Кровавый век. Дух воина

Нарьяне хватило ума понять: Аструд следовало опасаться. Конечно, вождь не дал бы ее в обиду, но даже он вряд ли догадывался, как могут быть коварны и мстительны женщины.

Раньше это не слишком-то беспокоило Нарьяну. Но с рождением дочери и отъездом Брудвара к ней пришло острое осознание перемен. Что станет с ними, если вождь разлюбит ее? Что, если после войны, они окажутся не нужны Брудвару? Что будет с Фингри? Отец ведь даже не знает, как она выглядит! Позаботится ли о ней, как обещал? А если нет?! Что, если он вообще не вернется? О последнем Нарьяна старалась не думать, но страшная мысль еженощно, до тошноты и слабости, кружила голову.

Женщина молила богов и Предков, солнце, луну и звезды, чтобы Брудвар приплыл целым и невредимым. После этого она сразу попросит сделать ее наложницей или, если осмелится, младшей женой, соглашаясь переехать в Скаймонд. В столице она будет на виду, делая все возможное, чтобы любимый не забывал о ней и не представлял и ночи в одиночестве.

Еще Нарьяна сразу найдет хороших учителей для Фингри, которые помогут дочери развить язык. Ну а потом… Потом Нарьяна родит вождю сына. И кто знает, как сложится ее жизнь? Благословленный Предками ведь мог сам выбирать наследника трона…

– Мама, мама, мама!

«Ох как сладко замечталась».

– А папа вернется к зиме?

«Я не знаю. У него много дел. Но я надеюсь на это. – Нарьяна отвела глаза от лица Фингри. – Вставай, соберем еще немножко и повернем домой».

Стряхнув крошки с длинных платьев, они направились обратно к лесу. Фингри шла позади, беззаботно напевая.

У самой кромки дочь резко притихла.

«Должно быть, нашла что-то интересное».

Нарьяна обернулась. Дочь стояла в десяти шагах от матери. Но что-то было не так. Фингри побледнела, нижняя губа дрожала. Глаза, словно огромные блюдца, смотрели сквозь Нарьяну. По телу девушки пробежал холодок. Она не хотела следить за направлением взгляда дочери. Не хотела, но была должна. Стараясь не терять самообладания, сперва подошла к Фингри, присела возле своей малышки и обняла ее.

«Чего ты испугалась», – Нарьяна съежилась, не желая слышать ответ.

– Ф…Ф…Ффолк, – жалобно проскулила девочка, указав непослушным, дергающимся пальцем за спину.

Надежда на то, что Фингри ошиблась, прожила семь оглушительных ударов сердца.

Она увидела.

Среди островка низких и пушистых елей, растущих в тени сосен, торчала острая морда. Красный, влажный язык свисал с открытой пасти, из которой торчали два безобразных клыка.

Животное было не одно. Рядом прятался человек. Лицо покрывала густая щетина.

Нарьяна не сдержалась и ахнула, когда он медленно встал, а «фолк» одним прыжком выскочил из укрытия. К счастью, тот оказался на привязи. Мужчина выругался, веревка натянулась, а передние лапы хищника поднялись над землей, разметав клочья земли.

Животное было явно крупнее волка, хоть и очень на него похоже. Те же острые уши, мускулистое тело, короткая серая шерсть. Отличие заключалось в том, что эта псина, судя по размерам и челюстям, вполне могла потягаться силой с медведем. Ее хозяин, кстати, тоже. Высокий, с большими ручищами и совиными бровями.

«Охотник, это всего лишь охотник», – сбивчиво объяснила Нарьяна обомлевшей дочери.

Кто же еще? Высокие сапоги, легкая кожаная куртка, смешная треугольная шапка, которая сейчас вовсе таковой не казалась, лук и колчан стрел за плечами, нож у пояса. Копье в руке.

«Далеко забрался, не из наших», – оценила чужака Нарьяна.

Охотник приближался, не говоря ни слова.

