Кровавый век. Дух воина

Семья




Уже который вечер вождь сидел в Зале Мудрецов, склонившись над очередным фолиантом. От напряженного чтения и нехватки солнечного света у него слезились глаза.

Перебрав в уме сотни идей о захвате Империи, но так и не найдя среди них достойной воплощения, он решил поискать ответы в прошлом Эргунсвальда. Тексты пестрили описанием сражений, восхваляли находчивость и коварство вождей, отдавали дань уважения смелости противника. Но все подобные летописи заканчивались одним и тем же: рассказом о добыче, с которой уцелевшие храбрецы возвращались домой.

Однако кое-что Брудвар для себя отметил: ни разу в истории все девять племен не объединялись в единое войско. Да, вожди нередко создавали могучие племенные союзы, но Империя никогда не испытывала на себе ярость всех племен сразу. Впрочем, он знал об этом факте и раньше, рассудив, что единое войско станет мощным, но не решающим инструментом победы. Ключом к ней Брудвар видел захват прибрежных крепостей и создание плацдарма, который бы позволил закрепиться на территории Империи и обеспечить надежный тыл. Но как это сделать, будучи отрезанными от суши, Благословленный Предками пока не знал.

Позади раздался скрип двери, и Брудвар невольно вздрогнул. В комнату прокрался Юдвин с толстенной книгой в руках. Очевидно, он хотел обставить свое появление как можно незаметнее.

– Юдвин, ты что, убить меня задумал? Поверь, я не самый плохой человек на Севере.

– Нет, я бы никогда… Я… я просто не хотел…

– Отвлекать меня? Снова? Это уже скучно, придумай другое объяснение, а не то отправлю тебя прислуживать Ледяному Кулаку. – При упоминании этого имени парень побледнел. – Ладно, что там у тебя?

– Мастер Райнильф советует вам прочесть этот труд, – Юдвин бережно положил фолиант на край стола и поспешил уйти.

Райнильф не был посвящен в планы Брудвара, но, безусловно, догадывался о них.

– «Цена побед и поражений», – вождь прочел вслух руны с обложки. Бегло просмотрел несколько страниц, перелистнул на последнюю. В книге подробнейшим образом перечислялись расходы, которые понес фэрл Пабрустан из племени гризвурдцев, пытаясь отхватить кусок западной Арландии. В качестве неутешительного итога летописец указал на то, что девять месяцев войны опустошили казну на сумму, практически равную ее годовому доходу.

Брудвар ухмыльнулся, оценив тонкий намек советника: не начинай войну, если не уверен, что плоды победы окажутся весомее затрат. Райнильф навряд ли верил в успех затеи и старался предупредить вождя о катастрофических последствиях провала. Что ж, Брудвар получил еще один веский довод в пользу того, что его план должен быть безупречен.

Вождь протер глаза и потянулся, коснувшись лопатками спинки стула. Мышцы затекли, голова кружилась. За последние три недели он прочел больше, чем за всю свою жизнь. Скорее бы найти хоть какую-то подсказку, занятие не доставляло ему особой радости. Но, представляя, как знамя Эргунсвальда поднимается над Лестергардом, Брудвар испытывал почти физическое наслаждение от воображаемого триумфа. В то же время постоянные мысли о войне сильно выматывали вождя. Он стал просто одержим своей идеей, что нередко приводило к бессонным ночам и служило причиной скверного настроения. Как будто у него было мало других проблем.

Нет, так больше нельзя! Нужно расслабиться, отдохнуть, постараться не думать о проклятой Империи и крепостях, ставших его личным кошмаром. Верная мысль. Разорви его Ярдук, а ведь он давно не ездил в Очаг! И, что еще хуже, куда реже, чем хотел, проводил время со своими детьми. Да, они наблюдали за тем, как правит их отец, о чем говорит на советах, как решает те или иные дела. Вроде бы они всегда были рядом… и в то же время далеко. Когда последний раз он слышал их смех и видел беззаботные улыбки?

За окном протяжно завыл ветер. Его тоскливый вой словно проник сквозь толстые стены, отчего в зале будто бы стало холоднее. Бррр. Удивительно, казалось, еще вчера было лето. Необычайно жаркое для Севера. Поля утопали в зелени, солнце приятно согревало кости. Эх, пожалуй, с каждым годом время идет все быстрее и быстрее. Эта осень так вообще летела незаметно. Уже настал месяц Листопада, последний из этой красочный поры.

И тут вождя словно ударила молния. О Предки, он чуть не забыл! Какой позор! Брудвар шлепнул себя по лбу, ощутив, как накатывает волна стыда. Дурак! Ну как он мог!

