вообще не умела вести хозяйство и заниматься домашними делами. Поэтому, увидев, как она копается в домашней утвари, Крона забеспокоилась.

Де-Лия разочарованно фыркнула, дернула локтем, задев контейнер с рисом на кухонном шкафу. Картонная коробка опрокинулась набок, и Крона подхватила ее, чтобы зернышки не рассыпались на пол.

– Что ты делаешь?

Де-Лия застыла, как будто ее застали за чем-то неприглядным.

– Я… я искала… я хочу сказать, я собирался попробовать приготовить что-нибудь на десерт сегодня вечером. Устроить сюрприз.

– Ты? Собиралась готовить еду?

– Я взрослая женщина и могу накормить себя.

– И других, никого не отравив?

Де-Лия хотела нахмуриться, но уголки рта дернулись вверх.

– А ты где была?

– На выезде. А мама где?

– На выезде.

Де-Лия убрала все, что раскидала, в шкаф и потянулась за банкой, стоявшей за раковиной.

– Чай будешь?

Крона сразу не ответила, и Де-Лия рассмеялась и наполнила чайник.

– Сиди. Уж чай-то я смогу заварить. Чай еще никому не удавалось испортить.

– Кто бы сомневался, – ответила Крона, но послушно подошла к столу.

Открыв банку, Де-Лия бросил чайную ложку сушеных листьев в один из фарфоровых заварных чайничков Асель. Этот был самый красивый – отец подарил его на годовщину: разрисованный голубыми завитками, которые струились вверх, напоминая глазурь на белом пироге. На крышке красовались матовые розочки. Когда Кроне было десять лет, она случайно ударила чайник носиком о дверной косяк, и он отломился. Де-Лия умело приклеила его на место, пока не увидела Асель, и, насколько они знали, она до сих пор не обнаружила поломку.

Они молчали, пока не закипела вода. Де-Лия быстро залила заварник кипятком и поставил на стол чай и две тонкие чашки.

– В леднике еще полно мандаринов, – сказала она. – Поделимся?

– Конечно, – улыбнулась Крона.

Кроне показалось, что охлажденные цитрусовые странно пахнут. Когда Де-Лия начала чистить мандарин, стало ясно, что что-то не так. Запах был не свежий, а затхлый. Не сладкий, а кислый. И вместо прозрачного сока по пальцам Де-Лии потекла коричневая жижа.

Де-Лия возмущенно фыркнула и бросилась к раковине.

– А на вид были такие красивые, – проворчала она больше себе, чем сестре.

– Фрукты часто гниют изнутри, – громко ответила Крона, стараясь перекрыть шум воды, и поднялась, чтобы достать другой мандарин.

Де-Лия неуклюже намыливала руки, мыло выскальзывало у нее из рук, гулко стучало по стенкам металлической раковины. Ее руки дрожали, когда она терла место стыка переднего и большого пальцев, куда попала большая часть гнилой жижи. Затем яростно начала тереть другие пальцы.

– С тобой все в порядке? – спросила Крона.

– Да эта гниль… просто противно.

– Что-то я не припомню, чтобы ты раньше так переживала из-за грязи.

В конце концов, они же вместе лазили по канализации.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

Де-Лия с излишним рвением вытерла руки кухонным полотенцем. Крона чистила второй мандарин. Он был целым, чистым, и шкурка легко снималась с него. Прежде чем ответить, она протянула половинку Де-Лии.

– Я не могу ничего обещать, пока не услышу вопрос.

– Можешь заглянуть ко мне в комнату, когда я засну? Сегодня вечером? И завтра тоже. Чтобы убедиться, что… что я в постели?