Она возненавидела немоту. Ей хотелось кричать, спросить мужчину, что ему нужно, сказать, что дочь боится животных. Но что она могла сделать?! Объяснять на пальцах? Грозно хмуриться? Нет. Ей оставалось только успокаивать себя, твердя, что это всего лишь охотник.

Вблизи пес казался еще огромнее, а человек – страшнее. Настоящий булыжник, обросший черным и колючим мхом.

Фингри заплакала и уткнулась в юбку. Нарьяна бросила корзины и взяла дочь на руки.

Когда их стал разделять один бросок собаки, мужчина остановился.

– Сидеть, – сказал хмуро. Как-то совсем безрадостно, даже не пытаясь притворяться.

Животное утробно зарычало и оскалилось, обнажив зубы, способные перегрызть любую кость.

Охотник отпустил поводок. Нарьяна медленно, как во сне, отступила на шаг, не отводя взгляда от пса. Тот ждал команды.

Мужчина обхватил копье двумя руками. Направил древко острием в их сторону. Девушка все поняла.

Отчаянно посмотрела в глаза преследователя. Жесткие, шершавые, как кора дуба. Удивительно. В них теплилась жалость, но не было места сомнениям и торгу.

Она молила взглядом. Просила пощадить дочь, предлагала себя взамен, обещала покинуть Север, сделать все, что угодно, лишь бы сохранить Фингри жизнь.

Она молила. Молча.

– Прости. И ты, дитя, прости. Но так хочет валькюна.

Нарьяна успела развернуться, прикрыв собой ребенка. Наконечник вошел меж лопаток и, пробив тело матери насквозь, вонзился в грудь Фингри.


Девушка упала на колени. От ливня слез все заволокло туманом. Но боли не было. Только странная слабость. И стук сердца дочери, становившийся все тише, тише и тише… Звук, от которого мир заледенел.





Часть IV




Глава 1

Истощение





Империя, юг Суровых Пустошей.



3159 год по летоисчислению северян.


Десятки странных укреплений, подобно гигантским черепахам, медленно ползли по бескрайнему полю, оставляя после себя истоптанную землю, глубокие борозды и кучи навоза. Множества повозок с деревянными стенками, хитро сцепленные меж собой, походили на огромные короба, внутри которых кипела жизнь. Лагеря-на-колесах остановились, услышав протяжный сигнал.

Приближение зимы напомнило о себе, метнув в спину войска порывистый шквал колючего ветра. Впрочем, семидесяти тысячам северян он показался не более чем теплым придыханием весны. Здесь, на самом юге Суровых Пустошей, у границ королевства Носвэрит, погода становилась непривычно мягкой для этого времени года.

От важнейшей части Империи, покорение которой сулило окончательную победу, воинство отделяла широкая полоса елового леса. И сотни всадников, стоящих перед ней в легких доспехах и с копьями наперевес.

Брудвар, его соратники и сыновья наблюдали за противником с высоты осадной башни. В отличие от других, ее решили не разбирать, используя как раз для подобных целей.

– Хм, снова костры палят. Еще и стрелометы притащили. Здоровенные, – прокряхтел Фронсуд, убирая подзорную трубу. – Эти точно будут биться до последнего.

– Ну да, ну да. – Брудвару хотелось, чтобы хоть в этот раз Ледяной Кулак ошибся. Но потрепанные стяги Арландии и Лумбрии и пугающие морды орудий говорили о правоте рэгсира.

Местные сражались отчаянно, не жалея себя, ежечасно терзая тылы и растянутые колонны с фуражом. Отравленные колодцы и забитый скот также серьезно замедляли продвижение в глубь Империи. Вождю потребовалось целых три изнурительных года вместо одного, как он планировал, чтобы установить свою власть в этих неприветливых землях. Власть тонкую, непрочную, как первый лед. Но если бы не передвижные укрепления, защищавшие северян от жалящих налетов конницы, об успехе можно было бы вообще не думать.