С месяцем Листопада была связана одна славная семейная традиция. С тех пор как старшим сыновьям стукнуло по восемь лет, он каждый год брал их на охоту. Что бы ни случалось, как бы далеко ни находился, с кем бы ни сражался, – Брудвар всегда возвращался к началу Листопада. Странно, но именно во время охоты, увлеченный общим с сыновьями делом, вместе изучая следы, ставя ловушки, дурачась, изображая рев самцов-оленей, идущих на гон, вождь по-настоящему ощущал себя отцом.

Хватит. Довольно. Он стал осознавать, как сильно идея войны поглощает его, отодвигая на задний план более важные вещи. Империя никуда не денется, а вот дети растут с каждым днем. Величайшим вождем можно стать и позже, отцом же надо быть здесь и сейчас.

С этой мыслью он покинул зал, обещая себе не возвращаться туда по меньшей мере дней десять. Брудвар хотел как следует выспаться, а утром первым же делом пойти к детям.





* * *


Вождь постучал в резную дубовую дверь. Открыл мужчина с короткой стрижкой и бронзовым ошейником. Один из личных рабов его жены. Как и все остальные – молодой и смазливый.

– Благаслафленный Претками, – прошептал с корявым акцентом, после чего опустил глаза и отошел в сторону.

Брудвар не счел нужным отвечать. Войдя в дом, он сразу направился к спальням сыновей.

– Даже не поздороваешься? – окликнул его томный голос.

Завернутая в красную шаль, с лестницы спускалась Аструд. Каштановые локоны касались узких плеч. На красивом лице застыла ироничная улыбка. Бледно-голубые глаза смотрят с обманчивым радушием. Если что и было настоящим в образе этой женщины, так это янтарь бус, обвитых вокруг лебединой шеи.

– Не было нужды. Я ведь пришел не к тебе, а к сыновьям, – как можно безразличнее ответил вождь. Знал, что она терпеть не могла, когда ею пренебрегают.

– А как же твоя жена? Как же твоя валькюна, мать твоих детей? Почему ты так строг ко мне? Столько времени прошло, – мягко, но с укором произнесла она.

Ну прямо сама невинность, подумал Брудвар. А он – муж-тиран, упивающийся своей властью. Ага, если бы. Возможно, если бы кто-нибудь смотрел на них со стороны, то непременно так бы и подумал. Аструд могла провести кого угодно. В том числе и его. Правда, до определенных пор.

– Перестань. Каждый раз одно и то же, – Брудвар терпеть не мог этих представлений. – Тебе самой от себя не тошно, а? Не начинай, сама знаешь ответ.

Лицо женщины исказила гримаса ненависти. Даже ему стало не по себе от испепеляющего взгляда, который вонзила в него жена. Словно дикая кошка, она ощетинилась и метнулась к нему, гневно прошипев:

– Думаешь, эта рыжая сука сделает тебя счастливым?

Брудвар и сам не ожидал, насколько сильно заденут его произнесенные слова. Услышал, как у него заскрипели зубы, ощутил, как по телу растекается океан гнева. Стремительно, неотвратимо и смертельно опасно для человека, который его вызвал. Кровь словно закипела, а мышцы напряглись, превратив тело в безупречное оружие. Очевидно, изменения были столь разительны, что на лице Аструд возникло на редкость испуганное выражение. Женщина стала отступать назад, пока не прижалась к стене.

Вождь подошел вплотную, резко вытянул руку и уперся ладонью в дерево стены, едва касаясь большим пальцем уха жены. Та инстинктивно повернула голову и зажмурилась, ожидая пощечины. Зря. Несмотря на то, что между ними было, Брудвар никогда бы не ударил Аструд. Но это вовсе не означало, что ему не хотелось этого сделать.


Память – злая штука. Уже сколько лет прошло, а он все так же помнит, как застал ее в постели с другим. Ярко, в красках и деталях. Ее изумленный, полный смятения взгляд… и набухший стручок того мужика, который в присутствии Брудвара уменьшился до размера мизинца еще быстрее, чем будущий вождь успел осознать горькую правду.

– Мое счастье – не твоя забота, – угрожающе ответил Брудвар. – Нравится играть с огнем – будь готова обжечься. Еще раз услышу подобное, и тебе станут прислуживать одни евнухи. Больше не испытывай мое терпение, валькюна, – с презрением выплюнул последнее слово.

Боковым зрением он увидел сбоку движение.

– Папа? Мама? – в коридоре стоял растрепанный, щуплый мальчишка. Омунд – его восьмилетний сын.

Вождь успокоился, заставил себя улыбнуться, после чего заботливо погладил плечо жены. Ни дать ни взять – милая семейная пара.

– Омунд, доброе утро! – Брудвар присел на одно колено и обнял мальчика. Достал из кармана заранее приготовленный пряник и сконфуженно положил в руку. Всякий раз, когда он дарил сыну сладости, то испытывал неловкость. Отец будто пытался откупиться от внимания младшего сына, извинялся за скованность и чувство отчуждения, от которого не мог избавиться. – Вот, пришел маму проведать, да и сыновей своих, – взъерошил темные волосы. – Где твои братья? Наверное, спят еще?

