Лакомый кусочек

– Нет, – подтвердила она. – Что-то я уже наелась. Больше не лезет. – Она сказала это таким тоном, чтобы намекнуть, будто у нее слишком маленький желудок, и ей не справиться с такой горой мяса. Питер с улыбкой пошевелил губами, обрадовавшись мысли, что ему под силу съесть гораздо больше.

«Боже, – подумала она, – надеюсь, это только временно. Не то я умру с голоду».

Печально теребя в пальцах салфетку, Мэриен смотрела, как Питер отправляет в рот последний кусок своего стейка.





18




Мэриен сидела за кухонным столом, обреченно поедая ложкой арахисовое масло из банки и листая толстенную кулинарную книгу. На следующий день после филе миньона она не смогла съесть свиную отбивную, а еще через несколько недель принялась экспериментировать. В ходе этих экспериментов она обнаружила, что не может есть куски, изображенные не только на схеме разделки туши коровы, но также и на схеме разделки свиной и бараньей туш. И какая бы сила – явно не мозг – ни заставляла ее делать выбор, она отвращала ее от поедания всего, что имело отношение к костям, сухожилиям и мышечной ткани. А все то, что представляло собой продукты переработки: фарш и полуфабрикаты вроде хот-догов, гамбургеров, котлет из баранины и свиных сарделек – она прекрасно могла есть, если только не разглядывала их слишком внимательно. Рыба тоже входила в круг разрешенной пищи. Она боялась прикасаться к курице: когда-то она обожала курятину, но у этих птиц имелся ярко выраженный скелет, а кожа, как она предполагала, будет сильно напоминать ей руку, покрытую гусиной кожей. Во избежание дефицита белка она налегала на омлеты, арахис и поедала в больших количествах сыр. При чтении кулинарной книги – сейчас она перешла в раздел «Салаты» – ее охватил тихий ужас от мысли, что этот подсознательный отказ рта принимать животную пищу окажется злокачественным: он распространится и дальше, и круг, отделяющий съедобную пищу от несъедобной, будет неумолимо сужаться, а список дозволенных продуктов – постоянно сокращаться.

«Я превращаюсь в вегетарианку, – печально думала она про себя, – в одного из этих чудиков. Скоро я буду обедать в кафе здорового питания».

Она с отвращением прочитала колонку, озаглавленную «Советы по употреблению йогурта»: «Для усиления вкуса посыпьте йогурт измельченными орехами», – радостно увещевал автор книги.

Зазвонил телефон. Она не сразу поднялась, чтобы снять трубку. Ей сейчас не хотелось ни с кем разговаривать, и она с усилием оторвалась от рецепта легкого салата из свежих листьев латука и кресс-салата с пикантными травами.

– Мэриен? – послышался голос Леонарда Слэнка. – Это ты?

– Да, привет, Лен! Как дела?

Они уже давно не виделись и даже не перезванивались. Лен был взволнован.

– Ты одна? В смысле, Эйнсли с тобой?

– Нет. Она еще не вернулась с работы. Сказала, что пройдется по магазинам.

Наступила пора рождественских распродаж; правда, она длилась вроде бы уже несколько месяцев: все магазины работали до девяти вечера.

– Я передам, чтобы она тебе перезвонила, как только вернется.

– Нет-нет, не надо! – поспешно возразил он. – Мне надо с тобой поговорить. Я могу заехать?

В тот вечер Питер работал над очередным делом, так что, строго говоря, она была свободна и не смогла сразу придумать какую-то отговорку.

– Ну конечно, Лен!

Значит, Эйнсли ему все рассказала, поняла Мэриен. Идиотка! Ну и зачем, спрашивается, она это сделала?

В последние недели Эйнсли словно летала на крыльях. С самого начала она была уверена, что забеременела, и ее сознание парило над ее телом и внимательно анализировало все его импульсы, как ученый-химик наблюдает за экспериментальной реакцией в пробирке и ждет предсказанный результат. Она проводила на кухне больше времени, чем обычно, пытаясь определить, возникли ли у нее странные вкусовые предпочтения, пробовала массу разных продуктов, желая убедиться, что они разные на вкус, и докладывала Мэриен о своих открытиях: чай, говорила она, кажется теперь горьким, яйца отдают серой. Она заходила к Мэриен и вставала на кровать перед зеркалом – у Мэриен зеркало было большое – и изучала очертания своего живота. Бродя по квартире, она напевала себе под нос – непрерывно, невыносимо; как-то утром Эйнсли, к ее немалой радости, вырвало прямо в кухонную раковину. Наконец-то пришло время посетить гинеколога, и вот вчера она взлетела вверх по ступенькам и с сияющим лицом ворвалась в гостиную, размахивая конвертиком: тест на беременность оказался положительным!

