Леди, которая любила готовить

А Нюся?

Могла ли она? Эта гляделась совершенно несерьезною, но Демьян слишком давно имел дело с подобными, чтобы этою несерьезностью обмануться. Вон, Лидия Стуре[1], помнится, чистое дитя видом, нежное и хрупкое, восторженное до крайности и уж точно не способное причинить кому-то вред.

Демьян потер шею.

Девицу было жаль.

И пусть доказательства вины ее были неопровержимы, а приговор справедлив, но… девицу все одно было жаль. Только и себя тоже.

Нюся же… матушка не больно ею занималась.

Демьян подошел к окну, распахнул створки и сделал глубокий вдох. Морской сырой воздух морем и пах, и был прохладен, огладил, успокоил кожу.

Нюся… девицы, оставленные без попечения, частенько связываются с дурными компаниями. Вот только сомнительно, чтоб Нюсе было дело до страданий народных, как-то иного складу человеком она представляется. С другой стороны, средь революционеров хватает обаятельных засранцев, которые не одной девице голову вскружили… могло ли?

Могло.

Демьян покрутил серьгу, которая более не раздражала. И даже, если подумать, была такой малостью, которая вовсе упоминания не стоила. То ли дело дракон. Не исчез, проклятущий, за ночь. Демьян чувствовал его всею спиной, испытывая преогромное желание этой спиной потереться о стенку. Правда, он сомневался, что нехитрое это действие поможет, но…

…стало легче.

Дышать.

И вообще… будто он раньше не замечал, сколь слаб был, а теперь вот понял. И в груди появилась знакомая теплая искра.

Значит, помогает?

И все-таки… Демьян потряс головой, заставляя сосредоточиться себя на деле.

Василиса.

Княжна.

И особа столь высокого положения, что и думать-то о причастности ее было… неловко, пожалуй. Или это не из-за положения? Прежде его титулы не особо смущали, разве что заставляли проявлять большую осторожность и тщательнее доказательства собирать.

А Василиса…

…она и вправду оказалась случайно? Выехала покататься… особа знатная, хорошего воспитания и выехала одна?

Места здешние она знает прекрасно.

А остальное…

Встречались среди революционеров и люди знатные, готовые идей ради отречься и от имени, и от долга, вернее, разумеющие этот долг по-своему.

Она же…

Смуглая кожа, не бронзовая, скорее из того темного золота, которое не часто встречается. Брови, словно кистью нарисованные. Аккуратный нос. Губы пухлые.

Смех.

Она умеет смеяться не обидно. И держалась просто, будто не было за спиной ни титула, ни верениц предков, будто не понимала она по имени[2], что имеет дело отнюдь не с равным.

И все же…

Конь.

Берег.

И возвращение. Тот разговор… проклятье… а ведь в своей семье она и вправду чужая, если верить Никанору Бальтазаровичу. Пять разрушенных помолвок, слух о проклятье. Ее обида должна быть сильна, но настолько ли, чтобы пожелать иного пути?

Демьян не знал.

И старательно вспоминал прошлый день по минутам, можно сказать, крохоборствуя, пытаясь отыскать хоть какое-то доказательство, вины ли, невиновности. И потому, когда раздался стук в дверь, он выдохнул с немалым облегчением, радуясь, что кому-то понадобился, что неприятные эти мысли можно отложить до иных времен.

Никанор Бальтазарович был по своему обыкновению свеж и прекрасен. Волосы, уложенные по новой моде, крылом, блестели. Усы топорщились. А светлый костюм сидел идеально. И лишь темный камень на перстне поблескивал этаким вороньим глазом.

- Вижу, уже поднялись, - сказал он, прикрывая за собой дверь. И тросточку прислонил. И показалось, что теперь-то эту дверь не отворить, не выбить. – Чудесно. Просто чудесно…

- А вы просто так или по делу? – поинтересовался Демьян, остро чувствуя непозволительное недоверие к этому человеку.

Подпустишь его ближе, а после разбирайся, с украшениями ли, с рисунками или еще какой пакостью.


- По делу, само собой, по делу… хотел глянуть, как вы?

- Замечательно, - заверил Демьян, пятясь от окна.

- Вот и проверим.

- Может… на слово поверите?

- Дорогой мой, я опытный целитель. Я давно уже не верю людям на слово.

