Кто-то новый

– Как ты смеешь так с нами разговаривать? Я ожидала от тебя большего, Михаэлла. Разве мы не потакали всем твоим прихотям эти восемнадцать лет? Мы даже позволили тебе поступить в Мэйфилд, купили тебе квартиру, потому что ты этого хотела. Мы приняли твое решение, теперь прими и ты наше.

– Нет.

– Нет? – у мамы задергался глаз.

– Нет, – повторила я настолько уверенно, насколько могла: горло уже сжималось от нарастающего отчаянья. Разговор плохо закончится, это очевидно. – Я не собираюсь сидеть здесь, улыбаться и делать вид, что ничего не произошло, пока все вокруг нас горит синим пламенем. Вы хоть представляете, сколько я взвалила на себя ради нашей семьи? – спросила я, продолжая говорить, не давая родителям времени ответить. – Вы такие же эгоисты, как Эдриан, притворяетесь, что вы тут единственные, кому пришлось пойти на жертвы. Да, вы купили мне квартиру, и да, учусь я в Мэйфилде, а не в Йеле. Но я изучаю правоведение для вас. Потому что это делает вас счастливыми, не меня. Я ненавижу юриспруденцию. Ненавижу, ненавижу, ненавижу ее всеми фибрами души. Но я была готова кое-как вымучить эти восемь семестров, чтобы вы мной гордились и чтобы позднее возглавить фирму. Я хотела быть хорошей дочерью. Дочерью, на которую будет направлен свет вашего прожектора, и все для того, чтобы Эдриан мог быть собой и не беспокоиться о репутации вашей драгоценной фирмы – что, кстати, полная чушь. Любой может добиться успеха, независимо от пола и сексуальной ориентации. И тем не менее я готова была приспособиться к этому нелепому образу мышления. Ради вас. Ради Эдриана. Но вам плевать. Вы, находясь в полном душевном покое, наблюдаете, как я сражаюсь за нашу семью, и, вместо того чтобы помочь мне, бросаете в меня камни и пресекаете любые обсуждения.

Во мне клокотал гнев. Вдруг стало жарко. Пятна пота под мышками, должно быть, увеличились раза в два. Дыхание прерывалось, а сердце билось так, словно я бегу марафон. Не то чтобы я в реальности бегала марафоны. Но ни за что на свете не возьму назад слов, только что вылетевших из уст.

А что же родители? Они молчали.

В конце концов отец фыркнул.

– Не говори ерунды, Михаэлла. Что бы ты хотела изучать, если не юриспруденцию? Искусство? – Он засмеялся. – Может быть, ты и талантлива, но ни один профессор в Мэйфилде, а уж тем более в Йеле не захочет смотреть на твои комиксы. Это не искусство – детские забавы. Так что заканчивай, ты ведешь себя смешно, повзрослей наконец.

От удивления я округлила глаза.

– Я… я веду себя смешно? – Пальцем я указала на себя, а отец еще и имел наглость в ответ кивнуть. Что. За. Черт? – Это вы ведете себя смешно. Да, мои рисунки в ближайшие пятьдесят лет не попадут в музей, но это вовсе не значит, что они – бесполезный хлам. Но вам, конечно же, этого не понять. Да и как бы вам уразуметь, с вашим-то малодушием и птичьими мозгами? Я порой удивляюсь, почему вы не бьете камень о камень, чтобы разжечь огонь. Судя по вашим разговорам, вы застряли где-то между каменным веком и Средневековьем.

– Михаэлла, – зарычал отец предупреждающе.

– Почему же так ужасно, что Эдриан – гей? – не обратила я на него ни малейшего внимания. – Он все тот же. Узнав о его ориентации, вы просто взяли и в один день решили разлюбить его? Что повернулось не так в вашей жизни? Вы разрушили нашу семью!

– Нашу семью разрушил Эдриан, – ответила мама с хладнокровием адвоката, привыкшего выслушивать самые жуткие обвинения в суде. Однако спокойный тон не соответствовал возмущенному выражению на ее лице. Морщины сделались глубже, заметно напряглись скулы и губы.

– Вы правда так думаете? – возмутилась я.

– Да, – в один голос ответили родители.

– И вы не позволите ему вернуться в вашу жизнь. – Это не вопрос, скорее заявление. Так я стерла последнюю каплю сочувствия, которое испытывала к этим людям до этого момента.

Мама кивнула.

– Если только он не решит перестать жить во грехе.

