Лик полуночи

– Ее навестили несколько клиентов, – сказала Саша. – Мы отмечаем всех, кто приходит и уходит, но пока ничего обещающего. Люди меняются каждые шесть часов – регулятор и страж.

– Хорошо.

После летучки Крону отпустили работать с фотографиями напавшего на нее и обдумать, что могли означать татуировки. Поэтому она могла заниматься расследованием так, как считала нужным. Если она решит навестить Тибо или найти Патроне, как она и планировала, никто из окружающих не скажет ей, что она зря тратит время на давно забытое дело или ищет уже известного преступника совсем не там, где надо.

Татуировки погибшего на фотографиях были запечатлены в тонах черного и сепии, и края их выглядели размытыми. Некоторые стерлись так, что было практически невозможно понять, что там изображено. Птица? А, может, собака? А это что за завитки? Она по очереди просматривала их, пытаясь найти хоть что-нибудь знакомое.

Наконец, она дошла до метки на большом пальце покойника. Фон был размыт, но сам знак получалось разглядеть. Через мгновение она вспомнила, что это.

Этот знак указывал на то, что человек находится «под защитой духовенства» – старый обычай, которым пользовались до наступления нынешней бумажной бюрократии, взятой на вооружение современной службой Дозора: если человек мог убедить жреца, чтобы тот отпустил ему грех убийства, то жрец ставил ему клеймо на большом пальце в знак вечного долга перед котерией. Таким образом убийцу официально причисляли к богам, и его нельзя было казнить по закону.

Но с этой практикой давно распрощались. Никакая мольба на коленях не могла спасти убийцу от петли.

Хотя она была знакома с историей этого обычая, но и подумать не могла, что кто-то до сих пор его практикует. Но если эти новые цветы действительно имели религиозный подтекст…

Надо связаться с Тибо. Возможно, он знает или кто-нибудь из его знакомых.

И еще надо поговорить с ним о Стрэндж. Расспросить о владельце гостиницы.

Хотя он предпочитал самостоятельно инициировать большинство их встреч для обмена информацией, у Кроны было несколько способов вызвать его. Она редко ими пользовалась, чтобы он не думал, что она взяла его на поводок и контролирует, и не переживал по этому поводу. Хотя, если честно, именно это она и сделала. Когда они случайно оказывались в одной таверне или на вечеринке, ей надо было всего лишь поманить его пальцем, и он тут же следовал за ней наружу – подальше от посторонних глаз. Он был обязан ей многим – гораздо большим, чем был готов открыто признать, и это делало его послушным. Он быстро реагировал и на «поглаживания», и на «рывки», но только до тех пор, пока поводок оставался длинным.

Один из таких согласованных ими способов касался памятника Абсолону Раулю Тремо. Это был огромный кусок мрамора, стоявший посреди кольцевой развязки со скамейками и газоном вокруг. Мимо проезжали экипажи и всадники, проходили пешеходы, направляясь в разные районы, соединенные с кольцевой развязкой перекрестками.

Место было очень людным, располагалось в центре, что делало его идеальным для их целей. Тибо проходил здесь каждый день и обязательно бы заметил знак, который она ему оставляла.

Крона не спеша подошла к памятнику, и горожане, сидевшие на скамейках в ожидании транспорта, не обратили на нее никакого внимания. В департаменте регуляторов существовали подразделения патрулирования улиц. Появление регуляторов на улицах было нечастым явлением, но все же не было лишено смысла.

Никто не заметил, как она вытащила кусок зеленой ткани из сумки на боку и обернула его вокруг щиколотки Абсолона Рауля Тремо. И никто не заметит, как она завяжет его весьма специфическим набором узлов.

Удовлетворенная своей работой, Крона перешла улицу, остановив при этом все движение.

Повязка на щиколотке Абсолона была сигналом к встрече, а узлы подскажут Тибо, когда и где она состоится. В данном случае, встреча была назначена на сегодня, на позднее время, как только наступит ночь, возле гнезда ночных бабочек – одного из самых престижных известных ей заведений. Туда приходило и уходило много людей, поэтому оно было идеальным для быстрого тайного «свидания», которое ни один прохожий не подвергнет сомнению.

В ожидании, когда ее муха попадет в паутину Абсолона, Крона вернулась в участок и приготовилась пересечь рукав реки к востоку от города, за которым находился Холм-каземат города-государства, где, как она надеялась, все еще работает Патроне. Она надеялась, что сможет проникнуть в тайны Шарбона, изучив его характер, поскольку десять лет назад именно он считался организатором серии убийств.

