Кузены

Прости, что не говорила этого раньше.

Люблю тебя очень-очень.



Едва я нажимаю «Отправить», как телефон вдруг начинает звонить. Поверить не могу — это Томас.

— Еще тебя не хватало… — бормочу я под нос.

— Кто там? — спрашивает Милли. Я показываю ей экран, и она кривится, увидев имя. — Ответишь?

— Почему бы и нет, — вздыхаю я. — Раз уж я срываю все пластыри со всех ран… Привет, Томас.

— Бро. — У меня зубы сводит от одного этого словечка. Всегда терпеть не могла, когда он меня так называл — как будто я один из его приятелей по волейбольной команде. — Слушай, правда, что твоя тренерша залетела от твоего отца? Серьезно?

Мы как раз подъезжаем к воротам Кэтминт-хауса. Шофер останавливается и вытаскивает, как в прошлый раз, серебряную карточку, чтобы открыть. Не хватало еще, чтобы он услышал… Да плевать!

— Ты меня об этом спрашиваешь? Серьезно?

— Да ладно тебе, бро. Офигеть же просто.

— И я рада тебя слышать. На работе дела отлично, спасибо, что спросил. А чем ты был так занят все лето?

Милли ухмыляется. Тот, однако, пускается в мучительно длинный рассказ со всеми деталями, приняв мой сарказм за подлинный интерес. Ничего удивительного, впрочем.

— Томас, — обрываю я наконец. — Это все прекрасно, и я рада, что у твоего магазина электроники дела идут отлично. Только зачем ты мне звонишь?

— Потому что твой отец…

— Все, хватит. — Впервые за наши отношения мне отказывает терпение. — Я поняла, тебе нужны подробности из первых рук. Только вот мы с тобой расстались.

— Да? — неуверенно переспрашивает Томас. Непохоже, чтобы он был расстроен — скорее удивлен, что именно я подняла тему.

— Ты не ответил ни на одно мое сообщение с самого приезда сюда, — напоминаю я.

— Я был занят, — оправдывается он. — И вообще, потом, когда я тебе написал, молчала уже ты.

— Да, — подтверждаю я, вспомнив слова Уны: «Как все непросто в наш цифровой век». — Это и значит, что между нами все кончено, так ведь?

— Значит, ты хочешь расстаться?

— А ты нет?

— Ну, в общем, да, — признает наконец он. — Уже какое-то время, на самом деле. Но не думал, что и ты тоже.

Я сдерживаю вздох. Можно, конечно, начать доказывать, как паршиво было так меня игнорировать, но сейчас на это нет времени. И вообще это не важно. Когда я оказалась на острове, до меня стало постепенно доходить, что на самом деле представляют собой наши отношения. Их следовало закончить еще в восьмом классе, когда Томас начал относиться ко мне как к бесплатному приложению. Все продолжалось только потому, что в этом было нечто привычное. Как дома.

Шофер останавливает «Бентли» перед Кэтминт-хаусом.

— В общем, рада, что мы все прояснили, — говорю я в телефон. — Удачно провести остаток лета.

Я сбрасываю. Милли негромко аплодирует.

— Давай минуту просто порадуемся, как хорошо ты научилась отшивать людей по телефону, — ухмыляется она.

— Благодарю. — Я сидя делаю неловкий поклон.

— Позвольте мне помочь вам выйти, мисс Стори, — говорит шофер.

В сторону Милли он даже глазом не ведет, и она выбирается самостоятельно.

— Что ж, узнаем, чего хочет Милдред?

Она берет меня под руку, и мы направляемся к широким серым ступеням. Однако прежде чем успеваем подняться, из раскрывшейся двери появляется Тереза.

— Здравствуй, Обри. И… Милли. — Безмятежная улыбка при виде второй кузины слегка гаснет. — Миссис Стори ждет тебя, Обри. Входи, прошу.

Тереза отступает в сторону, но, когда Милли тоже собирается переступить порог, преграждает ей путь.

— Приглашение касается только ее одной.

— Ах, извините, — сладким голоском произносит Милли. — Мы думали, тут какая-то ошибка.


— Нет, все верно, — говорит Тереза. — Ты можешь пока подождать в машине. Это не займет много времени.

Не очень многообещающее замечание. Милли обворожительно улыбается.

— А вы не смотрите сейчас игру? Может быть, я посидела бы с вами? — Встретив в ответ недоуменный взгляд, она поясняет: — Ну, сегодня же двойной матч. «Янкиз» против «Ред Сокс». Как раз первая встреча.

— Я не интересуюсь бейсболом, — раздраженно бросает Тереза. — И еще раз вынуждена просить тебя удалиться. Идем, Обри.

Я бросаю на Милли беспомощный взгляд. Тереза буквально втаскивает меня внутрь и захлопывает дверь.

— Миссис Стори ждет на балконе.

