Кузены

Арчер смотрит на нее устало и сочувственно.

— Ты все равно ничего не смогла бы сделать. Когда человек пьет, его ничем не остановить.

Не опуская глаз, она грустно улыбается.

— Наверное. Но можно хотя бы попытаться.





Глава 22. Милли




После ухода Уны дядя Арчер задремал на кровати, так что убираться пришлось нам троим. Работы, впрочем, оказалось немного — только почистить гриль, убрать кое-какую посуду и покидать бумажные тарелки и стаканчики в пакет. Потом Джона отправился на поиски мусорного бачка, а мы с Обри вернулись к дому.

— Замучилась сидеть на этих стульях, — жалуется она, недовольно посматривая на твердые металлические спинки. — Ужасно неудобные. Сейчас, подожди.

Проскользнув в дом, она выходит через минуту с большим мягким покрывалом. Мы расстилаем его на газоне и вытягиваемся бок о бок, глядя на звезды.

— Знаешь, а тут на самом деле классно, — говорю я, с трудом подавляя зевоту. — Даже жаль уезжать.

— Да, — вздыхает Обри и легонько касается кулаком моего плеча. — Мне будет тебя не хватать.

У меня в горле встает комок.

— Мне тебя тоже.

Некоторое время мы молчим, погруженные в свои мысли, однако вскоре мой разум возвращается к реальности.

— Ты не думала, как мы сегодня попадем в общежитие? — спрашиваю я.

Обри хихикает.

— Не-а. Пошлем сообщение Эфраму? — прикидывает она вслух. — Или можем просто остаться здесь. Тут есть свободная комната.

— Нам не во что переодеться на ночь, — возражаю я.

Она оттягивает свои шорты в сеточку.

— У меня такой проблемы нет.

Трава шуршит под приближающимися шагами. Повернувшись, я вижу кроссовки Джоны. Он делает паузу, потом интересуется:

— Тут места только для родственников?

Я сажусь на покрывале, машинально откинув волосы назад — универсальный жест привлечения внимания. Видимо, подсознательно я уже перестала злиться. И сознательно, кажется, тоже.

— Нет. Присоединяйся к нам.

Он ложится рядом. Обри тоже приподнимается, и из кармана у нее вываливается телефон. Она подбирает его, не заметив выпавшую вместе с ним тонкую серебристую карточку. Я поднимаю ее с покрывала и протягиваю владелице:

— Ты уронила.

— Ой, спасибо. — По ее лицу пробегает тень, заметная даже в тусклом лунном свете. — Совсем забыла, что прихватила ее с собой.

В голосе звучит раскаяние, заставляющее меня насторожиться.

— А что это?

— Ну… Ключ-карта от ворот Кэтминт-хауса, насколько я понимаю. Во всяком случае, такой же пользовался наш шофер. Я стащила ее из бабушкиного дома, когда миссис Райан меня выставила.

— Стащила?! — поражаюсь я.

Джона начинает смеяться:

— Черт, Обри! Смотрю, ты решила не останавливаться на мести по мелочам? Теперь планируешь проникнуть туда под покровом ночи и обворовать бабулю?

— Я вообще ничего не планировала, — признается та. — Просто действовала по инерции.

Убрав ключ-карту обратно в карман, она вытягивается и закидывает руки за голову.


— Странный день сегодня выдался. И ночь тоже.

— Я уже вообще перестал что-либо понимать в происходящем, — соглашается Джона.

— Интересно, что мы все время возвращаемся к Андерсу, правда? — говорю я. Пока мы убирались, у меня из головы все не шла ухмылка на лице дяди во время его речи. Кажется, он буквально наслаждался своей ложью.

Я жду, что Джона горячо согласится со мной, учитывая его ненависть, однако он замечает:

— Не только к нему. — Я удивленно оборачиваюсь, и он поясняет: — Еще к Терезе Райан, которая, в отличие от Андерса, никогда не покидала остров. Все это время она была здесь и нашептывала что-то вашей бабушке.

Я перекатываюсь на бок.

— О чем ты говоришь?