В последний раз Крона была в хранилищах каземата, когда только устроилась работать регулятором. Предметы для празднования юбилея принесли в участок охранники каземата, и их форма выглядела шокирующе и намного внушительнее, чем ее. Как только она заходила на территорию каземата, ее всегда неотступно сопровождал один из таких охранников, чтобы она не заблудилась в темных залах и не упала в яму.

И это не преувеличение.

Здание было спроектировано таким образом, чтобы запутать злоумышленников. Хотя оно мало напоминало лабиринт в саду у аристократа – с красивым геометрическим узором и одним выходом к центру, но результат был в целом таким же. Если ты не знаешь дороги и некого спросить, то, скорее всего, ты окажешься в тупике. Только в каземате тупики были тупиками в прямом смысле.

Каземат взирал на Лутадор с вершины холма, к востоку от участка регуляторов. Он был полной противоположностью дворцу Великих маркизов, который раскинулся на западном склоне, на собственном утесе, глядя вниз на речную развилку. Дворец был роскошен, его окна, обрамленные в сияющее золото, медь и серебро, переливались всеми цветами радуги. Каземат выглядел зловеще, являясь полной противоположностью дворцу. Редкие окна были закрыты железными решетками, а стены казались неприступными – гладкий фасад из отполированного серого гранита был смазан огнестойкими маслами.

Главную тропу, ведущую в гору, окружало множество барьеров и ограждений. Охранники, вооруженные кремневыми ружьями, прятались на разного рода навесах на верхушках деревьев, всегда начеку, если противнику удастся прорваться через баррикады. Пересекать хорошо видимые границы территории комплекса запрещалось. Любого человека, которого обнаруживали там, где он не должен был находиться, расстреливали на месте, независимо от его должности, формы или места работы.

Крона очень хорошо это понимала, когда бочком подбиралась к первому контрольно-пропускному пункту верхом на лошади. Дорога была долгой и пыльной – вокруг нее и коня все еще висело облако пыли, оседая на вспотевших желтовато-коричневых боках, припудривая их.

Пост охраны был небольшим, но крепким и хорошо оборудованным, и выглядел как крошечная крепость. На высоких столбах висели вывески на аркензирском языке и его диалектах, написанные крупными широкими буквами, чтобы их было видно издалека.

Первое, на что она обратила внимание, это тишина – абсолютный покой деревьев и неба. Она не могла сказать, является ли этот покой следствием магии или страха, но она была уверена, что незваного гостя, независимо от того, как бы тихо он крался, будет слышно не хуже грохота от пушечного ядра.

Сейчас она чувствовала только запах выцветшей на солнце земли и мускусный запах лошади. На холме не было и намека на запах свежей зелени или раскаленных металлических ограждений.

Двое охранников, пришедших на контрольно-пропускной пункт, чтобы взять у нее удостоверение, были одеты в матовую серую униформу – цвета обычной иглы или дробины. Лица закрывали капюшоны из тонкой ткани с узкими прорезями для глаз и носа, но не для рта. А на головах у них были надеты громоздкие коробкообразные – как и шлем регулятора – кубы-Фарендиги, изготовленные в виде решетки из металлических прутьев и названные в честь женщины, которая их изобрела.

Сью-Ми Фарендиг была металлатором, или магом по металлу, и ей доставили партию ржавых арматурин с рудников магических металлов на окраине Марракева. Она намеревалась вернуть их и потребовать компенсацию. Но решила провести эксперимент.

В те времена эксперименты не карались законом, да и календарь Знаний благоприятствовал Фарендиг.

Сначала казалось, что железо отказывается вместить еще больше магии. Его не получалось переплавить обычным способом или сплавить с другими элементами. Она была почти уверена, что металл бесполезен, пока не поняла, что ржавое железо не отвергает магию – его естественную магию не аннулировали, – а наоборот отталкивает ее.

И эта естественная магия временно блокировала любую другую магию, которая находилась поблизости. Она поделилась этой информацией с Великими маркизами, как того требовал закон. Но они не смогли воспроизвести ее результаты на собственном ржавом железе. Эта сила была присуща только этому железу и только в этой единственной партии.

И никто не признался в том, каким образом оно заржавело.