Он потер руки, и появилось в облике его нечто донельзя хищное.

- Но я и вправду отлично себя чувствую! Даже магия возвращается, - отступать стало некуда, и Демьяну подумалось, что нумера его не так и велики, что за этакие деньги могли бы и побольше быть.

- Великолепно! – восхитился Никанор Бальтазарович и руки протянул. – Сейчас мы вам поможем…

Увернуться не вышло.

Правда, на сей раз обошлось. Усыплять Демьяна никто не стал, а волна силы, что влилась в тело через драконью суть, больше не ощущалась ледяной. Она, эта волна, прошлась и по костям, и по мышцам, чтобы вернуться и обосноваться в груди теплым клубком.

- Вот, - сказал Никанор Бальтазарович, руки убирая. – А вы капризничали.

- Я не капризничал, я… мнение выражал, - пробурчал Демьян и достал из шкафа рубашку. – И все-таки, что вам еще надобно?

- Чтобы вы навестили вашу чудесную знакомую, Радковскую-Кевич.

- Зачем?

- Затем, что за учителькой мы присмотрим. Нюсе тоже найдем, кого подсунуть, а вот княжна… непростой случай.

Он сцепил руки за спиной и уставился на Демьяна. И взгляд был превнимательным, что заставляло нервничать.

- Сколь известно, до этого времени княжна вела до крайности уединенный образ жизни. Приятельниц у нее нет, знакомые в один голос описывают ее, как женщину застенчивую и тихую, не имеющую особых увлечений…

- Она готовить любит, - возразил Демьян, которому вдруг стало обидно за Василису. – И в лошадях разбирается.

- Видите, вы уже узнали о ней больше, чем все прочие. Но в остальном… светской жизни она сторонилась, появляясь лишь на тех мероприятиях, избежать которых не представляется возможным в силу положения. Однако и там держалась в тени, не спешила заводить знакомства, что в принципе понятно, с ее-то репутацией…

- Проклятье?

- Оно самое, да… так вот, брат ее большею частью учится и свою жизнь ведет. В последний год связался с особой сомнительных достоинств, актриской, которой снял дом. В нем и живет, почитай, открыто, к неудовольствию старшей сестры, той, которая Вещерская. Впрочем, у нее и собственных забот хватает. Анастасия же Александровна и вовсе в родной стране давно не появлялась.

- И что с того?

- А то, что никто толком сказать не способен, чем занималась эта ваша Василиса Александровна. Вот как будто был человек, но его и не было.

- И вы хотите, чтобы я… выяснил?

- Для начала, чтобы познакомились с нею поближе.

- Следил.

- Пригляделся.

- Вошел в доверие.

- Не без того, - Никанор Бальтазарович вскинул руки, обрывая несказанные пока слова. – Погодите. Я понимаю, о чем вы… и не предлагаю ничего-то дурного. И не смотрите вы так… я же не требую, чтоб вы ее соблазняли.

- Не хватало.

- Порой приходится, да… и соблазнять, и пользоваться тем самым доверием. Но успокойтесь, от вас этаких подвигов никто не потребует. Не тот у вас тип личности, чтоб рисковать. И будь у нас какой иной вариант, им бы воспользовались.

Он замолчал, позволяя Демьяну свыкнуться с мыслью.

- Видите ли… вполне возможно, что мы с вами дуем на воду, принимая обыкновенную случайность за нечто, стоящее внимания. Выстрелы? Мало ли кто и по какой надобности стрелял? Все ж согласитесь, что чересчур уж сложен, а стало быть, ненадежен этакий план… коня вам подвел конюх, и вы вполне могли от него отказаться. Как и выбрать другую, куда более безопасную дорогу. Да и свались вы… не факт, что погибли бы. Маги – твари живучие… что до артефактов, то разрядка их быстрая вполне объяснима вашим состоянием. Все ж современная медицина далеко не всеведуща…

- Тогда зачем?

- Затем, что не люблю я этаких вот непонятностей вместе с совпадениями, - признался Никанор Бальтазарович. – До крайности не люблю. Интуиция опять же.

Демьян потер щеку, на которой проклюнулась уже щетина.

- Что до задания, то… просто приглядитесь, составьте впечатление. Сколь я понял, особа эта вам приятна.

- И я не хочу ее обижать.