Кузены

— Неправда.

— Правда! Она больше любит Обри! И тебя, хотя ты… — я тычу пальцем ему в грудь для выразительности, — …ты вообще ей никто!

— Тс-с, — шипит Джона.

Мы минуем небольшую стайку клонов Дональда Кэмдена — таких же седовласых и краснощеких, элегантно посмеивающихся какой-то шутке, держа в руках широкие бокалы с янтарной жидкостью внутри. Я чуть было не показываю пальцем: «Смотри, сколько Дональдов!», но в этот момент Джона говорит:

— Милли, не давай ей манипулировать тобой. Твоя бабушка — не самый приятный человек, насколько я могу судить. Может, когда-то она и была ничего, но сейчас — нет.

Мы оказываемся возле огромной золотой занавеси. Джона отодвигает ее, и я вижу две стеклянные створки до самого пола. Поворот ручки — ох, наконец-то! Благословенный свежий воздух! Мы выходим на каменный балкон, и когда дверь закрывается, остаемся наедине, отделенные от других, насколько это вообще возможно на летнем балу.

Я опираюсь на перила, нетвердым движением руки откидывая назад волосы. На ясном небе цвета темно-синего бархата совсем близко и ярко сияют звезды.

— Ну и как тебе охренительно важная вечеринка моей бабушки? — спрашиваю я. — Веселишься?

— А ты?

— Просто супер. — Мне приходится закусить губу, чтобы снова не зайтись в дурацком смехе. — Надраться было частью плана с самого начала. Так что миссия выполнена.

— Тебе просто нужно побыть на воздухе, — неубедительно возражает Джона.

Я оборачиваюсь к нему. От резкого движения перед глазами все плывет. Пытаюсь ухватиться за перила, но не могу их нащупать. Джона успевает подхватить меня под руку.

— Здесь ужасно неровный пол, — глубокомысленно говорю я.

Он кивает:

— Да, я тоже заметил.

— Отель слишком старый. Нужен ремонт.

Джона откашливается.

— Слушай, пока мы здесь вдвоем… Я хотел тебе кое-что сказать. О том, из-за чего я здесь.

Голова у меня все еще кружится, а он выглядит достаточно надежной опорой, и я обхватываю его руками за шею. Да, вот так гораздо лучше.

— Чтобы не дать мне упасть?

— Не совсем, — усмехается он. — Но рад помочь. Штука в том…

Он нерешительно медлит, снова облизывая губы. На сей раз я поддаюсь порыву и, оторвав одну руку, провожу пальцем по нижней губе. Джона слегка напрягается, но остается на месте.

— Ты все еще больше осложняешь…

— Слишком много слов, — говорю я и, потянувшись к нему, касаюсь его губ своими.

Отодвинувшись на секунду, я успеваю увидеть его расширенные глаза. Потом он берет мое лицо в ладони и притягивает к себе.

— Ну, я пытался, — бормочет он.

Его теплые, жадные губы накрывают мои. Страсть вдруг накатывает на меня с такой силой, что я буквально обездвиживаюсь. То есть я, конечно, хотела этого — сама же первой начала, — но даже не представляла насколько! Мои руки снова обхватывают его шею, пальцы запутываются в волосах, сердце бешено колотится в груди. Язык Джоны проникает мне в рот, и пряно-шоколадный вкус буквально сводит меня с ума.

— О господи!

В громком голосе, прервавшем нас, звучит такое потрясение, что мы тут же отрываемся друг от друга. Я мгновенно трезвею. В наших взглядах, все еще направленных друг на друга, отражается один и тот же немой вопрос: «Что это сейчас было?»

Ответ приходит через секунду. Обернувшись, я вижу таращащегося на нас Дональда Кэмдена и рядом пунцовую Обри. Занавесь, за которую мы проскользнули, отдернута, дверь на балкон распахнута, и все до единого гости позади этих двоих — а их там целая куча — пялятся на нас с Джоной. Включая бабушку.





