Лагерь

– А может, ему нравятся твои ногти. Когда Хадсон спросил его об этом, он ответил, что считает тебя горячим парнем, что ты заставляешь его смеяться и ему наплевать на твой макияж.

Джордж улыбается, оплетая палочки пурпурной тесьмой:

– Правда?

– Ага.

– Он сказал, что ему нравится маникюр Джорджа? – недоумевает Эшли. – Как об этом зашла речь?

– О. – Внезапно я чувствую, что горло у меня сухое. Смотрю на палочки: – Просто Хадсон подумал, что будет забавно, если Брэд сойдется с парнем, красящим ногти.

– Мммм, – мычит Эшли. – И это парень, который, как ты считаешь, полюбит тебя таким, какой ты есть, до конца лета?

– Сегодня всего второй день в лагере, – отвечаю я, вероятно, излишне громко. – Сначала нам нужно узнать друг друга.

– О’кей, о’кей, – соглашается Эшли. – Прошу прощения.

– Просто… все получается. Он действительно нравится мне. Я действительно нравлюсь ему. Но нам нужно больше разговаривать. – Я делаю паузу. – И, может, больше целоваться.

Джордж смеется:

– Магические губы в помаде, что наделяет женской силой даже самых мужеподобных из нас.

– Смешно. – Я стараюсь, чтобы моя ремарка прозвучала сухо, но при этом не могу удержаться от смеха, равно как и Эшли.

– Но, дорогой, твой план работает. И это производит большое впечатление на меня, да и на большинство здешних ребят.

– На большинство здешних ребят?

– А ты думаешь, твоя смена имиджа осталась незамеченной? – оправдывается Эшли. – Знаешь, сколько парней интересовались, есть ли кто у тебя? И сколько девушек спрашивали, все ли у тебя в порядке?

– Да ладно! – веселюсь я.

– Но это именно так, дорогой. И мы начали агитационную кампанию, чтобы никто не мог тебе помешать.

– Значит, все считают, что я ударился головой? – ужасаюсь я.

– Нет… Они знают больше, чем Брэд. – Джордж вдруг сосредоточивается на своих палочках и нитках. – Прости, но нам задавали столько вопросов… И будь уверен, все они обещали хранить тайну.

– И это лишь те люди, которые узнали тебя, – уточняет Эшли.

– Ооооо’кей. – Я делаю глубокий вдох, смотрю в центр своего Глаза Бога, и у меня начинает сильно кружиться голова. – Значит, многие знают о моем плане, верно? – Это, с одной стороны, заставляет меня нервничать, потому что кто угодно может проболтаться Хадсону. Но ведь никто еще не сделал этого. И потому, с другой стороны, это обстоятельство греет мне душу. Словно я звезда спектакля, который все смотрят с интересом. А значит, надо не перепутать слова роли.

– Ребята заключают пари о том, добьешься ли ты успеха. Это что-то вроде тотализатора, – добавляет Эшли.

– Что? – вскидываюсь я.

– Дорогой, она шутит.

– Джордж поставил две пачки конфет «Юниор минтс» на то, что ты не преуспеешь.

– Ничего подобного! Она все выдумывает! – В широко распахнутых глазах Джорджа стоит ужас.

Я смотрю на Эшли. Она с непроницаемым видом колдует над палочками и нитками. Мы с минуту молчим, а потом она нехотя улыбается.

Я смеюсь.

– Это было так подло с твоей стороны. – Джордж запускает в Эшли клубком ниток, она, смеясь, швыряет его обратно.

– Искусство не должно быть агрессивным, – произносит Маргарита спокойно, но громко. И мы переключаемся на Глаза Бога и на какое-то время замолкаем.

– Так что ты будешь делать дальше, согласно твоему плану, раз вы уже держитесь за руки и целуетесь? – прерывает молчание Джордж.

