Лагерь

– Я не собираюсь помогать ему. Он не хочет этого от меня.

– Ты уверен?

– Он сказал одну вещь…

– Знаю. И я сказал ему, что он поступил нехорошо, хотя он сам уже понимает это. И он хочет извиниться. Правда, хочет. И ты должен позволить ему сделать это.

– Почему?

– Потому что у тебя тоже рыльце в пуху, Дал. Вы оба напортачили.

Скрещиваю руки на груди. Может, он и прав. Но я делал то, что делал, ради любви. Хадсон же не имеет права сказать так о себе.

– И что хорошего можно ждать от такого разговора?

– А какой от него может быть вред?

– Какой от чего вред? – Джордж плюхается в воду рядом с Брэдом.

– По всей видимости, вред будет нанесен заду Брэда из-за того, что ты его трахнешь…

– Эй, – перебивает меня Брэд. – Хватит. Ты сам только что сказал, что я не должен так говорить о нем, потому что он тебе как брат родной.

– Да, не должен. Но я все равно буду дразнить тебя. Знаешь, Джордж, он уже составил расписание на две ночи похода. У вас будут двадцать три минуты в позе шесть-девять…

Брэд обдает меня водой, я смеюсь и плыву прочь он них. Они гонятся за мной, по-прежнему брызгаясь, пока мне на помощь не приходит Эшли, и тогда в бассейне разворачиваются широкомасштабные боевые действия – мы все отчаянно окатываем друг друга водой, пока спасатель не дует в свисток.

– Значит, я не должен меняться с тобой? – спрашивает Джордж, когда мы усаживаемся на край бассейна.

– Нет. У меня все будет хорошо. Тебе следует… познакомиться с планами Брэда.

– Да, я намереваюсь сделать это. А как ты думаешь, чем займетесь вы с Хадсоном?

– Не знаю. Может, попробуем поговорить. Может, просто поссоримся. Может, будем молча лежать и спать. Или в самый последний момент все же обменяемся с кем-то. Но это не конец света, и я не должен лишать вас обоюдного удовольствия ради собственного удобства.

– Спасибо, дорогой. Ты же знаешь, я бы поменялся, если бы это было необходимо.

– Знаю. Спасибо.

Джордж прыгает обратно в бассейн, и я смотрю, как они с Брэдом ныряют, чтобы украдкой поцеловаться. Еще я вижу Хадсона, он тоже смотрит на них, а затем переводит взгляд на меня. Он пытается улыбнуться, но выглядит каким-то испуганным. Я изучаю свои ногти. Лак, которым я покрасил их для цветовых войн, облупился. Надо нанести новый слой.

Я ныряю в бассейн.





* * *


Мало кто из нас действительно наслаждается походами на каноэ. Они похожи скорее на работу, а не на развлечение. После обеда мы все идем к лодочной станции, садимся в лодки и гребем вверх по реке в течение где-то часа к небольшому острову, на котором ставим палатки, и живем в них с двумя ночевками, прежде чем пуститься в обратный путь. Гребля, разжигание костра, установка палаток, готовка (с грехом пополам). Это курс по выживанию, а не приятное времяпрепровождение. Может, Джоан считает, что это сослужит нам хорошую службу, если мы сбежим и будем прятаться в лесу, а сбегать нам придется от конверсионного лагеря или же такого гетеросексуального общества, где подобные лагеря обязательны. А может, ей просто хочется отдохнуть на выходных – в походы она с нами не ходит. Руководитель походов у нас Конни, она призывает нас петь (Марк нехотя присоединяется к нам, а Кристал играет на гитаре), учит ставить палатки, рыть углубления для костров. Карл водит всех в лес искать подножный корм – ягоды и грибы. Мы плаваем в реке. Все это ОЧЕНЬ грязные занятия. И не в веселом смысле слова. Ну… жизнь в палатках в отсутствие вожатых делает их грязными и в веселом смысле, но это при условии, что ты делишь палатку с подходящим человеком, а я не могу похвастаться этим.

Конни говорит, что выходные в лесу передают самую суть лагеря. Я же считаю, что суть лагеря – это возможность быть рядом с лесом, чтобы наслаждаться им, но не жить в нем.

– Мне не нравятся эти облака, – тревожится Эшли, когда мы гребем к острову. В каждой лодке по три человека, так что, вполне естественно, Джордж, Эшли и я плывем вместе. Джордж рулит сзади, а я сижу впереди. Смотрю на облака, о которых говорит Эшли, и мне они тоже не нравятся. Они большие и низкие, и конца им не видно.

– А я-то думал, мы сыты дождем по горло. – Джордж прихлопывает комара, сидящего у него на шее.

– Мне кажется, мы плывем за ним, – полагает Эшли. – Это тот же самый дождь.

Мы стонем в унисон. Только одним прежним летом мы попали во время похода на каноэ под дождь, но он основательно испортил нам все дело. Ненадежный навес над огнем, позволяющий дыму проникать повсюду, никаких вылазок в лес, никаких ягод и грибов, никакого плавания. Мы сидели в палатках или давились дымом, пытаясь спеть под руководством кашляющей Кристал The Rainbow Connection. По крайней мере, так было в прошлый раз.

– Конни! – кричу я. Она плывет в каноэ с двенадцатилетними ребятами, управляясь с ним практически в одиночку, и находится в пределах слышимости. Конни идет в хвосте, а Ребекка, Тина и Лиза наперегонки гребут к острову.