Остатки поставленной Фарендиг партии теперь находились в руках города-государства, и большая их часть использовалась для защиты опасных магических предметов и важных чиновников.

Кубы-Фарендиги на охранниках были покрыты смолой, чтобы исключить отслаивание, но все равно выглядели внушительно. Человек, подошедший к Кроне, выжидающе протянул руку в перчатке. Посетителей каземата никто не инструктировал. Либо ты знал, что делаешь, либо тебя там не должно быть.

Ее формы было недостаточно. Ей пришлось предъявить свой жетон регулятора. Она вытащила его из нагрудного кармана и спустя мгновение показала его. Ей постоянно приходилось напоминать себе, что под этим капюшоном находится обычный государственный служащий, как и она, и что безликий вид нужен для выполнения обязанностей. Она была настороже, тело бдительно напрягалось при каждом действии, каждом движении. Ей приходилось двигаться медленно, контролируя каждое свое движение, опасаясь, что слишком быстрое или слишком внезапное действие может вызвать их подозрения.

Охранники каземата могли не только отказать ей во въезде ни с того ни с сего, они также могли добиться ее задержания.

Это необходимо, чтобы обычные граждане не болтались в окрестностях и держались подальше отсюда, сказала она себе. Страх иногда может быть полезен. Страх может защитить нас.


Ее разум принял такую логику, несмотря на учащенный пульс.

Она вдавила жетон в ладонь стражника вместо того, чтобы осторожно положить его – пытаясь силой заглушить легкий зуд страха.

Пока первый стражник осматривал жетон, второй стоял рядом с приготовленным к бою оружием. Все молчали. Воздух сжал Крону в объятиях, удерживая ее на месте в предвкушении.

Мысленно она говорила себе, что с ней все в порядке, что она пришла сюда по делу. Что они точно такие же, как и она.

Так работала их система.

Тем не менее, она затаила дыхание, пока стражник изучал ее жетон – ярко-золотой на матовой-серой перчатке.

Они проверяли его вес, глубину гравировки, определили, когда была нанесена пентаграмма с изображением великих маркизов и соответствует ли она году выпуска.

Через мгновение охранник кивнул своему коллеге, и они оба снова исчезли в будке.

Внутри у Кроны все заболело, когда она увидела, как ее монета исчезает вместе с ними, но это был хороший знак.

Через мгновение снова появился второй охранник и протянул ей пластмассовый значок, который она должна была приколоть к форме. Она обменяет его на свой жетон, когда вернется.

Удовлетворенные тем, что она закрепила значок на видном месте, они распахнули перед ней ворота, закрывавшие дорогу, и махнули рукой вперед, так и не проронив ни слова ни ей, ни лошади, как бесчувственные роботы.

Крона поймала себя на том, что задержала дыхание, проезжая мимо охранника. Взгляды сквозь прорези в капюшонах остались неподвижными.

Скорей всего, они пользовались капсулами реверберации, чтобы передать ее описание на другие КПП по дороге. Если она не станет болтаться на дороге без дела, ее пропустят. Они знали точно, сколько времени ей потребуется, чтобы верхом доехать до следующей будки. Если же она задержится, то ей придется начинать все сначала.





* * *


Когда она приблизилась непосредственно к каземату, гнетущий вид холма только усугубился. Тени здесь казались длиннее, глубже – тут легче было обустроить ловушки вроде ям с кольями и шипованными зажимами, предназначенные для рассечения конечностей. Она не осмелилась свернуть с тропы, огороженной колючей проволокой.

У нее горячо покалывало в затылке – верный признак, что за ней скрытно наблюдают. Она чувствовала взгляд, который сопровождал ее, следил за ней какое-то время. В городе такой взгляд трудно было заметить – слишком много глаз и шума, и движений, что часто притупляло чувства. Но здесь, в тишине, пара внимательных глаз вызывала внутри нее такое напряжение, что все ее чувства звенели колокольчиками.

И этот взгляд не принадлежал ястребу, оленю или любому другому любопытному животному – любопытных животных на Холме-каземате не водилось. Возможно, там стоял невидимый охранник, укрытый рельефом.

Все это действовало на нервы, но Крона не осмелилась оглянуться в поисках обладателя взгляда. Любые явные колебания или отклонения от маршрута охранники каземата могли счесть подозрительными, а в случае подозрения у них была только одна реакция.