– Теперь мы должны стать бойфрендами. Потом нужно будет больше разговаривать, чтобы узнать друг друга как следует. О родителях, музыке, каминг-ауте, обо всем на свете. Потом, наверное, нужно будет больше целоваться. Но никакого секса. Пока. Хотя, наверное, скоро. Скоро.

– Ты действительно хочешь, чтобы вы с ним разделись? – спрашивает Эшли.

– Ужасно хочу.

– Четыре года нарастающего сексуального желания, – качает головой Джордж. – Дорогой, это может произойти уже завтра.

– Тебе следует сегодня же запастись презервативами от Космо, – ухмыляется Эшли.

– И смазкой, – поддакивает ей Джордж. – Возьми больше, чем считаешь нужным, если собираешься заняться анальным сексом. А до того обязательно прими душ, ну сам знаешь.


– Если только ты не желаешь оказаться наверху, а он, кстати, что предпочитает? – развивает тему Эшли.

– Он шутит, что раз на раз не приходится. Но я точно не знаю. В любом случае я бы хотел оказаться на высоте.

Глаза Эшли становятся круглыми:

– Вот только не надо этих каламбуров.

Я хихикаю:

– Как бы то ни было, это произойдет только в следующую среду. А не завтра. – Мой голос становится громче, и Маргарита укоризненно смотрит на меня.

– И что же видит Глаз Бога, Дал? – спрашивает она. – И что слышит твоя вожатая, хотя не желает этого слышать?

– Простите, – смущаюсь я.

Дальше, до конца занятия, мы сосредоточиваемся исключительно на Глазах Бога. У Джорджа он пурпурный и красный, с яркими розовыми блестками, усыпающими его подобно звездам. У меня – розовый и голубой с блестящими нитями, а у Эшли – маленький, сделанный из тонких ниток для фенечек всех возможных цветов. Маргарита хвалит нас и развешивает наши работы на разной высоте под потолком, и некоторые из них оказываются так низко, что она задевает их головой.

– До завтра, – прощается она с нами. – Мы будем красить шелковые шарфы растительными красителями.

За ИР у меня следует спортивное занятие, а Джордж с Эшли идут к лодочной станции на кружок по изучению природы.

Я появляюсь там как раз в тот момент, когда Райан дует в свисток, и едва успеваю сказать Хадсону «Привет!», как мы оказываемся разделенными на две команды.

– Вы должны будете захватить флаг противника, мальчики! И девочки! И небинарные! – Райан раздает красные и синие банданы, чтобы можно было различить, кто в какой команде. Он считает, что его младенческое лицо оправдывает его стремление быть «клевым» или «на короткой ноге» с нами. И это очень печально. – Классическая лагерная игра. Вы все знаете правила? – Ответ ему не нужен. – Хорошо. Давайте играть! – Он снова дует в свисток, и я бегу прочь от него, пытаясь сообразить, где проходит разделительная линия игрового поля. Наблюдаю за другими участниками игры, привыкшими к правилам Райана, и мне становится ясно, что проходит она посередине поля для соккера, на котором мы находимся. Хадсон стоит на другой стороне от разделительной линии и улыбается, слишком уж сексуально.

– Эй, – говорит он мне, – значит, ты будешь пытаться стащить мой флаг, малыш?

Я подхожу к линии:

– Ну как же я смогу сделать это, если ты не спускаешь с меня глаз? Не такой уж я безмозглый.

– Но если ты окажешься здесь, я смогу завалить тебя, – подмигивает он мне.

– Если ты так стремишься к физическому контакту, то почему бы тебе не перейти на мою сторону? – Флиртовать с ним стало легче. Может, потому, что, как и сказала Эшли, я знаю, что нравлюсь ему, и ничем не рискую.

– Жарко. – Он начинает стягивать с себя рубашку. Концы банданы свешиваются с его талии, и я стараюсь смотреть на нее, а не на то, как рубашка отделяется от его брюшного пресса, словно вакуумная упаковка. Облизываю губы и громко сглатываю, словно мультяшный персонаж. Волос на его груди мало, грудь и руки рельефны, но тем не менее кажутся мягкими. Было бы так хорошо прижаться к ним.