Я расхохоталась. Нет, не просто рассмеялась. Я разразилась раскатистым смехом, хотя поводов особых не наблюдалось. Но если не хохот – то разревелась бы, а родители не заслуживали ни слезинки. Они такие ханжи, лживые и недалекие. Эдриан должен перестать жить во грехе? Во-первых, с каких это пор они религиозны? А во-вторых, что, черт возьми, с ними не так? Сами по себе они неплохие люди, но не нужно быть гением, чтобы догадаться: фирмы и содержащие их владельцы, интересы которых представляют мои родители, никоим образом не способствуют улучшению этого мира. Я даже думать не хочу, сколько раз эти двое обманывали суд, выставляя лжецами людей, обвинявших в сексуальных домогательствах их клиентов. И кто дал им право осуждать Эдриана?

Родители в изумлении не сводили с меня глаз.

– Что тебя так насмешило? – осведомился отец.

Я сделала глубокий вдох, чтобы снова не рассмеяться.

– Вы.

– Ничего не понимаю, – нахмурился папа.

Не оправившись от смеха, я только помотала в ответ головой и отодвинулась от стола. Вот и пришло то мгновение, когда стоит признать поражение. Я поняла, что проиграла. Все мои попытки сохранить нашу семью провалились, но за мной все еще оставался выбор – как принять проигрыш. Позволить отцу выбить меня из колеи или же самой похлопать себя по плечу, благодаря за то, что хотя бы попыталась? Я выбрала второе.

– Куда ты? – мама бросила на меня вопросительный взгляд.

– Домой.

– Но… мы еще не закончили.

– Нет, мы именно закончили.





Глава 31




Эдриан: Как дела на ужине?

Припарковав машину возле дома, я гипнотизировала взглядом сообщение брата, полученное полчаса назад. Что мне ответить? Как сообщить Эдриану, что люди, которые должны любить его без оглядки, его презирают? А хуже всего то, что он уже вычеркнул родителей из своей жизни, а я имела глупость подать ему ложные надежды. Теперь придется самой их и рушить.

Набрала сообщение. Нет, все не то. Стерла, начала заново. Выбрала смайлик в конце текста. Получилось еще хуже. Окончательно удалила сообщение и набрала номер брата.

– Они меня и знать не желают, – голос Эдриана раздался уже после второго гудка. Он не сомневался в таком исходе. Лучше бы пощечину мне влепил.


– Это не так, – вздохнула я.

– Что именно они сказали?

– Тебе лучше не знать, – откинулась я на кресло.

– Все так паршиво? – На заднем плане я услышала тихий голос. Надеюсь, это Кит и он крепко обнимет моего брата после разговора.

– Это не имеет никакого значения, – пояснила я. Папа с мамой примут Эдриана обратно, если он сменит ориентацию или хотя бы не будет ее афишировать. Но я ни за что не допущу, чтобы он узнал их намерения. Хватит прогибаться под родителей. Я тоже не собираюсь этого делать.

– Я тебе так сочувствую, Эдриан.

– Не стоит. – Его голос едва не срывался на плач.

Да чтоб тебя. Мне на глаза тоже навернулись слезы. Не могу спокойно переносить рыдание других людей, особенно когда они рядом.

– И с чего я взяла, что они смогут измениться, – всхлипнув, проговорила я. Лихорадочно смахнула слезу со щеки. – Просто наивная дурочка.

– Всего лишь веришь в лучшее в людях.

– Но ведь это одно и то же, – горько рассмеялась я.

– Неправда, – твердо сказал он. – И пусть хоть кто-то посмеет утверждать обратное.

Я кивнула, хоть он и не видел меня, но так даже лучше. Если честно, я уже сомневалась, что смогу и дальше верить в людей. Слишком уж часто я разочаровываюсь: в Эдриане, в родителях, в Джулиане, да даже в самой себе. Но у брата собственных проблем хватает, ни к чему обременять его своими заботами.

– Если что-нибудь нужно, покупай как можно скорее. Вероятно, все мои кредитки завтра заблокируют, – посоветовала я. Во всяком случае, чего-то подобного следовало ожидать. Родители любят бить туда, где, как им казалось, больнее всего, и чаще всего они отыгрывались на моей финансовой зависимости. Признаться, меня охватывала паника, стоило лишь подумать о том, что я могу остаться без материальной поддержки. Всю жизнь я полагала, что денежные невзгоды обойдут меня стороной, но, очевидно, времена меняются. Ну хоть жилье снимать не придется. Вряд ли родители вышвырнут меня из квартиры – все документы оформлены на мое имя. Вдруг поползут слухи, репутация фирмы окажется под угрозой.

– Не волнуйся, – успокоил меня Эдриан. – У нас с Китом все будет пучком. – Из трубки снова раздался тихий голос, потом последовало предложение: – Не желаешь заглянуть?