Мэриен ее поздравила, но не столь сурово, как могла бы еще несколько месяцев назад. В то время ей пришлось бы столкнуться с массой сопутствующих проблем, например, где Эйнсли жить: домовладелица, ясное дело, не потерпела бы у себя квартиросъемщицу с растущим животом, – и где ей самой найти новую соседку, но в таком случае, решив покинуть Эйнсли, она бы не мучилась чувством вины, а если бы решила остаться, то, кто знает, смогла бы она справиться со всеми сложностями, которые неизбежно возникли бы у нее при совместной жизни с матерью-одиночкой и ее младенцем. Но теперь это уже была не ее забота, и она могла позволить себе почти искренне порадоваться за Эйнсли. В конце концов, скоро она сама выйдет замуж и съедет.

Ей не понравился звонок Лена потому, что она не хотела встревать в их отношения. Судя по его интонации, Эйнсли, вероятно, что-то ему сболтнула, но из их короткого разговора она так и не поняла, что именно ему известно. Мэриен приняла решение оставаться в стороне. Она, конечно, выслушает – как-никак уши у нее есть – все, что он ей наговорит (а что он может сказать, он уже сыграл свою роль); но помимо этого, что еще она могла сделать? Она была бессильна изменить ситуацию, которая ее и так раздражала: если Лен хотел с кем-то поговорить, то ему бы надо обратиться к Эйнсли. Только она могла ответить на любые его вопросы.

Мэриен съела еще ложку арахисового масла, причем ей было неприятно ощущать, как ореховая масса липнет к нёбу, и чтобы как-то убить время, перешла в раздел моллюсков и внимательно прочитала советы по разделке креветок (кто, недоумевала она, сегодня покупает живых креветок), а потом рецепт приготовления черепашьего супа – в последнее время ее заинтересовали черепахи, хотя она толком еще не поняла, чем именно. Надо было держать живую черепаху в картонной коробке неделю, ухаживать за ней и кормить гамбургерами, чтобы вывести из черепашьего организма всякую нечисть. А потом, когда черепаха уже начнет привыкать к тебе и доверять и, может быть, уже будет ползать за тобой по кухне, как сонный преданный спаниель, тебе надо будет положить ее в кастрюлю с холодной водой (там черепаха, само собой, будет радостно плавать и нырять), после чего поставить кастрюлю на плиту и медленно довести до кипения. Описанная процедура заставила ее вспомнить о судьбе первых христиан-мучеников. Какие же жестокости творятся на кухнях по всей стране во имя приготовления пищи! Но единственной альтернативой в данном случае оказывались разрубленные на куски, расфасованные и упакованные в целлофан, пластик и картон суррогаты. Это замена животной пищи или ее маскировка? Во всяком случае, если тут имело место убийство, оно искусно совершалось неизвестно кем и заранее.

Коротко взвизгнул дверной звонок. Мэриен напряглась и прислушалась. Ей не хотелось спускаться, если в этом не было необходимости. Снизу донесся шелест голосов и стук закрываемой входной двери. Домовладелица была начеку. Мэриен вздохнула, закрыла кулинарную книгу, облизнув в последний раз ложку, бросила ее в раковину и закрутила крышку на банке с арахисовым маслом.

– Привет! – сказала она Лену, открыв ему дверь. Он был бледен и к тому же запыхался, поднимаясь по лестнице. Выглядел он так себе. – Входи, садись. – И, поглядев на часы, которые показывали только половину седьмого вечера, добавила: – Ты уже ужинал? Хочешь есть?

Она хотела приготовить ему что-нибудь, хотя бы сэндвич с беконом и помидором. С тех пор как ее отношение к еде приобрело неясный характер, у нее вдруг появилась извращенная тяга наблюдать за тем, как едят другие.