— Ну представь — предположим, Тереза психически неуравновешенна. Потеряв сына, она слетела с катушек и что-то сделала с Кайлой Дьюгас, а потом заставила доктора Бакстера это скрыть. Ваша бабушка могла узнать, но она слишком зависит от помощницы, чтобы что-либо предпринять. После разрыва с детьми — на кого еще теперь положиться? — Видя на моем лице сомнение, он пожимает плечами: — Версия вполне реальная, если учесть, что происходило здесь за последние двадцать лет, так ведь?

Вынуждена признать — тут он прав.

— Но зачем миссис Райан причинять вред Кайле?

— Не знаю. Но, услышав ее имя, ваша бабушка здорово психанула. Что-то здесь нечисто.

Обри безуспешно пытается подавить одолевающую ее зевоту.

— Слушайте, я просто сплю сидя. Глаза сами закрываются. Давай переночуем здесь, ладно, Милли? Меня так и тянет в ту свободную кроватку. Она двуспальная, обе поместимся. Я во сне не пинаюсь, честно.

— Ну давай… — Я перебираю пальцами подол своего красного платья. Не лучшая пижама, конечно, но на одну ночь, наверное, сойдет.

Джона замечает мой жест.

— Можешь взять что-то из моих вещей, — предлагает он и поспешно добавляет: — Они все чистые.

— Ладно, — говорю я.

Обри со вздохом облегчения поднимается.

— Тогда я спать. Увидимся утром.

Я смотрю вслед, пока она не сдвигает стеклянную дверь и не исчезает в доме, потом, чуть улыбнувшись, поворачиваюсь к Джоне:

— Спасибо, что предложил. Спать в платье меня как-то не особо привлекало.

— Тем более если оно — семейная реликвия, — кивает тот. Я озадаченно наклоняю голову, и он поясняет: — Это же платье твоей мамы, так?

Я удивленно усмехаюсь:

— Да, а ты откуда знаешь?

— Ты сама сказала, в первый же день, на пароме. Оно как раз было на тебе.

— Не могу поверить — ты запомнил?

— И не только это. Еще ты не снимала солнечные очки, хотя шел дождь. И назвала меня моделью и гномом с запором практически в одном предложении. — Я ухмыляюсь — это я тогда неплохо выдала. — Потом купила нам джин с тоником и попыталась выведать наши секреты. У меня их было три. Первый — что на самом деле мы не родственники. Второй — что твой дядя довел моих родителей до банкротства, и я вынашивал идиотскую затею заставить его об этом пожалеть.

— Ну, не такую уж идиотскую, — признаю я. — Если бы ты мне сказал, я бы даже, может быть, тебе помогла.

— Да, надо было признаться. — Он смотрит мне прямо в глаза, и от внезапного напряжения в его взгляде у меня перехватывает дыхание. — Только меня все время отвлекал третий секрет — когда я встретил тебя, то решил, что ты самая красивая девушка на свете. Видишь?.. — Его рука касается моей. — Я помню все.

От его слов и прикосновения по коже у меня бегут мурашки, но я все же отстраняюсь.

— Не стоит тебе связываться со Стори. От нас одни проблемы.

Он криво улыбается.

— Как и от меня. Я не смог даже притвориться одним из вас. И с летнего бала нас погнали из-за этого.

Да, верно. Хотя вообще-то нет. Как там сказал дядя Арчер? «Не забывай о способности прощать, ладно? Если бы я чего и желал для нашей семьи, то именно этого». Он был прав, и до меня вдруг доходит, что он имел в виду прощать не только других — то, чего не дано Милдред. Вспомнив их разговор с Уной, я понимаю: речь шла также о том, чтобы простить себя. А это невозможно, если не признать сперва, что сделал что-то неправильное.

— Я тоже виновата, — говорю я. — Ты просто хотел помочь, а я начала на тебя вешаться. Дядя Андерс, конечно, так и так от нас бы мокрого места не оставил, но все было бы не так ужасно, если бы я не полезла к тебе целоваться в разгар бала.

Джона улыбается.

— Вот уж о чем я точно не жалею!

С бьющимся сердцем я протягиваю руку и перебираю пальцами воротник его футболки.