– Не сегодня, но как-нибудь обязательно, спасибо. – Я не в том настроении, чтобы общаться с людьми, и уж точно не гожусь для встречи с Китом. Этот парень чрезвычайно важен для Эдриана, я обязана произвести хорошее впечатление. А сил для этого у меня пока нет.

– Жаль. Но, может, позавтракаем втроем?

– Давай. Напиши, когда и где, я подъеду.

– Заметано, – ответил Эдриан. Я пожелала им с Китом славного вечера и повесила трубку.

Телефон отправился обратно в сумочку. Не сходить ли в спортзал? Секундочку я поразмыслила над этим вопросом. Можно побить что-нибудь и заодно отработать пропущенную на прошлой неделе тренировку. Но я так измотана, но не физически – эмоционально. Не хотелось ничего, кроме как лечь, полистать графический роман или посмотреть фильм на «Нетфликсе».

Вдруг раздался стук в лобовое стекло.

Перепугавшись, я вздрогнула и машинально опустила руку на автоматический замок. Выглянула в окно и вздохнула с облегчением: Джулиан. Открыв дверь, я наконец вышла из машины.

– Хэй, – поприветствовал меня Джулиан севшим голосом. На улице прохладно, а на парне только спортивные штаны и мятая футболка, оголявшая шрам. Значит, он не проходил мимо, а вышел из дома ради меня. – Что ты тут делаешь? Из окна я увидел свет в твоей машине и решил – надо бы проверить, – объяснил он, застенчиво улыбаясь. Его робкая улыбка ударила меня в самое сердце и окончательно оборвала хрупкую нить, на которой висело мое душевное равновесие.

Так и не скажешь, куда зашли наши с Джулианом отношения. Сколько же еще недомолвок между нами, но тем вечером я отчаянно нуждалась в поддержке. И не нашлось бы на всем белом свете человека, которого я хотела бы обнять сильнее, чем Джулиана.

Я подошла к нему вплотную, глаза в глаза, и положила голову на его плечо. Оставалось лишь надеяться, что он заключит меня в крепкие объятия, как раньше, и не станет отсылать прочь.

Сердце отбивало долгие удары, но вот наконец он обвил меня руками и прижал к себе. Ладони нежно и одновременно решительно гладили бедра.

На каждом вдохе меня ласкал запах еловой хвои и сырой земли, столь же привычный, как и тепло, которым меня окутал Джулиан. Я наслаждалась мгновением близости, такой умиротворяющей, напрочь позабыв обо всех неопределенностях, поджидавших меня в будущем.

Какое-то время мы просто стояли, обнявшись, но потом Джулиан поцеловал меня в лоб и обеспокоенно спросил:

– Расскажешь, что стряслось?

Я лишь помотала головой.

– Хорошо, – промурлыкал он как ни в чем не бывало. Может, ему Эдриан позвонил? – Хочешь, посмотрим вместе какой-нибудь фильм?

– Настоящий фильм? Не документалку? – удивилась я.

– Чего твоя душа пожелает, – ухмыльнулся он.

Взявшись за руки, мы двинулись домой. Я схватила пижаму и скрылась в ванной. Раздеваться перед ним в тот момент мне не хотелось.

Смыв макияж и облачившись в растянутые шмотки, я прошмыгнула следом за Джулианом в новое убежище. Он уже успел удобно расположиться на одеялах и разместить на ящике ноутбук. Я включила фильм, который давно хотела посмотреть. Только я собиралась приютиться рядышком с Джулианом, как он взял меня в охапку и усадил перед собой. Я упиралась спиной в его жесткую грудь, а он обхватил меня руками за талию. Пространства для маневра не осталось, так что пришлось просто поддаться его ласкам.

Я удовлетворенно вздохнула и не стала докапываться до причин поведения Джулиана: спор с родителями вымотал мне все нервы. Почему бы просто не насладиться мгновениями? Кто знает, как долго они продлятся. Ненароком я задела рукой шрам Джулиана, но на этот раз он не издал ни звука.

И вот началась забавная комедия с Люси Лью, которую я обожаю с первой серии сериала «Элементарно». К величайшему огорчению, даже этой прекрасной актрисе не удалось захватить все мое внимание. Стычка с родителями никак не шла из головы. Я что, и вправду обозвала их малодушными и с птичьими мозгами? Как подло. Отец всегда говорил, что я талантлива, хоть и не понимал моего творчества. Может, я слишком рано полезла на рожон? А может… Нет. Я все сделала правильно: набросилась на родителей, потому что они отказались говорить об Эдриане. Он же не труп, который можно просто зарыть в подвале.

Вдруг дыхание Джулиана пощекотало мне ухо.