Леди, которая любила готовить

Никанор Бальтазарович слушал весьма внимательно. Сидел, подперши щеку кулаком, глядя куда-то вдаль, будто вовсе не было ему дела ни до Демьяна, ни до нехитрой его истории. Но стоило Демьяну замолчать, как он покачал головой и произнес:

- Вот оно как значит… интересно.

- Что именно?

- А все… все интересно… но пока мне ваши мысли хотелось бы услышать. Думаете, и вправду охотники?

- Нет, - вынужден был признать Демьян. – Были б охотники, двумя выстрелами дело бы не ограничилось. А тут… пальнули и тишина.

- Может, баловался кто?

- Может, и баловался, только…

…когда по бутылкам аль иным каким мишеням палят, то тоже на двух выстрелах не останавливаются.

- В меня бы не попали, там карниз так нависает, что выцелить кого-то внизу – задача непосильная, а вот напугать коня, чтобы понес…

- Тогда надо было знать, что конь боится выстрелов, - возразил Никанор Бальтазарович, закручивая соломенный ус.

- Тут, сколь понимаю, это не секрет. Да и многие лошади пугливы, а уж на узкой тропе хватило бы и того, чтобы лошадь шарахнулась.

Никанор Бальтазарович кивнул, то ли сам себе, то ли с выводами Демьяна соглашаясь.

- Возможно… вполне возможно… вашего двойника вчерашним днем убить пытались. Стрелок появился…

- Взяли?

- Само собой. Только… понимаете ведь, что народец это тугой. А стрелок и вовсе. Дурман у него вместо мозгов. И идеи благородные… вот как, скажите, из благородных идей этакая пакость родится? – будто удивился Никанор Бальтазарович. – Но что идейный, так плохо, да… с идейными беседовать бесполезно. Допрос-то учинили, только знает он немного… указали цель, велели устранить пособника кровавого режима. Он и рад был. Еще денег заплатили.

- Много? – самому вдруг стало интересно, во что его голову оценили.

- Пятьдесят рублей.

Не особо.

Даже обидно как-то, что на большую не насатрапствовал.

- Ничего, это еще начало только, - поспешил утешить Никанор Бальтазарович. – Уверен, вы партии весьма дорого обойдетесь… но…

Он замолчал, позволяя додумать очевидное: если убить пытались в Петербурге, стало быть, поверили, что Демьян там. А если так, то, стало быть, нету смысла им его еще и здесь искать.

- Все-таки совпадение?

- Не верю я в такие совпадения, - Никанор Бальтазарович подошел к темному шкапу, стеклянные дверцы которого были прикрыты развеселенькими занавесочками, скрывавшими содержимое шкапа от любопытных глаз. – Вот не верю и все тут… сдается мне, столкнулись мы с вами с чем-то донельзя любопытным…

В шкапу обнаружились банки темного стекла, одни огромные, с широким горлом, перетянутым вощеной ниткой, другие поменьше, поприземистей, третьи вовсе крохотные. Но главное, что все до одной – гладкие, без этикеток и хоть бы каких иных опознавательных знаков.

- Если принять за факт, что покушение все же имело место быть, - Никанор Бальтазарович достал ближайшую склянку открыл и понюхал, поморщился да и вернул на место. – Остается вопрос, кто его мог совершить? И ответ нас ничуть не успокаивает.

Вонь, исходившую от следующей банки, Демьян ощутил издали.

К счастью, и ее вернули на место.

- Любая.

- Думаете, девица?

- Думаю, что не стоит недооценивать слабый пол. Его слабость, пожалуй, превеликое мужское заблуждение… - третья по счету банка удовлетворила Никанора Бальтазаровича, а вот Демьяну совершенно не понравилась. – Сами посудите. Ваша княжна просто отправилась прогуляться и встретила вас… сидите, вы обгорели нещадно, если не помазать, завтра будете походить на шелудивого пса. Какие уж тут ухаживания.

- Какие ухаживания? – напрягся Демьян.

- Обыкновенные. С цветами и песнями. Впрочем, песни разрешаю не петь, а вот все остальное придется… да сидите вы, право слово, не жандарм, а гимназистка…

- Оно воняет!

- Надо же, какие мы нежные, - возмущение Никанора Бальтазаровича было почти искренним. – Ничего страшного, повоняете часок, зато кожа станет белой и гладкой. Моим клиенткам, между прочим, нравится. Мои клиентки на эту мазь, между прочим, в очередь записываются.

- С готовностью свою очередь уступлю.

Демьян поднял было руку, чтобы поскрести нос, но получил по пальцам.

- А ну сидите смирно. И поверьте моему опыту, раз уж собственным не удосужились обзавестись. Ни одна барышня на мужчину с облезающей шкурой не глянет.


