Леди, которая любила готовить
Часть 30 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
У Алевтины была одна страсть – готовка.
Вино было темным, густым и терпким. Василиса слизала капельку и кивнула: для соуса сойдет и будет весьма даже неплохо, но на рынок прогуляться следует, не все покупки можно Ляле доверить, а вино выбирала, несомненно, она.
- …и вот стоит она, что оплеванная, перед этою бабой. И наши-то только посмеиваются, мол, сама виноватая… а та на нее кричит. И поколотила даже.
- Кого?
- Так Матрену. Совсем меня не слушаете, барышня.
- Слушаю, - соврала Василиса и грудки проверила. Температура была аккурат такой, чтоб жир топился.
- Наши-то долгехонько ей припоминали, и то, как ходила, нос задрамши, что, мол, в скорости уйдет из дома, что ей женишок ейный местечко иное подберет, среди горничных, может, даже личных… не нравилось ей в поломойках.
В кастрюльку с вином Василиса добавила тимьян и пару зубчиков чеснока.
- Не трожьте ягоду! – Ляля спешно отряхнула руки. – Сама переберу, а то пальцы не отмоете. Сколько вам надобно?
- Стакана два…
Вино медленно закипало.
- От и ладно… и картошку я сама помою. Вы вон пока воду на огонь поставьте, как закипит, так и бросим.
Василиса улыбнулась. Порой Ляля определенно забывала, кто здесь главный, но и пускай.
- И что с той девушкой стало?
- С Матренкой? А чего с ней станется? Служит, как служила, только уже носу не дерет. И на Прохора поглядывает. Он за нею весь прошлый год ходил, только ей-то что? Ей конюх – не жених совсем, то ли дело из белой…
Ляля с ягодами управлялась ловко.
И у Алевтины также получалось. Василиса отправляла ей деньги, потом, после тетушкиной смерти. Написала бы, если бы Алевтина умела читать, но та не умела, а писать что-то, чтобы читал это какой-то совершенно посторонний человек, показалось… неправильным?
Вино уваривалось.
Жир вытопился, и Василиса прибавила огня. Вот так. Теперь минут пять, чтобы корочка образовалась, и перевернуть…
- А служит он где?
- Кто?
- Ваш этот… Демьян Еремеевич… имя-то простое, сестре вашей не глянется.
- И что?
- А ничего-то… по мне как? Был бы человек хороший…
- Отец его военным был.
- И сам, небось.
- Думаешь?
Смородину Василиса отправила в темно-вишневое варево соуса, запах которого едва заметно изменился. На плите же нашлось место и еще для одной кастрюли.
- А оно видно, - уверенно заявила Ляля. – Вы только поглядите на выправку, на стать. Точно военный. Или иной какой служивый.
Возможно.
И… наверное, следовало бы проявить толику благоразумия, задать вопросы, пусть и неудобные, но способные избавить Василису от неловкости, если вдруг окажется… она затрясла головой.
Что окажется?
О чем она вовсе думает? Или и вправду надеется на нечто большее, нежели простое знакомство? Или…
- Утка сгорит, - дипломатично заметила Ляля.
- Не сгорит, - Василиса ловко перевернула грудки на другой бок. Шкурка вышла румяной, поджаристой, однако без некрасивых черных подпалин, которые порой случались, стоило чуть недоглядеть. – А его я приглашу… и тогда сама обо всем выспросишь.
- Куда уж мне, - буркнула Ляля, отворачиваясь. – Да и не пригласите…
- Отчего?
Духовой шкаф, купленный тетушкой незадолго до смерти, да так и оставшийся в доме, ибо был он слишком тяжел и неудобен, чтобы перевозить, разогрелся во мгновение. И, стало быть, осталась еще сила в огненных камнях.
- Окаянства не хватит, - Ляля помешала соус. Ягода разваривалась, придавая вину темный маслянистый оттенок. – Прежде бы хватило, а теперь… совсем они вас выпили.
- Кто?
- Родственнички, - Ляля сказала и поджала губы. – Я ж помню, какой вы были… а они… эх…
Она больше ничего не добавила, только посторонилась, позволяя открыть духовой шкаф, куда и отправилась утка. А Василиса вернулась к соусу.
Пару кусочков сливочного масла для глянцевости и лоска.
Соль.
Немного темного сахара.
И перец. На сей раз можно и душистый.
Никто ее не выпивал. И родичи любят Василису. Просто… им сложно друг с другом, слишком уж разными они уродились, так что уж тут? И никто-то не желает Василисе зла, наоборот…
Она выключила огонь.
