Кровь изгнанника

– Ага, наверное, – кивнул Фельгор. – Так вот, значит, эта самая Хайден заявила, что у нее другие виды на мое будущее.

– А что именно она тебе сказала? – спросил Бершад, которому хотелось понять, зачем Эшлин включила Фельгора в их отряд.

– Сказала, что принцесса Эшлин заинтересовалась списком моих баларских подвигов. Уж не знаю, где она раздобыла этот список. У вас в Альмире преступников приводят к барону, а он уж наказывает, как ему взбредет в голову. В Баларии совсем не так – там преступников отдают под суд, а судебные разбирательства записывают, дословно. В Бурз-аль-дуне есть такое здание, где хранят все эти записи. Очень милое местечко, я оттуда кое-что воровал.

– И что же такого интересного в твоем списке?

Фельгор пожал плечами:

– Когда мне было четырнадцать, меня арестовали в императорском дворце Бурз-аль-дуна, я там изображал из себя поваренка. Я ничего не украл, никто так и не выяснил, почему я затесался среди слуг, поэтому меня приговорили к трем ударам плетью и отпустили. Но проступок занесли в список, а запись сохранилась. «Тайное и незаконное проникновение в императорский дворец», ну или как-то так. Голубоглазая папирийка мне все это зачитала. – Фельгор сделал еще одну глубокую затяжку. – Так вот, эта самая Хайден спросила, смогу ли я снова пробраться во дворец. Я объяснил, что полной уверенности у меня нет, но эти напудренные сволочи вряд ли заткнули дыру, через которую я туда проник. Иначе все бы утопли в дерьме, ну, если вы понимаете, о чем я.

– Нет, не понимаю, – сказал Бершад.

– Короче, – продолжил Фельгор, так ничего и не объяснив, – потом она спросила, смогу ли я тем же путем провести во дворец кое-кого еще. Ну, я сказал, что да, кого угодно, лишь бы не толстых. Вот после этого меня и отдали Вире и этому уроду. – Он ткнул трубкой в сторону Йонмара.

– А вы что молчали? Раньше нельзя было сказать? – спросил Бершад, укоризненно глядя на Виру с Йонмаром.

Йонмар, потупившись, ковырял палочкой в земле:

– Ох и любишь ты болтать, баларин.

Фельгор откинулся на локтях и протянул к огню ноги в сапогах.

– Ага, мне это уже говорили. Одна шлюха в Наропе так и сказала, что у нее еще никогда не было такого болтливого клиента. Представляете? Шлюха! А у нее клиентов было хоть отбавляй. Ну, наропские шлюхи – они на всю Терру знаменитые.

Бершад повернулся к Вире, но та пожала плечами:

– Я думала, принцесса Эшлин тебя предупредила.

– Нет, не предупредила.

Точно так же, как не предупредила остальных о том, что предстояло сделать Бершаду в императорском дворце. Бершаду все это не нравилось, хотя он понимал, что Эшлин поступила разумно.

– Потому что тебя могут поймать, – сказала Вира, явно пришедшая к такому же выводу. – И запытать. – Она перевела взгляд с Бершада на Роуэна. – Чем меньше человеку известно, тем меньше он расскажет на дыбе, когда палачи будут выдирать у него ногти или запихивать его яйца в его же жопу.

– А что, так делают? – спросил Фельгор.

– Делают все, что угодно, лишь бы получить ответ на интересующие их вопросы, – сказала Вира.

Все умолкли, только слышно было, как Роуэн помешивает варево в котелке и как Вира точит кинжал.

– Готово, – объявил наконец Роуэн. – Изысканных яств не обещаю.

Все ели молча, столпившись у котелка и передавая друг другу две большие ложки. Похлебка отдавала травой и землей, но Бершад так проголодался, что ему было все равно. Когда котелок опустел, Роуэн подставил его Альфонсо, и ослик вылизал посудину дочиста.

– Спасибо за соль, – сказал Роуэн Фельгору, подкидывая поленце в костер.

– Надо было еще и чеснока украсть, – добавил Бершад.

– Или лаванды, – сказала Вира, глядя в огонь. – Дикий рис с лавандой – очень вкусно.

– А что, папирийцы приправляют еду лавандой? – спросил Фельгор. – Я думал, лаванду добавляют в мыло, для запаха. Все шлюхи так делают.

– Интересно, а ты все свои знания почерпнул из борделей? – спросила Вира.

– Не-а, только половину.

– Грязная скотина, – пробормотал Йонмар.

– Можно подумать, ты, барон Грехор, борделей в жизни не видал.

– Не Грехор, а Греалор!

– А мне без разницы, – отмахнулся Фельгор и продолжал рассказывать о том, что узнал в борделях.

Остальные обсуждали свои любимые приправы. Немного погодя Бершад почувствовал, что ему скрутило кишки, и отошел в сторонку.