- И не надо…

- Вам, может, и не надо, а Родине так наоборот.

Мазь была холодной.

- Жжется!

- Значит, действует, - возразил Никанор Бальтазарович. – И шею еще…

- Дайте хоть рубашку сниму.

Не хватало, чтобы эта пакость цвета забродившей опары и вони соответствующей на воротничок попала. Точно испортит.

- Снимите, - Никанор Бальтазарович кивнул благосклонно. – Заодно уж и посмотрим… к слову, у вас сегодня опять приступ едва не случился. Было?

- Было, - вынужден был признать Демьян. Кожу тянуло.

И пекло.

И еще левая щека отчаянно зачесалась, а правую, напротив, вполне себе приятно холодило. Правда, вскорости приятность сменилась отвратительным жжением, будто его, Демьяна, крапивой стеганули.

- Видите, а вы от серьги отказаться хотели… хорошая моя, - пальцы ухватили за упомянутую серьгу и потянули. К счастью, не сильно, но Демьян проворчал:

- Ухо открутите.

- Ничего, как откручу, так и назад прикручу. Целитель я или так?

Демьян промолчал, хотя вот на языке крутилось совершенно нелестное. В конце концов, целители должны к людям больным милосердие проявлять, заботу, а не ввязывать их в непонятные авантюры, даже во благо Родины если.

- Прилягте вон на кушеточку, на живот, будьте так добры, - Никанор Бальтазарович снял пиджачок, на сей раз чесучевый, цвета молодой оливы, и манжеты рубашки расстегнул. Закатал рукава, пошевелил пальцами, и у Демьяна возникло такое вот нехорошее предчувствие, что одной мазью дело не обойдется. – Прилягте. Прилягте, кому сказано!

- А вы…

- Только кое-что проверю, - не слишком искренне произнес Никанор Бальтазарович. – Помилуйте, голубчик, неужто вы своему целителю не доверяете? Полежите, подумайте о чем-нибудь хорошем… только не о работе… вот так, и не бойтесь, мазь почти впиталась. Сейчас еще шею намажем. Это ж где у вас, как бы моя тетушка спросила, разум остался, чтоб без шапки на югах гулять?

Последнее, что Демьян запомнил, прикосновение ледяных пальцев. И еще собственную мысль: не всякому целителю и вправду верить следует. Вот Марк Львович до подобных фокусов точно не опустился бы. А затем Демьян провалился в блаженную пустоту, в которой и пребывал, как долго? Сам того не знал. Но, когда открыл глаза, то понял, что за окном уже смеркается.

И в темноте этой виднеются как никогда яркие знамена сирени.

Он попытался повернуться, но спину обожгло огнем.

- Лежите, лежите, - велено было ему. Демьян повернул голову и увидал Никанора Бальтазаровича, который устроился в кресле и с немалым удобством.

Кресло было на полозьях, которые давили мягкий ковер. А сам целитель переоделся в домашнее, и халат темного бархата гляделся на его плечах почти мантией. Правда, сетка для волос, придавившая папильотки – кто бы мог подумать? – несколько портила образ, как и махонький гребешок, которым Никанор Бальтазарович оглаживал усы. Усы блестели и, кажется, стали темнее.

Убрав гребешок в специальный чехол, Никанор Бальтазарович вытер пальцы платочком и поднялся.

- Где я?

- Я решил, что негоже пугать дам видом бренного вашего тела и велел перенести. Считайте, вы у меня в гостях, - он размял тонкие пальцы. – Позвольте… ага…

Пальцы прошлись от затылка, который неприятно ныл, по позвоночнику, и каждое прикосновение причиняло боль. Но Демьян терпел.

- Чудесно… просто превосходно получилось, сам не ожидал. Пару минут… для стабилизации.

- Чего? – осторожно поинтересовался Демьян, заодно прислушиваясь к собственному телу, которое ощущалось вполне себе здоровым. Разве что ноги ныли от долгой ходьбы. Отвык он, получается, от подобных прогулок.

И спина тоже ныла. Не так, как ноют перегруженные мышцы, скорее ж кожа… небось опять чем-то намазали.

- Да так… - Никанор Бальтазарович появился у стола и руку протянул. – Садитесь, дорогой мой.

Демьян и сел.

Покачнулся от внезапного головокружения.

- Конечно, следовало бы заручиться вашим согласием, - Никанор Бальтазарович исчез за шелковой ширмой в китайском стиле. На ширме алый дракон самого разбойного вида оказывал знаки внимания красавице, чье лицо белизной и круглостью мало уступало луне.

- Согласием на что?

Нехорошее предчувствие окрепло. Можно сказать, обрело плотность и вес.

А еще спина чесалась.

Противно так.