И сито достала, не удивившись, что лежит оно в том же шкафу, где хранила его Алевтина. И само-то прежнее, с выглаженной за годы ручкой, с сеткой столь мелкою, что глядится она сплошною.
- Картошку порежь, пожалуйста, - попросила Василиса, устанавливая сито над чистой кастрюлей. Настроение вдруг испортилось, хотя причин для того не было.
Ни одной.
А оно взяло вдруг и… и соус медленно пробивался сквозь сито, стекая в кастрюлю тяжелыми густыми каплями. Василисе оставалось лишь ложечкой водить по неотцеженной массе, раздавливая оставшиеся ягоды. И Ляля молчала, верно, сообразив, что сказала лишнего.
С ней это случается.
И…
…острые говяжьи ребра, вот что она приготовит. Потом. Когда решится все же пригласить Демьяна Еремеевича на ужин.
Или на обед.
А она решится… всего-то в ней хватает, окаянства в том числе.
Глава 16
Глава 16
К Никанору Бальтазаровичу Демьян заглянул, пусть и не сразу. Все-таки сперва следовало привести себя в порядок и поесть, потому как кексы, пусть и были до невозможности хороши, но оказалось, что одних кексов ему мало.
То ли дело мясо.
В ресторации было малолюдно, то ли по причине времени, когда обед уж минул, а ужин еще не наступил, то ли по иной какой. Зато и заказ принесли быстро.
От и ладно.
Ел Демьян сперва жадно, сам стесняясь этакого вдруг аппетита, вовсе для него не характерного, но по сторонам все ж глядел.
И не удивился, заметив у окна давешнюю чахоточную девицу, ковырявшуюся в тарелке с видом весьма раздраженным. Девица щурилась, хмурилась и будто бы вела с кем-то незримым спор, в котором, кажется, проигрывала.
Верно, почувствовав взгляд, она резко повернулась и… что-то да полыхнуло в темных ее глазах.
Или показалось?
Сидела она далеко, а Демьян вот… поклонился, но в ответ его и кивка не удостоили. Девица резко встала и вышла из ресторации.
Интересно.
Или… мало ли что могло ее обозлить? Быть может, Демьян и близко отношения к тому не имеет. И вовсе все, что произошло, есть не более чем глупая случайность. Со всеми бывает. А он надумал себе. И поспешно допивши холодный чай, Демьян поднялся.
Он знал, с кем посоветоваться.
И не ошибся.
Вино было темным, густым и терпким. Василиса слизала капельку и кивнула: для соуса сойдет и будет весьма даже неплохо, но на рынок прогуляться следует, не все покупки можно Ляле доверить, а вино выбирала, несомненно, она.
- …и вот стоит она, что оплеванная, перед этою бабой. И наши-то только посмеиваются, мол, сама виноватая… а та на нее кричит. И поколотила даже.
- Кого?
- Так Матрену. Совсем меня не слушаете, барышня.
- Слушаю, - соврала Василиса и грудки проверила. Температура была аккурат такой, чтоб жир топился.
- Наши-то долгехонько ей припоминали, и то, как ходила, нос задрамши, что, мол, в скорости уйдет из дома, что ей женишок ейный местечко иное подберет, среди горничных, может, даже личных… не нравилось ей в поломойках.
В кастрюльку с вином Василиса добавила тимьян и пару зубчиков чеснока.
- Не трожьте ягоду! – Ляля спешно отряхнула руки. – Сама переберу, а то пальцы не отмоете. Сколько вам надобно?
- Стакана два…
Вино медленно закипало.
- От и ладно… и картошку я сама помою. Вы вон пока воду на огонь поставьте, как закипит, так и бросим.
Василиса улыбнулась. Порой Ляля определенно забывала, кто здесь главный, но и пускай.
- И что с той девушкой стало?
- С Матренкой? А чего с ней станется? Служит, как служила, только уже носу не дерет. И на Прохора поглядывает. Он за нею весь прошлый год ходил, только ей-то что? Ей конюх – не жених совсем, то ли дело из белой…
Ляля с ягодами управлялась ловко.
И у Алевтины также получалось. Василиса отправляла ей деньги, потом, после тетушкиной смерти. Написала бы, если бы Алевтина умела читать, но та не умела, а писать что-то, чтобы читал это какой-то совершенно посторонний человек, показалось… неправильным?
Вино уваривалось.
Жир вытопился, и Василиса прибавила огня. Вот так. Теперь минут пять, чтобы корочка образовалась, и перевернуть…
- А служит он где?
- Кто?
- Ваш этот… Демьян Еремеевич… имя-то простое, сестре вашей не глянется.
- И что?
- А ничего-то… по мне как? Был бы человек хороший…
- Отец его военным был.
