Лето потерянных писем

Я смотрела на деревья и старалась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Может, мне снова разобьют сердце. Ну и что с того? Я хотя бы попытаюсь. Жалеть не придется. Никогда не стану думать, а что, если? Возможно, как сказала мама, я обрету счастье.

Поэтому я решила выложить карты на стол.

Солнце спряталось за лес, бросая на лужайку длинные тени. Ветер теребил мою длинную юбку. Дни стали короче: на часах было около пяти, но уже совсем скоро полностью стемнеет. Я вытащила телефон и открыла свою переписку с Ноем.

Глядя на мигающий курсор, я почувствовала, как быстро забилось мое сердце. Слишком много чувств, слишком все быстро. Я отложила телефон и попыталась перевести дух.

Я запрокинула голову и посмотрела на небо. На нашем заднем дворе росло много деревьев, ветки которых тянулись сквозь темно-синее пространство. Вдали от леса я по нему тосковала, тосковала по густой зелени и бесконечным деревьям. В лесу, как и в книжном магазине, дышать было проще: легко и полной грудью. Теперь я делала один глубокий вдох за другим.

Ведь вся история начала с кучки писем. Может, мы тоже уладим все с помощью писем?

Я повернула к себе компьютер и принялась печатать.

Дорогой Ной,

понятия не имею, как начать свое письмо. Поэтому просто начну.

Да, я злилась и обижалась, что ты соврал мне, но гнев должен был привести к ссоре, а не к расставанию. Думаю, ты прав: я гордая. Гордая и напуганная, и мне стоило ответить на все эти чувства достойнее, но я просто отгородилась. Мне проще отталкивать людей, чем подпускать их к себе. Проще уходить, чем ждать, когда кто-то уйдет первым.

Я не хочу тебя покидать. Мне еще никто не нравился так, как нравишься ты. Я жутко боюсь в этом признаваться, но скучаю по тебе и хочу быть с тобой.

И прости, что я тоже тебя обидела. Я хотела причинить тебе такую же боль, какую испытывала сама. Ужасный, бесчувственный поступок. И знай, что без тебя я несчастна. Я хочу быть с тобой. Ты все, чего я хочу.

И я пойму, если ты не захочешь быть со мной. Мы расстались. И я накричала на тебя, а теперь ты в колледже. Но, боже, я так хочу быть с тобой, что тело буквально сковывает от боли.

И ты не обязан отвечать на это письмо. Но я хотела отправить его. Извиниться. Признаться, как ты мне дорог. Признаться, что мне не стоило так реагировать, не стоило отталкивать тебя. Признать, что я понимаю: нельзя сравнивать выбор между мной и твоей семьей; тебе стоило выбрать и то и другое, а мне быть более чутким человеком.

Я тебя люблю.

Эбигейл





Глава 29




Через неделю раздался звонок в дверь. Я отложила книгу и пошла открывать в своем пятничном послешкольном наряде: легинсах и широкой футболке. Прошмыгнув через прихожую, я открыла дверь, но никого не увидела.

Поэтому я опустила глаза. И обнаружила на пороге сверток.

Упаковка была коричневой.

И обвязана бечевкой.

Но в этот раз посылка пришла мне: Эбигейл Шенберг, 85 Оук-Роуд, Саут-Хэдли, Массачусетс.

Меня охватило ощущение дежавю. Самое легкое и странное чувство – как блеск, сахарная вата и море. Я выглянула на подъездную дорожку, ожидая увидеть, как от дома отъезжает тот же почтовый грузовик, что заезжал несколько месяцев назад.

Я отнесла коробку в дом. Папа был на работе, Дэйв – на футбольной тренировке, мама – наверху, в своем кабинете. Я поставила посылку на диван в гостиной. Из окна в комнату проникал полуденный свет. Дрожащими руками я развернула коричневую обертку, а потом вскрыла коробку ключом. Развернула ее и достала белоснежный конверт. Для Эбигейл.

Трясущимися руками я взяла конверт и долго, настороженно взирала на свое имя. Потом отложила его и снова вернулась к коробке. Внутри лежал черный бархатный чехол. Я положила его на колени и провела пальцем, смотря, как нити меняют направление.

Во рту пересохло, и я приподняла крышку. Она открылась с резким щелчком.

На черной бархатной подушечке переливалось бабушкино ожерелье.