– В чем дело, Дал? – улыбаясь, кричит мне в ответ Конни. И я понимаю, что немного скучал по ней всю прошедшую неделю. С ней было хорошо ходить в походы, она подбадривала меня, когда я бегал по полосе препятствий.

– Теперь я снова Рэнди. – Я понимаю, что ни разу не говорил с ней с тех пор, как перестал посещать ее занятия. – Вас тоже беспокоят эти облака?

Она смотрит вверх и поджимает губы.

– Должно обойтись. Может, ночью будет немного сыро, но к утру все образуется. – Она кивает, глядя на облака, словно урезонивает их. И, как это ни странно, я начинаю чувствовать себя лучше.

– Вот как-то так, – говорю я.


– Надеюсь, серебряные медали положительно сказались на ее способности к ясновидению, – ехидничает Эшли.

– Лапонька, если я и доверяю кому-то в лагере в том, что касается погоды, так это ей. А еще, может быть, Карлу, – заверяю ее я, оглядываясь и обнаруживая, что его каноэ идет немного впереди нашего. Он тоже смотрит в небо. Перевожу взгляд обратно на Конни. Она все еще делает то же самое.

– Дорогая, я думаю, они тоже волнуются.





Двадцать пять




Дождь начинает идти в тот момент, когда мы причаливаем к острову. К счастью, поначалу он всего лишь моросит, но пока ребята вытаскивают лодки, быстро усиливается.

– Змея! – взвизгивает один из мальчиков из каноэ Конни, стремительно выскакивая на сушу.

Конни обращается к нам:

– Несите на берег свои вещи, возьмите каждый свою палатку и установите ее. Карл, помоги мне натянуть брезент, и мы попробуем разжечь костер!

– Позови на помощь Тину и Лизу, – отзывается Карл. – А я наберу веток для костра, пока они не совсем намокли.

Конни кивает и подзывает к себе двух девочек. Они достают из одной из лодок брезент, а все остальные выстраиваются перед Марком и Кристал, у которых наши палатки.

– Дал! – взывает голос позади меня. И я не хочу оборачиваться, но знаю: это надо сделать. Джордж и Эшли с сочувствием смотрят на меня, а потом отворачиваются. – Дал, наша палатка у меня.

Хадсон подбегает ко мне с палаткой в руках. Я смотрю на него. Он улыбается. Я тоже хочу улыбнуться, но потом вспоминаю все, и у меня это не получается.

– О’кей, – говорю я.

– Может, поставим вот здесь. – Он показывает на место неподалеку от тропинки.

– Конечно, – отвечаю я без особого энтузиазма. Я иду за ним, он разворачивает палатку и начинает вгонять колышки в землю, а я развязываю веревки, которыми она связана.

– Ну, я рад, что ты не стал меняться. Знаю, ты хотел. Но хорошо, что ты не сделал этого. Надеюсь, мы сможем поговорить.

Я молчу. Расправляю веревки, а затем протаскиваю их через палатку, что непросто, но Хадсон принимается за них с другой стороны, и мы быстро справляемся с этим делом.

– Значит, не хочешь разговаривать? – похоже, злится Хадсон. – Все эти твои выходки, вся эта ложь, а теперь делаешь вид, что ничего такого не было?

– Ты тоже лгал, Хал.

Он кивает, а затем начинает ставить палатку.

– Я думал об этом. Действительно, много думал. Но ты знал, что я лгу. И, должно быть, смеялся надо мной.

Я не отвечаю ему. Дождь становится сильней. Хадсон вгоняет колышки глубже со своей стороны, я делаю то же самое с помощью камня – с другой.

– Разве не так?

– Не так. Я не считал это смешным.

– Твои друзья смеялись.

Хадсон расстегивает молнию на палатке и бросает в нее свой рюкзак, я бросаю свой, а затем мы оба пытаемся одновременно залезть в нее, сталкиваясь плечами. Я отступаю в сторону и даю ему возможность забраться в палатку первым. Что он и делает.

Это совсем не плохая палатка. В ней гораздо больше места, чем нужно двоим. Здесь есть сетчатые вставки для вентиляции, и Хадсон застегивает их наполовину, чтобы в палатку не проникал дождь. Я разворачиваю свой спальный мешок, проверяя, сухой ли он. Он сухой. Хорошо, что в этом году я взял новый прикольный спальник, а не мягкий розовый, как обычно.

Вздыхаю и ложусь на него. Теперь дождь так громко стучит по крыше палатки, что никакие другие внешние звуки сюда не доносятся.

– Так тебе было смешно? – Хадсон разворачивает свой мешок на другой стороне палатки.

– Нет, – мотаю я головой. – Это казалось мне милым. – Опять вздыхаю и ложусь на бок спиной к нему. – Вот почему я не хотел жить с тобой в одной палатке. Не хочу с тобой ссориться. Я все понял. Я был неправ, лгал и все такое прочее, я обманул тебя. Я ужасный человек. Я чокнутый. Я все понял. Ты злишься. Прекрасно. Давай лучше помолчим.

– Мы не сможем все время молчать, – возражает он таким тоном, которого я не ожидал снова услышать и который немедленно заставляет мои нервные окончания встрепенуться.

Поворачиваюсь к нему лицом и сажусь. Он улыбается игриво.

– О. Так вот оно что. Собираешься вознаградить меня за успешный маскарад кувырканьем в спальных мешках? Или хочешь таким образом попросить прощения?

Он выглядит смущенным.