- И сам, небось.
- Думаешь?
Смородину Василиса отправила в темно-вишневое варево соуса, запах которого едва заметно изменился. На плите же нашлось место и еще для одной кастрюли.
- А оно видно, - уверенно заявила Ляля. – Вы только поглядите на выправку, на стать. Точно военный. Или иной какой служивый.
Возможно.
И… наверное, следовало бы проявить толику благоразумия, задать вопросы, пусть и неудобные, но способные избавить Василису от неловкости, если вдруг окажется… она затрясла головой.
Что окажется?
О чем она вовсе думает? Или и вправду надеется на нечто большее, нежели простое знакомство? Или…
- Утка сгорит, - дипломатично заметила Ляля.
- Не сгорит, - Василиса ловко перевернула грудки на другой бок. Шкурка вышла румяной, поджаристой, однако без некрасивых черных подпалин, которые порой случались, стоило чуть недоглядеть. – А его я приглашу… и тогда сама обо всем выспросишь.
- Куда уж мне, - буркнула Ляля, отворачиваясь. – Да и не пригласите…
- Отчего?
Духовой шкаф, купленный тетушкой незадолго до смерти, да так и оставшийся в доме, ибо был он слишком тяжел и неудобен, чтобы перевозить, разогрелся во мгновение. И, стало быть, осталась еще сила в огненных камнях.
- Окаянства не хватит, - Ляля помешала соус. Ягода разваривалась, придавая вину темный маслянистый оттенок. – Прежде бы хватило, а теперь… совсем они вас выпили.
- Кто?
- Родственнички, - Ляля сказала и поджала губы. – Я ж помню, какой вы были… а они… эх…
Она больше ничего не добавила, только посторонилась, позволяя открыть духовой шкаф, куда и отправилась утка. А Василиса вернулась к соусу.
Пару кусочков сливочного масла для глянцевости и лоска.
Соль.
Немного темного сахара.
И перец. На сей раз можно и душистый.
Никто ее не выпивал. И родичи любят Василису. Просто… им сложно друг с другом, слишком уж разными они уродились, так что уж тут? И никто-то не желает Василисе зла, наоборот…
Она выключила огонь.
И сито достала, не удивившись, что лежит оно в том же шкафу, где хранила его Алевтина. И само-то прежнее, с выглаженной за годы ручкой, с сеткой столь мелкою, что глядится она сплошною.
- Картошку порежь, пожалуйста, - попросила Василиса, устанавливая сито над чистой кастрюлей. Настроение вдруг испортилось, хотя причин для того не было.
Ни одной.
А оно взяло вдруг и… и соус медленно пробивался сквозь сито, стекая в кастрюлю тяжелыми густыми каплями. Василисе оставалось лишь ложечкой водить по неотцеженной массе, раздавливая оставшиеся ягоды. И Ляля молчала, верно, сообразив, что сказала лишнего.
С ней это случается.
И…
…острые говяжьи ребра, вот что она приготовит. Потом. Когда решится все же пригласить Демьяна Еремеевича на ужин.
Или на обед.
А она решится… всего-то в ней хватает, окаянства в том числе.
Глава 16
Глава 16
К Никанору Бальтазаровичу Демьян заглянул, пусть и не сразу. Все-таки сперва следовало привести себя в порядок и поесть, потому как кексы, пусть и были до невозможности хороши, но оказалось, что одних кексов ему мало.
То ли дело мясо.
В ресторации было малолюдно, то ли по причине времени, когда обед уж минул, а ужин еще не наступил, то ли по иной какой. Зато и заказ принесли быстро.
От и ладно.
Ел Демьян сперва жадно, сам стесняясь этакого вдруг аппетита, вовсе для него не характерного, но по сторонам все ж глядел.
И не удивился, заметив у окна давешнюю чахоточную девицу, ковырявшуюся в тарелке с видом весьма раздраженным. Девица щурилась, хмурилась и будто бы вела с кем-то незримым спор, в котором, кажется, проигрывала.
Верно, почувствовав взгляд, она резко повернулась и… что-то да полыхнуло в темных ее глазах.
Или показалось?
Сидела она далеко, а Демьян вот… поклонился, но в ответ его и кивка не удостоили. Девица резко встала и вышла из ресторации.
Интересно.
Или… мало ли что могло ее обозлить? Быть может, Демьян и близко отношения к тому не имеет. И вовсе все, что произошло, есть не более чем глупая случайность. Со всеми бывает. А он надумал себе. И поспешно допивши холодный чай, Демьян поднялся.
Он знал, с кем посоветоваться.
И не ошибся.