– Нет, спасибо, – ответил Лен. – Я не голоден. Но я бы выпил, если у тебя есть что.

Он прошел в гостиную и тяжело плюхнулся на диванчик, словно его тело было мешком, который он утомился носить.

– У меня только пиво – сойдет? – Она ушла на кухню, откупорила там две бутылки и принесла их в гостиную. С близкими друзьями, как Лен, она не озабочивалась бокалами.

– Спасибо, – кивнул он и поднес пузатую приземистую бутылку ко рту. Его губы сложились бутоном, крепко обхватив горлышко. В этот момент он напомнил ей ребенка. – Боже, как же мне это было нужно! – воскликнул он, ставя бутылку на журнальный столик. – Полагаю, она тебе уже рассказала.

Мэриен потягивала пиво, не спеша с ответом. Это было пиво «Лось»: она купила несколько бутылок из любопытства. На вкус оно ничем не отличалось от других сортов пива.

– Ты имеешь виду, что она беременна? – безразличным тоном спросила Мэриен. – Да, конечно.

Лен застонал. Он снял очки в роговой оправе и прикрыл ладонью глаза.

– Господи, я просто опустошен. Она была в шоке, когда мне сообщила… Боже ты мой, я просто позвонил ей пригласить на чашку кофе, потому что после той ночи она меня как будто избегала. Наверное, случившееся ее потрясло, но когда она огорошила меня этим по телефону… Я весь день не мог работать. Я бросил трубку посреди разговора, уж не знаю, что она обо мне подумала, но я просто не мог этого слышать. Она же совсем юная девочка, Мэриен! Со взрослыми женщинами все по-другому! Ну подумаешь, получай, что заслужила, грязная стерва, и не сказать, что со мной такого не бывало раньше… Но она же совсем юная! И само ужасное, я просто не помню, что в тот вечер произошло. Мы вернулись сюда выпить кофе, мне было неловко, а тут эта бутылка виски на столе, ну я и схватил ее. Конечно, не стану отрицать, что я к ней приставал, но, черт побери, я такого не ожидал, то есть я не был готов, то есть мне надо было бы вести себя аккуратнее. Ну и влип же я. И что мне теперь делать?


Мэриен сидела и молча наблюдала за ним. Значит, Эйнсли даже не успела изложить ему свои мотивы. И подумала, а не попробовать ли ей самой распутать этот клубок ради Лена или стоит предоставить заняться этим самой Эйнсли, коли она заварила кашу.

– То есть я, конечно, мог бы на ней жениться, – тоскливо проговорил Лен. – Но муж из меня никакой, я же еще слишком молод, чтобы жениться, ты вот можешь представить меня мужем и тем более отцом? – Он издал всхлип и судорожно прижал бутылку пива ко рту. – Рождение, – фальцетом произнес он и добавил обреченно: – Рождение ребенка меня пугает. Это же отвратительно. Я не могу даже подумать о том, чтобы иметь, – он содрогнулся, – ребенка!

– Но, понимаешь, ведь не тебе придется рожать, – резонно заметила Мэриен.

Лен повернул к ней страдальчески искаженное, умоляющее лицо. Контраст между этим мужчиной с жалкими глазами, лишенными привычного заграждения в виде стекол в роговой оправе, и тем немного развязным, остроумным, слегка насмешливым Леном, которого она знала, был ей неприятен.

– Мэриен, прошу тебя, ты можешь ее уломать? Если она решится на аборт, я, разумеется, его оплачу. – Лен нервно сглотнул. Она увидела, как запрыгал его кадык. Ей и в голову не могло прийти, что он может быть таким несчастным.

– Боюсь, она не согласится, – мягко сообщила она. – Понимаешь, все дело в том, что она сознательно хотела забеременеть.

– Она что?

– Она это специально подстроила. Ей хотелось забеременеть.

– Но это же смешно! – не поверил Лен. – Никто не хочет забеременеть. Никто бы в здравом уме так не поступил!

Мэриен улыбнулась. Он, оказывается, такой простодушный, чем вызвал у нее какое-то сентиментальное умиление. Ей даже невольно захотелось усадить его себе на колени и назидательно произнести: «А теперь, Леонард, пришла пора рассказать тебе самое главное про жизнь».