Глава 17. Обри




Это как крушение поезда — и смотреть невозможно, и глаза отвести у меня не получается. Тем более что отчасти тут моя вина.

Я понимала состояние Милли, когда Дональд повел меня к бабушкиному столу. Все время, что мы разговаривали, я старалась не упускать ее, бродящую по залу, из виду, но то и дело теряла. Последнее, что я видела, — как они с Джоной выскальзывают на балкон. Поэтому, когда бабушка попросила Дональда привести того, я сказала:

— Он как раз только что вышел наружу, я схожу за ним.


— Свежий воздух — как раз то, что нужно, — откликнулась бабушка. — Мы с Дональдом тоже пойдем.

И вот мы здесь.

Нужно сказать что-нибудь, разрядить обстановку. Любые слова подойдут, чтобы нарушить повисшее ошарашенное молчание двух сотен гостей в торжественных нарядах, которые думают, что застали двоюродных брата и сестру, пусть и не видевших друг друга много лет, целующимися взасос. В общем-то, идеально было бы объяснить, что на самом деле они как раз не родственники. Однако я понятия не имею, с чего начать, и прежде чем я успеваю собраться с мыслями, меня опережает бабушка.

— Вот чем оборачивается нежелание прислушиваться к своему чутью, полагаю, — холодно роняет она. — Ваши родители были сплошным разочарованием, и вы ничем не лучше.

От такого безапелляционного заявления у меня кровь приливает к щекам. Бабушка переводит взгляд на Джону, глаза ее сужаются.

— Мне следовало ожидать, что сын Андерса окажется настолько испорченным!

Тот все это время был словно в тумане, но названное имя действует на него как ушат холодной воды. Лицо вспыхивает ненавистью. Шагнув прочь от Милли через балконную дверь, Джона приближается к Милдред.

— Да? Ну так у меня послание для вас — от Андерса. — Его негромкий злой голос разносится в мертвой тишине бального зала. — В гробу он вас видал — что тогда, что сейчас!

По залу пробегает потрясенный ропот. Лицо бабушки идет багровыми пятнами. Я с изумлением таращусь на Джону, ничего не понимая, почти уверенная, что неправильно его расслышала. Чего ради, попав в такую кошмарную ситуацию, он делает ее еще хуже?! Дональд рядом со мной резко втягивает воздух с таким видом, будто готов сбросить парня с балкона.

Балкон! Бедная Милли так и стоит там одна-одинешенька, застыв на месте. Я уже готова броситься к ней, протиснувшись мимо Дональда, когда гул толпы вокруг нас прорезает еще один голос:

— Какая злобная ложь! Однако чего еще ждать от самозванца!

Я оборачиваюсь, но не могу разглядеть, кто это сказал. Бабушка возле меня, окаменев, вцепляется в руку Дональда. Расширенные глаза смотрят почти с ужасом.

— Уходите, — вполголоса говорит тот. — Я обо всем позабочусь.

И Милдред вмиг исчезает. Поворачивается и семенит к своему столу так быстро, насколько только позволяет платье.

Говоривший протискивается через толпу и останавливается, увидев Дональда. Несмотря на низкий рост и субтильность, мужчина выглядит странно внушительным, он весь словно искрится. Под копной темных волос прячется худое лицо хорька, которое я тут же узнаю.

— Привет, Дональд, — кивает он с ухмылкой, засовывая руки в карманы смокинга. — Приятно снова тебя видеть.

— Какого черта ты здесь делаешь, Андерс?! — взрыкивает тот. — Кто тебя впустил?!

Дядя Андерс пожимает плечами, по-прежнему держа руки в карманах.

— Охрана здесь уже не та, что прежде. Тебе бы меня поблагодарить — я сейчас все разъясню, пока тут всех не хватил удар от мысли об инцесте. Этот парень… — он дергает головой в сторону Джоны, — …не мой сын. Мой — вот. Джей-Ти!

Я бы узнала своего настоящего двоюродного брата даже без названного имени. На окрик вперед нерешительно выступает практически точная копия дяди Андерса, только вместо высокомерной ухмылки на лице с мелкими чертами виновато-изворотливое выражение.