Мальчик уныло покачал головой.

– В кроватях их уже нет.

– И где же они могут быть? – перевел взгляд на Аструд. Сухой, требовательный.

– Не знаю, – холодно ответила та. – Может, на рыбалку пошли, а может, и упражняются где-то во дворе.

– Ясно, – словарный запас Брудвара заметно оскудел. Вождь не имел представления, о чем они могли бы поговорить. – Что ж, пойду тогда найду сорванцов, – отец и сам понял, какой нелепой получилась улыбка, брошенная сыну.

За это он и ненавидел Аструд. За то, что его сердце не смогло полюбить младшего сына так же сильно, как старших – Хагуна и Гутлайфа. Ведь всякий раз, когда он смотрел на Омунда, Брудвар сомневался в том, что приходится ему родным отцом.

Бродя по улицам Скаймонда, вождь невольно задумывался о том, как же до такого дошло.

Какое-то время Брудвар всерьез полагал, что Аструд приворожила его. Ведь впервые повстречав ее на Харстинге – празднике урожая, он абсолютно перестал замечать других девушек. Они словно превратились в бледные тени, тогда как Аструд сияла особенной красотой, мысли о которой причиняли блаженство и страдание. Довольно быстро Брудвар пришел к неутешительному выводу. Оказалось – он влюбился. Окончательно и бесповоротно, потеряв покой до тех пор, пока не смог завоевать сердца девушки. Всего через три месяца после того, как в нем зажглась искра, Брудвар предложил Аструд свою защиту, сердце и ключи от усадьбы.

Ее отец принял сына вождя с распростертыми объятиями. У них нашлось много общего. Аструд росла в семье бывалого морехода, скордвежца, который сколотил неплохое состояние в набегах и торговле. К тому моменту до него уже дошли слухи о молодой, но дерзкой дружине Брудвара, сумевшей за короткий срок стать грозной силой. Будущий тесть без лишних раздумий дал согласие на свадьбу. Когда они поженились, Брудвару шел девятнадцатый год, Аструд – шестнадцатый.

Казалось, на свете не могло быть пары счастливее. Любовь, страсть и полное взаимопонимание царили в их доме. Вскоре Аструд подарила ему сыновей – двух красивых и здоровых мальчиков, глядя на которых он испытывал особенные гордость и радость.

После четырех лет замужества Аструд попросила купить дом в Скаймонде и дать ей возможность бывать там в его отсутствие, когда Брудвар месяцами пропадал в походах. Он отнесся к ее желанию с пониманием. Хоть Аструд никогда и не признавалась в этом, Брудвар замечал, что ее тяготила размеренная жизнь в Очаге, где располагалась их усадьба. Муж доверял жене и ценил, что за все годы ни разу не услышал от нее упреков. Уютный дом в богатейшем квартале Скаймонда должен был скрасить ожидание Аструд.

Спустя еще две зимы родился Омунд. С детства болезненный и хилый, так не похожий на своих братьев. Однако Брудвар любил его не меньше других. Делать какие-то выводы о способностях мальчика было слишком рано. По своему опыту Брудвар знал, что главное в любом человеке – это невидимый глазу стержень, который помогает справиться с любыми проблемами. У одних он похож на башню из благородного металла, у других – напоминает иссохшее дерево. Отец надеялся, что сыновья унаследовали хотя бы частичку его внутренней силы. Все-таки в них текла одна кровь. Так он всегда думал, ведь иначе и быть не могло.

Плавания к далеким берегам не всегда заканчивались успешно. Той весной дружина столкнулась с флотом одного из опаснейших капитанов Империи и была вынуждена срочно повернуть к Северу. Брудвар вернулся домой в разгар лета, чего не случалось с ним уже давным-давно. Вернулся и, не застав Аструд в Очаге, поспешил в Скаймонд. Хотел скорее обрадовать жену своим прибытием. Успел соскучиться.

О дальнейшем он не хотел вспоминать, но злое воображение заботливо дорисовало картину. То был худший из пережитых им дней. Все в одночасье рухнуло. Его верная, любящая Аструд оказалась потаскухой, слова о любви и клятвы верности – пустым звуком, а дом перестал быть местом, куда хотелось возвращаться. Собственная жена променяла его, сына вождя, человека, которого уважал весь Север, на какого-то сопляка, дрожащего перед ним от страха.

«Сука! Ну какая же она сука!»