Мы идем туда же, где проходил завтрак. Меня охватывает чувство дежавю — бабушка снова сидит там под кружевным зонтиком, разодетая в пух и прах, с чашкой чая в руке.

— Здравствуй, Обри. Присаживайся, пожалуйста.

— Я буду здесь рядом, Милдред, — говорит Тереза и задвигает за мной стеклянную дверь.

Я занимаю самый дальний стул. Сердце у меня бешено стучит. Да, я только что на удивление легко разобралась по телефону с Томасом, но действовать и здесь так же я пока не готова. В центре стола стоит большой поднос с чайником, кофейником и фарфоровыми молочником и сахарницей, но больше ничего. В общем, меня пригласили явно не завтракать.

Бабушка указывает рукой:

— Налей себе чаю. Или кофе — что предпочитаешь.

— Второе, — бормочу я.

Кофейник, однако, не поддается — там хитрая крышка, которую нужно повернуть, нажать или еще что-то в этом роде. Бабушка не снисходит до подсказки, предоставив мне мучиться самой. Когда у меня наконец получается, кофе вдруг выплескивается так резко, что переливается из чашки в блюдце. Мы обе делаем вид, что ничего не произошло.

— Полагаю, ты хотела бы знать, зачем я тебя пригласила.

Бабушка деликатно отпивает чай. Головной убор на ней сегодня не такой массивный, как обычно — изящная коричневая фетровая шляпа, надвинутая на один глаз. Цвет хорошо подходит к костюму в клетку. Перчатки немного более светлого, желтоватого оттенка. В целом образ словно у шпионки времен Второй мировой, решившей сделать перерыв между миссиями.

— Да, — говорю я, делая большой глоток кофе, чтобы можно было добавить молока. И чуть не задыхаюсь — напиток оказывается просто обжигающим! Язык немедленно немеет, на глазах выступают слезы, и только каким-то чудом мне удается не выплюнуть все в тот же миг.

— Из вас троих я решила поговорить только с тобой. Ты кажешься мне благоразумной девушкой. Милли произвела на меня впечатление неуравновешенной, а что касается третьего… — Лицо бабушки омрачается. — Джей-Ти, очевидно, такая же змея, какой всегда был его отец.

К моей нервозности примешивается удивление.

— Значит, вы не верите ему и дяде Андерсу?

— Я никому из вас не верю. — Бабушка делает еще глоток, потом, поставив чашку на блюдце, складывает руки под подбородком и смотрит на меня так пристально, что я не выдерживаю и опускаю глаза. — Мне следовало отослать вас сразу же по прибытии. Так предлагали Дональд и Тереза, и они были правы. Но мне захотелось познакомиться с вами. И особенно с тобой.

Я вновь невольно поднимаю взгляд и буквально вздрагиваю. Если раньше мне казалось, что бабушка уделяет мне особое внимание, потому что я ей нравлюсь — так ничего подобного! Она смотрит на меня с ненавистью.

— Адам всегда занимал особое место в моих воспоминаниях. Все эти годы мне хотелось узнать, похожа ли ты на него.

Во рту у меня становится сухо как в пустыне.

— Я так не думаю.

— Да, верно. — Ее взгляд прибивает меня к стулу. — Он, должно быть, гордится тобой?

«Это вряд ли», — думаю я про себя, но вслух ничего не говорю. Повисает пауза. Не дождавшись ответа, бабушка негромко вздыхает.

— Как бы то ни было, теперь мое любопытство удовлетворено. Осталось лишь сказать, что я никогда не отменю решение, принятое двадцать четыре года назад. Пустить вас в свою жизнь было ошибкой, которой я больше не совершу. Я, конечно, не могу заставить вас покинуть остров, но надеюсь, что вы поступите именно так. Это мой дом, и вам здесь не место.

Я была готова к такому финалу, и все же почему-то ее слова для меня как пощечина. Наверное, потому что еще никто не говорил мне так ясно то, что я сама всегда чувствовала по поводу своей принадлежности к Стори. «Вам здесь не место».

Бабушка возвращается к своему чаю, а я все пытаюсь найти достойный ответ. В конце концов я просто говорю то, что думаю:

— И вы совсем не хотите узнать нас поближе? Или наших родителей — то, какими они стали?

Она отвечает холодным, оценивающим взглядом.

— Ты считаешь, твой отец этого стоит?

В кармане у меня тяжелым грузом лежит телефон, переполненный аргументами «против». Адам Стори — лжец, неверный муж и человек, который всегда, в любой ситуации, думает в первую очередь только о себе. Однако потом на память мне приходит виденное в кондитерской их с бабушкой фото — ее рука любовно лежит на его щеке, и у обоих на лицах настоящие, непритворные улыбки. Я такой от него никогда не могла добиться, как ни старалась.

— Он мог бы стать стоящим человеком, — говорю я.

Бабушка вновь наполняет свою чашку.

— Мы, однако, живем в реальном мире, а не в том, где «он мог бы», не так ли?

— В том мире, который создали вы.