Когда она добралась до последнего контрольно-пропускного пункта, охранник – в капюшоне и с кубом на голове, как и все, которых она встретила раньше – забрал ее лошадь. Другой повел ее пешком к подножию узкой лестницы, которая вела к узкой двери – единственный вход в трехэтажное здание с суровым фасадом.

Она позволила себе один раз оглянуться, осматривая дорогу и вершины деревьев, которые уходили в сторону от любопытных взглядов, и нырнула внутрь, плащ ее надулся темным парусом за спиной.

Внутри ее встретила волна затхлого воздуха. Там не было ни вестибюля, ни стойки регистрации, а только узкий коридор с невозможно высоким потолком. Яркие лампы направленного света выстроились в линию, маня ее в темноту за границей света. Идти было некуда – только вперед, в глубины каземата.

От стены тьмы справа от нее отделился охранник с кубом на голове. Его униформа была не такой практичной, как у других: длинные, полностью закрывающие руки рукава и развевающаяся юбка, которая тянулась за ним, когда он шел. Портупея из белых кожаных ремней удерживала на груди две кобуры, а выступающие рукоятки кремневок переливались перламутром в свете прожекторов. Когда охранник шел к ней, казалось, его высокая твердая фигура скользит по черному полу. У Кроны почти получилось представить, что внутри, под капюшоном, вместо человека находится заводной механизм – копия одной из любимых игрушек Тибо, но в натуральную величину.

– Я пришла, чтобы увидеться с бывшим констеблем Патроне, – тихо сказала она, но шепот походил на крик в тишине.

Легкой поступью охранник двинулся вперед. Крона предположила, что нужно следовать за ним.

Яркие лампы и глубокие тени создавали зловещий контраст, а значит кому-то или чему-то было легко выползти из темноты. Коридор тоже состоял из зигзагов и поворотов. Сначала просто черный прямоугольник с почти черными стенами сторон, но затем стражник свернул, и его поглотила тьма. Крона шла на шаг позади, но тоже, не колеблясь, повернула.

Серая фигура стражника призраком маячила в гнетущей тьме. В этом новом коридоре лампы не горели. Нащупав ногой небольшую выпуклость в полу, охранник резко пнул ее усиленным носком ботинка. Спрятанные в стенах защелки и шестеренки тут же затрещали и завертелись.

В лампы над головой вылилось масло из небольших ампул, и через мгновение автоматические осветительные механизмы зажгли фитили. Когда наверху загорелся свет, в стене справа от Кроны сдвинулось что-то тяжелое. Система перезагружалась, устанавливая новые ампулы с горючим. Через несколько минут лампы сожрут свою порцию масла и снова погаснут в ожидании очередного зажигания.

Жаль, что ей нельзя привести в каземат Тибо. Их изобретательность должен оценивать тот, кто разбирается и искренне уважает такое мастерство. В общественных местах Лутадора таких механизмов не наблюдалось, и, хотя Крона многое слышала о чудесах дворцового комплекса, она не была уверена, что в залах маркизов имеется что-либо подобное.

Они прошли еще несколько темных участков, несколько раз меняли направление, несколько раз сворачивали и, наконец, оказались в самом сердце каземата, но Крона так и не смогла избавиться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает, отслеживая каждый шаг ее пути.

Интересно, чувствовал ли что-нибудь похожее охранник каземата? Если и так, то он ничем не выдал себя.

Должно быть, это здание, подумала она. Наверное, его гнетущая атмосфера играет с нею шутки и заставляет тревожиться.

– Почти пришли, – сказал охранник низким невозмутимым голосом.

В один коридор выходило несколько залов. За спиной Кроны в поле зрения шел еще один охранник и, грохоча, толкал в ее направлении тяжело груженную тележку. Из вежливости ее сопровождающий прижался к стене, чтобы освободить место для тележки. Она сделала то же самое. На тележки стояли банки – большие, из блестящего стекла с чем-то зеленым внутри. Они звякали, когда колеса тележки цеплялись за мелкие неровности пола.

И только когда тележка почти поравнялась с ней, Крона поняла, что находилось в банках. Она должна была сразу догадаться – ведь в каземате никто не ходит, и здесь хранятся не консервированные персики и варенье из гуавы – но ее разум упорно отрицал это, сколько мог.

Все банки были одинаковыми: приземистые, округлые сосуды, с крышками, опломбированными с помощью магии, как и ампулы со временем. Стекло было толстым и тоже магическим, чтобы удержать содержимое. Иначе и быть не могло.