Самое ужасное, что, оживляя в памяти ту сцену, Брудвар каждый раз ощущал на редкость мерзкое чувство: ему казалось, что тот сопляк будто изнасиловал его. По крайней мере, его гордость точно. Мерзавец клялся, что видел Аструд второй день и даже не догадывался, кто она и чьей женой являлась. Это было наглой и очень неумелой ложью – даже бродячие коты Скаймонда знали, кто жил в этом доме. Перед смертью он все-таки раскололся, признавшись, что спит с Аструд уже без малого четыре года. Четыре, мать их, года! Четыре! А три назад родился Омунд. Такой же темноволосый, такой же…

Впоследствии Брудвар часто задавал себе вопрос: сумел бы он простить свою жену, если бы не услышал тех безжалостных слов? Возможно. Но никак не после них. Хотя, когда его гнев утих и наступило опустошение, он узнал о себе и Аструд много нового, что также стало огромным сюрпризом. Брудвар никогда не думал, что уста жены могут быть настолько ядовиты.

Оказалось, что Аструд глубоко несчастлива, ведь, по ее словам, муж любил только битвы, дружину и шлюх. Он не мог согласиться с ней. Особенно в том, что касалось шлюх. Да, он нередко прибегал к их услугам либо использовал в этом качестве рабынь. Ну а куда ему было деваться-то вдали от дома? Не с домашней же скотиной спать. Брудвар так и не понял, откуда Аструд узнала про блудниц. Впрочем, он никогда не изменял жене сердцем, а потому и не счел нужным оправдываться.

Оказалось, что Аструд мечтала стать валькюной. Эх, знала бы она, какую шутку сыграет с ней судьба. Женщина все ждала, когда муж образумится и докажет своему отцу, что именно он достоин трона Скаймонда. Что ж, видимо, Брудвар слишком редко говорил с ней о своих отношениях с вождем и старшим братом.

«Сволочи, ну какие же сволочи. Все они. Все трое».

В тот день его жена умерла. Осталась лишь чужая ему женщина по имени Аструд. Он долго думал, как поступить и что делать дальше. Просто сидел молчал, размышлял, смотря на труп голого мужчины. Убитого стало немного жаль. Рядом плакала Аструд. Кажется, что, когда истерический порыв иссяк, она поняла, что наговорила лишнего.

Он мог с позором изгнать ее, лишить всего, задушить в той самой комнате и сделать так, чтобы об этом никогда не узнали. Но он думал о детях. Старшие только-только подрастали, Омунд был еще слишком мал. Они нуждались в матери куда больше, чем в отце, Брудвар понимал это. Поэтому он и решил ничего не менять.

Наказанием для Аструд стало его равнодушие. Кроме того, Брудвар пустил вполне определенный слух, после которого мужчины стали обходить его жену стороной, что приводило ее в настоящее бешенство. К тому моменту, как он стал вождем, трон валькюны уже полностью утратил для жены свою желанность.

Конечно, от глаз сыновей не укрылись перемены в отношениях родителей, но они не стали задавать лишних вопросов. Видимо, детская проницательность дала им нужные ответы.

Со дня их размолвки минуло пять лет. А он помнил все. Ярко, в красках и деталях.



Брудвар нашел сыновей у западных стен цитадели. Эту часть Скаймонда, похожую на военный лагерь, издавна занимали воины Избранной Тысячи. Лучшие из лучших, готовые исполнить любой приказ вождя. Там располагались их дома, оружейные, кузницы и площадки для изнурительных тренировок. На одной из них отец и обнаружил мальчишек. Простому люду вход сюда был закрыт, но сыновей вождя, само собой, этот запрет не касался.

Место являло собой узкое, но длинное поле, усеянное рукотворными препятствиями. Дети карабкались по отвесным стенам, преодолевали рвы с канатами, ползли, прыгали, падали и, не замечая боли, поднимались, снова бежали вперед, пробираясь сквозь настоящий лес из бревен. В конце их ждала стрельба из лука.

К последнему испытанию первым примчался Гутлайф. Он смахнул пот с крутого лба, натянул лук и прицелился. Мимо. Стрела прошла в полутора метрах от мишени. Парень выругался и присел, восстанавливая силы. Его широкий нос принялся шумно втягивать воздух.

Следом, спотыкаясь и сопя от усталости, явился Хагун. Прищурив синие глаза и, казалось, перестав дышать, Хагун расправил покатые плечи и пустил стрелу. С глухим звуком снаряд вошел точно в голову деревянной фигуры человека, служившей мишенью. Ухмыльнувшись и слизнув кровь с разбитых губ, он прилег возле брата.

– Тебе не хватает терпения, – с издевкой произнес Хагун. – Задерживай дыхание перед выстрелом, и твоя меткость улучшится.

– Ага, поучи меня еще, – буркнул тот. – Хоть раз обгонишь меня или одолеешь в бою, может, и прислушаюсь к твоим мудрым советам. Север благоволит сильным, а лук – оружие хиляков и трусов.