Пытаясь сдержать слезы, я посмотрела через застекленные двери на деревья, отяжелевшие от листьев. В горле пульсировало, а в легких не хватало кислорода. Как только я увидела посылку, то сразу поняла, что в ней. Это казалось неизбежным.

Я закрыла коробку и открыла конверт.

Дорогая Эбигейл,

прости, что не рассказал тебе раньше, что ожерелье у моей бабушки. Я должен был, должен был признаться тебе еще в первую встречу с моим дедушкой. Я пытался и струсил. Мне стоило рассказать и во вторую встречу с ним, я знал, что он не все тебе рассказал. Я пытался защитить свою семью, но не нужно было их защищать, скрывая от тебя их тайны.

Еще сильнее я прошу прощения за то, что уехал с Нантакета, когда мы поссорились. Да, у меня была вводная лекция в колледже, но я должен был тебе позвонить и помириться.

Дело в том, что не только ты гордая, испуганная и упрямая. Я не хочу, что сказанные мной слова были брошены мне же в лицо, и не хочу быть отвергнутым. Я не все сказал, Эбигейл Шенберг. Я люблю тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе.

Я помню, что ты переживаешь из-за отношений на расстоянии. И да, возможно, наши отношения закончатся кражей имущества, и мы создадим семью с другими и похороним наши чувства до конца жизни. Но нам не стоит этого делать, потому что это пагубно и нечестно по отношению к другим людям. Возможно, мы не последуем по стопам твоей бабушки и моего дедушки. У нас может получиться. Я хочу, чтобы получилось. Я думаю, мы этого достойны.


P. S. Пожалуйста, пожалуйста, не злись из-за цены ожерелья. Мама говорит подумать об этом с точки зрения дохода, а деньги были пожертвованы на благотворительность, а еще нам частично списали налоги.



Я в потрясении прилипла к дивану, но через несколько минут снова раздался звонок в дверь.

Господи. Я вытерла глаза. В теле появились легкость и нервозность, словно оно принадлежало другому человеку.

– Эбби, можешь открыть? – окликнула со второго этажа мама.

Мне хватило несколько секунд, чтобы вернуть контроль над голосовыми связками.

– Да!

С каждым шагом казалось, что я двигаюсь очень медленно, буквально пробираюсь через патоку. Я пошла в прохладную прихожую, а потом очень-очень неспешно отперла замок и распахнула дверь. По-моему, тело полностью перестало функционировать, а ноги превратились в желе.

На пороге, в обрамлении осенних красок, стоял Ной, одетый в темно-красную толстовку. Волосы у него были растрепаны, словно еще секундой назад он водил по ним руками. Мы уставились друг на друга.

Я вцепилась в дверной косяк и подождала, пока мир перестанет кружиться.

– Привет, – наконец произнес Ной.

– Привет.

Было двадцатое сентября, третья неделя учебы (я проверила) и прошло семь дней с Рош Ха-Шана.

– Ты здесь, – тупо сказала я, потому что не могла придумать ничего другого. – Ты… ты купил ожерелье.

Он кивнул.

У меня вырвался смешок.

– Это очень дорогое ожерелье.

Ной поморщился.

– Я знаю. Ты прочитала письмо?

Я кивнула.

– Я писал искренне, Эбигейл. – Он смотрел на меня уверенным взглядом. – Ты сказала, что нам не стоит повторять ошибки наших родственников. Так давай не будем.

– Хорошо.

– Я не должен быть держать информацию об ожерелье в тайне. Извини. Не должен был мешать тебе в поисках прошлого твоей семьи. Я… – Ной замолчал, и на его лице появилось недоумение, когда до него дошел смысл моего ответа. – Подожди, хорошо?

Я усмехнулась.

– Да. Ладно. Я переборщила. Я понимаю, они твоя семья.

– Значит… ты… мы…

Я заулыбалась еще сильнее, в груди было такое теплое и приятное ощущение, словно я проглотила солнце.

– Да.

Ной усмехнулся, покачал головой и очень решительно посмотрел мне в глаза.

– Я должен был за тебя бороться.

– Ты боролся. Я тоже. Ты получил мое письмо?

Он растерялся.

– Твое письмо?

Я удивленно хихикнула.

– Скоро получишь.

– Что ты написала?

Я подошла к нему и, неуверенно подняв руку, пригладила один из его непослушных локонов.