– Это нечестно, – говорю я, когда рубашка снята.

– Что?

– Это отвлекающий маневр.

– Это не отвлекающий маневр, – улыбается Хадсон. – А вот это именно он. – И в тот же самый момент он бросает рубашку так, что она закрывает мое лицо, и он бежит мимо меня. Я смеюсь и убираю рубашку с лица, стараясь не вдыхать запах его пота, роняю ее на землю и бегу за ним, но он уже далеко. Затем играющая со мной в одной команде девушка с полосы препятствий почти догоняет его, и он меняет направление. Я резко поворачиваю и сокращаю расстояние между мной и им. Он оглядывается – теперь за ним гонимся я и та девушка, – улыбается и бежит влево, туда, где наш флаг беспечно лежит в сетке ворот. Но даже при условии, что он заполучит флаг, ему надо будет вернуться на свою половину поля, и я передвигаюсь на самый его край, предчувствуя, куда он рванет.

И оказываюсь прав – Хадсон быстро хватает флаг с земли и, развернувшись, бежит прямо на меня. Увидев это, он хочет свернуть, но я врезаюсь в него. Он падает на спину, а я сажусь на него верхом.

– Уууф! – отдувается он. – Как грубо.

– Ты же сам сказал, что кто-нибудь кого-нибудь завалит, – пожимаю я плечами. Я сижу, обхватив его ногами, и вырываю у него из руки флаг. – Игра есть игра. – Мне следовало бы встать, но я не делаю этого. Хадсон кладет руки мне на бедра, его пальцы залезают под мои шорты, и я чувствую, как его тело подается вверх.

Райан свистит в свисток.

– Вы займетесь этим в свое личное время, мальчики! – кричит он нам. – В этой игре достаточно осалить противника и нет никакой нужды садиться на него, Капплехофф!

– Прошу прощения. – Я, ужасно покраснев, слезаю с Хадсона. Другие игроки смотрят на нас, вылупив глаза.

– Я хочу пить, – говорю я Хадсону. – А ты в «тюрьме». – Показываю туда, где захваченные противники ждут, чтобы их освободили.

– Да, сэр, – улыбается он. – А где моя рубашка?

– Вон там. Ты сможешь забрать ее позже.

– Я так и сделаю. – Он отправляется в «тюрьму». А я ухожу с поля и подхожу к ближайшему фонтанчику с питьевой водой, где сначала подставляю под струю лицо и только потом начинаю пить. Я был готов спустить с него шорты прямо на поле. Нет ничего удивительного в том, что он начинает заниматься сексом с очередным парнем под конец первой же недели отношений. Трясу головой. Я не могу позволить себе этого. Не могу стать его очередным трофеем. Я отказался от участия в спектакле не ради любовника, пусть даже и очень хорошенького. А ради любви. А это значит – никакого секса. В течение… по крайней мере, двух недель? Но две недели – слишком большой срок. Ладно, пусть в течение десяти дней. Это кажется мне вполне приемлемым.

Знаю, мне следовало бы больше переживать по поводу близкой потери девственности, но я потеряю ее с Хадсоном и потому вообще не нервничаю. Это будет правильно.

Когда мое лицо приходит в норму, я возвращаюсь на поле, где освобожденный Хадсон машет мне с противоположной стороны. Я улыбаюсь ему.

В конце концов, наша команда побеждает, но это происходит в самом конце занятия, и, как ни жаль, на землю больше никто никого не валит. Потом мы идем плавать в бассейне – это не урок, а «свободное плавание»: хочешь плавай, хочешь играй в мяч. После того как я весь день пробегал, вода кажется мне божественной. Мы с Хадсоном прислоняемся к стенке бассейна, держась под водой за руки.

– Значит, ты весело провел день, малыш?