– Ты удивишься, – возразила она, – очень многие хотят. В наши дни, знаешь ли, это модно; и Эйнсли много читает; в колледже ей особенно нравился курс антропологии, и она убеждена, что любая женщина не имеет права считать, что выполнила свое женское предназначение, если не родила ребенка. Но ты не волнуйся, тебя никто не заставит быть отцом. Она не хочет мужа, только ребенка. Так что ты свой вклад уже внес.

Лен явно не верил своим ушам. Он надел очки, поглядел сквозь них на Мэриен и снова снял. Наступила очередная пауза, пока он пил пиво.

– Значит, она закончила колледж. И как это я не понял? Так вот зачем, – негодующе заявил он, – женщины учатся. Чтобы иметь нелепые идеи.

– Ну уж не знаю, – колко заметила Мэриен. – Есть мужчины, которым высшее образование тоже не идет на пользу.

Лен поморщился.

– Имеешь в виду меня, конечно. Но откуда мне знать? Ты же мне ничего не сказала. А еще друг, называется.

– С чего бы? Вот уж не думала, что мне придется учить тебя уму-разуму, – с досадой воскликнула Мэриен. – Но с чего тебе волноваться теперь, когда ты все знаешь. Тебе-то ничего не надо делать! Она все сама сделает как надо. Поверь мне, Эйнсли вполне способна позаботиться о себе.

Настроение Лена менялось на глазах: от отчаяния к гневу.

– Ах, эта маленькая шлюшка, – пробормотал он сквозь зубы. – Во что меня втянула…

На лестнице послышались шаги.

– Тихо! – шикнула Мэриен. – Это она. Сохраняй спокойствие.

И она пошла в небольшую прихожую встретить Эйнсли.

– Приветик! Только погляди, что я достала! – крикнула Эйнсли, преодолевая последний пролет. Она вбежала в кухню, свалила пакеты на стол и, снимая пальто и не переводя дыхание, продолжила тараторить: – Там было полно народу, но кроме продуктов – мне же теперь надо есть за двоих, да? – я взяла себе витамины и еще купила такие чудненькие вещички, сейчас покажу! – Она вынула из пакета книгу по вязанию и несколько мотков голубой пряжи.

– Значит, будет мальчик, – сделала вывод Мэриен.

Эйнсли вытаращила глаза.

– Ну, конечно. Ну, то есть, я думала, лучше бы это…

– Тогда, может, стоит обсудить это с будущим отцом, прежде чем что-либо предпринимать. Он в гостиной и, похоже, очень недоволен, что ты с ним не проконсультировалась. Дело в том, – коварно добавила Мэриен, – что он, возможно, хотел девочку.

Эйнсли отбросила огненно-каштановую прядь волос со лба.

– О, Лен здесь, да? – спросила она преувеличенно холодно. – Да. Когда мы говорили по телефону, он мне показался слегка расстроенным.

Она отправилась в гостиную. Мэриен пока не решила, кто из них больше будет нуждаться в ее моральной поддержке или кому ее оказать в случае необходимости. Мэриен шла следом за Эйнсли и думала, что, если разыграется буря, она просто самоустранится – правда, еще не знала, каким образом.

– Привет, Лен, – беззаботно произнесла Эйнсли. – Ты бросил трубку, и я не успела тебе все объяснить.

Лен даже не посмотрел на нее.

– Мэриен уже все мне объяснила, спасибо!

Эйнсли обиженно надула губки. Ей явно хотелось это сделать самой.

– Что ж, кому-то надо было взять на себя эту обязанность, – строго заявила Мэриен, сжав губы, точно пресвитерианская монахиня. – Он страдал.

– Может быть, мне вообще не стоило тебе об этом рассказывать, – сказала Эйнсли, – но я и правда не могла держать эту тайну в себе. Только представь: я собираюсь стать матерью! Я так счастлива!

Лен, постепенно придя в себя, ощетинился и насупился.

– Ну, я-то не так счастлив, – рявкнул он. – Все это время ты меня просто использовала! Какой же я был идиот, решив, что ты мила и невинна, а ты, оказывается, уже и колледж успела окончить! А, все вы одинаковые! Тебя совершенно не интересовал я! Единственное, что тебе от меня было нужно, это мое тело!