– Для них это один из последних шансов изменить ход войны. Если не остановят нас сегодня, то им придется слезть со своих коней.

– Скорее бы. А то сидим здесь, как ягнята в загонах. Толком и не дрались еще.

Вождь мог бы поспорить, да не стал. Очевидно, после падения Бранбурга Фронсуд относился к захвату более мелких городов, не говоря уже о деревеньках, как к чему-то обыденному. Впрочем, не он один.

– Зато живы, – подметил Хагун, незаметно улыбнувшись отцу.

– И то хорошо, – буркнул рэгсир.

– Да, и не говори, – согласился вождь, подмигнув сыну. – Там, – указал на деревья, – наверняка прячутся пешие. Так что не переживай: сегодня твой меч обязательно заточится о чье-то лицо. Ладно, что скажете: окопаемся, выставим колья и будем ждать наступления либо сами пойдем вперед?

– Пойдем вперед. Когда приблизимся на полет стрелы – сделаем из них кровавых ежей. Имперцы ответят – отступать им смысла нет, тут-то мы и схлестнемся, – уверенно произнес Ледяной Кулак.

– Гутлайф, ты что-то хотел добавить? – отец видел нетерпение сына. Только уважение и страх перед Ледяным Кулаком смогли отобрать у него первое слово.

– Я думаю так же, – с легкой досадой ответил тот. – Чего медлить? Время на их стороне.

Иных мнений Брудвар не услышал, что было и неудивительно – задача была предельно проста.



Отдав соответствующие распоряжения, вождь, наклонившись, облокотился на бортик и принялся следить за их выполнением.

Сверху лагерь-на-колесах и правда напоминал гигантский сарай без крыши. Месили грязь кони и нагруженные мулы, таща на себе повозки и стены в человеческий рост. Заряжали камнеметы, лучники набирали стрелы, занимали позиции у бойниц, строились воины, мелькали топоры, мечи и копья.

Людей не нужно было подгонять, они и без того понимали всю важность сегодняшнего дня. Кроме того, некоторые уже думали об окончании войны, но, понимая, что сделать это можно только одним способом, прилагали все усилия для этого. Мужья и сыновья волновались за оставленные семьи. Тревожные вести из дома не могли не дойти до их ушей, угнетая боевой дух.

Слухи терзали и Брудвара. И, пожалуй, куда больше, чем других, ведь на нем лежал груз ответственности за все происходящее в Эргунсвальде. Вождь получил удар в спину, но пока держался, будучи уверенным в том, что с угрозой разберутся. Он делал все, чтобы исправить ситуацию: сразу объявил охоту на дикие племена, наделил особой властью оставшихся на Севере хэрдингов и шаманов, даже отправил обратно несколько тысяч воинов, чтобы унять роптание.

Он успокаивал себя тем, что чужакам было просто неоткуда взяться на землях Эргунсвальда, а разговоры об их числе явно преувеличены. Со дня на день должен был прибыть гонец от Райнильфа со свежими донесениями, и вождь надеялся, что они будут хорошими. С момента первых нападений прошло уже полгода – достаточной срок для того, чтобы найти и покарать убийц.

Ждал он, как усохший цветок дождя, и весточки от Нарьяны. Пожалуй, за нее вождь переживал не меньше, чем за все свальды, вместе взятые. Что-то изменилось в нем за эти годы. Возможно, свою роль сыграла природа Суровых Пустошей, которая угнетала, нагоняя сырую тоску. Или же его начала давить ноша, которую он взвалил на себя. Ведь все складывалось далеко не так гладко, как ему хотелось бы.

Но, скорее всего, он просто соскучился. Что и скрывать, когда представлял картину возвращения домой, все внутри него пело и расцветало. Вождь твердо решил, что когда они с Нарьяной увидятся, то, как бы ни противилась его возлюбленная, сделает ее своей женой. И самой счастливой из женщин. Ну а с матерью его детей Брудвар как-нибудь разберется. Сыновья уже выросли, даже младший, Омунд… Поймут.