— Позволь тебе представить, Дональд, — Джона Теодор Стори!

— Ни хрена ж себе, — выдыхает кто-то мне в ухо одновременно с поднявшимся в зале несмолкающим рокотом голосов.

Обернувшись, я вижу Бриттани в форме официантки и хватаюсь за руку девушки, как за спасительную соломинку. Происходящее кажется настолько нереальным, что я не удивилась бы, если бы под моей ладонью оказался только воздух, но, к счастью, этого не происходит.

— Так Джона — совсем не Джона? — спрашивает Бриттани.

— Ну, он тоже, в общем-то… — несвязно бормочу в ответ я. — Там все сложно.

— То есть они с Милли на самом деле не… — Ее глаза бегают от Джоны к Джей-Ти, и она сама себе кивает. — Ну, теперь многое становится понятно.

— Господи, что ты тут пытаешь провернуть, Андерс? — произносит Дональд.

Тот кладет руку на грудь.

— Я? Провернуть? Ей-богу, ничего. Однако, боюсь, вы все стали жертвами обмана. Из младших Стори только у моего сына хватило совести в нем не участвовать. — У меня начинает неприятно подсасывать в животе, а дядя Андерс продолжает: — Полагаю, собравшиеся считают, что внуков пригласила сюда моя мать. Ничего подобного. Позвольте мне объяснить, что здесь на самом деле происходит.

Ему внимают, затаив дыхание. Играя на публику, он тяжело вздыхает.

— К детям обратился мой брат Арчер, предложив им подзаработать обманным путем, а сам надеясь приблизиться к матушке. Джей-Ти единственный отказался, и тогда Арчер нашел ему замену. Я представления ни о чем не имел, пока не увидел фото соседского мальчишки на похоронах Фреда Бакстера. Я спросил сына — какого черта Джона Норт там делает в компании твоих двоюродных сестер? И вот так мы догадались, что же здесь творится.

Я на секунду прикрываю глаза, вне себя от досады. Из-за какого-то снимка в газете! Нужно было сообразить, что родители станут следить за местными новостями. Увидев фото, дядя Андерс тут же понял обман Джей-Ти. Не знаю, как быстро тот признался во всем — не только в подмене, но и в том, что приглашение на самом деле было от дяди Арчера. После этого ничего не оставалось, как, перевернув все с ног на голову, сделать из нас козлов отпущения, лишь бы сохранить свои шансы на примирение с Милдред.

И, похоже, это сработало. Публика, купившись на дешевый спектакль Андерса, оживленно перешептывается между собой, прикрываясь ладонями.

— Ты лживый мешок дерьма! — взрывается наконец Джона, буквально выплевывая слова. — Хочешь всем тут лапшу на уши навешать, как моим родителям?! Твой сын сам мне это предложил и…

— Ну же, Джона, — прерывает его Андерс с деланой улыбкой, одновременно терпеливой и огорченной. — Надо уметь вовремя остановиться. Никто здесь не поверит ни единому твоему слову.

— Он говорит правду! — вырывается у меня. Отпустив руку Бриттани, я хватаю за рукав Дональда Кэмдена и дергаю, пытаясь привлечь его внимание. — В смысле, Джона Норт! Джей-Ти ему заплатил! И мы только на прошлой неделе узнали, что приглашение было от дяди Арчера. Он…

Я осекаюсь, заметив взбешенный взгляд Дональда. Кажется, я все сделала только хуже.

— Серьезно? Ты ведь Обри, да? — обращает ко мне свою снисходительную улыбку дядя Андерс. — То есть тебе было известно, что это не твой двоюродный брат и что вас затащил сюда Арчер, но рассказать бабушке ты не удосужилась? И ты хочешь всех убедить, что остальное, о чем я говорил, — ложь? Да ладно! — Его голос становится вкрадчивым. — Но я понимаю, почему ты на это согласилась. Твоему отцу трудно угодить, не так ли? Тебе непросто завоевать его любовь.