В сотне шагов от костра виднелся громадный валун. Каменные чешуйники не забирались так высоко в горы, поэтому Бершад спустил штаны и присел на корточки за камнем, оказавшись в одиночестве впервые с тех пор, как покинул замок в Незатопимой Гавани. Лишь теперь до него дошло, чем чревато его решение. Он на Вепревом хребте, в двух днях пути от ближайшего поселения. Позади трупы и еще один убитый дракон. Впереди – страна, где его казнят, если увидят. С каждым новым шагом оставалось все меньше шансов снова встретиться с Эшлин. При мысли об этом сдавливало грудь.

Бершад закончил свои дела, недовольный тем, что расчувствовался, присев посрать.

За деревьями глухо щелкнула тетива, и в бедро Бершада вонзилась стрела.


– Йопт!

Бершад упал на четвереньки, чудом не угодив в кучку собственного дерьма, и, путаясь в спущенных штанах, переполз к другому краю валуна. В паре десятков шагов от него послышалось сначала разочарованное восклицание лучника, промазавшего по легкой добыче, а потом шорох клинка, высвобождаемого из кожаных ножен.

Бершад сглупил, отправившись посрать без оружия. По бедру, пронзенному стрелой, разливалась боль, согнутая нога пульсировала в агонии, но кость была не задета, так что обойдется. Бершад стянул штаны, подтер ими задницу и, свернув в тугой комок, швырнул в сторону привала. Штаны задели сосновую ветку и с хрустом обломали пару сучков.

Лучник двинулся по следу обосранных штанов. Просто удивительно, как легко сбить с толку противника в темноте. Да и просто в драке. При виде обнаженного меча люди по большей части превращаются в перепуганных дураков. Шаги приближались. Бершад обогнул камень с другой стороны, чтобы не попадаться на глаза.

Лучник остановился у валуна и огляделся. Бершад беззвучно скользнул к нему сзади. Противником оказался коротышка в медвежьей шкуре. Бершад запрыгнул ему на спину, обхватил обеими руками голову лучника и впечатал ее в бок валуна. Череп влажно хрустнул.

Тело противника обмякло, но на всякий случай Бершад перевернул его, выхватил клинок из вялых пальцев и рубанул по горлу лучника. Кровь хлынула струей, и лишь тогда Бершад сообразил, что убил девчонку. Молоденькую, лет двадцати, с рыжими кудряшками и неимоверно кривыми зубами. В затуманенных глазах не было страха – только растерянность и недоумение.

– Прости, красавица, – пробормотал Бершад и запоздало вспомнил, что сказал то же самое драконихе, убитой в Аргеле.

С той стороны, где путники устроили привал, раздался лязг металла. Судя по всему, скожиты сначала выждали, когда один из них отойдет, а потом напали. Разумно. Бершад осторожно двинулся на звук, припадая на раненую ногу и согревая яйца левой рукой. Должно быть, соплеменники девчонки уверены, что она его подстрелила, и это давало Бершаду некоторое преимущество.

Он подкрался к двум соснам. Под ними царил хаос. Скожитов было четверо. Отброшенный в сторону котелок катился с горки, из развороченной ямы вырывались языки пламени. Вира носилась между пылающих углей, уворачиваясь от здоровенного скожита в разномастных доспехах и звериных шкурах, который пытался достать ее огромным двуручным мечом. Скожит взмахнул клинком раз, другой, но оба раза Вира, поднырнув под клинок, всаживала в противника кинжал – сначала в бедро, а потом под ребра справа. Второй кинжал застрял в ране, а Вира скользнула в сторону, из-под меча скожита.

Папирийских вдов обучают быстро убивать тяжеловооруженных бойцов – выматывать силы врага, увиливать от его ударов и пронзать жизненно важные органы так, что противник умирает от кровопотери, даже не успевая сообразить, что ему проткнули печень, легкие и сердце. Скожит, который гонялся за Вирой, явно хотел разрубить ее пополам, а потом вместе с соплеменниками расправиться с Роуэном. Вместо этого из него хлестала кровь, и он, считай, был уже трупом, только пока еще не догадывался об этом.

Хотя Роуэну недоставало Вириной ловкости, он сражался яростно, как волк, загнанный в ловушку. На него набросились сразу два скожита, но один, с разрубленным черепом, уже распластался на земле и сучил ногами в предсмертных судорогах. Роуэн метко разил коротким мечом, отбиваясь от второго скожита, а потом, подобравшись поближе, стал пинать противника локтями, коленями и обитыми железом сапогами.

Последний скожит преследовал Фельгора, выкрикивая хриплые ругательства на своем языке и размахивая каменной дубиной. Фельгор, безоружный и до смерти перепуганный, уворачивался от ударов и отступал все дальше от костра.

Баларскому воришке грозила неминуемая смерть.

Бершад, оставаясь в темноте, забрал вправо и, невзирая на резкую боль в раненом бедре, бросился на помощь. Скожит уже замахнулся дубиной, готовясь пробить Фельгору череп.

Если Бершад нападал на кого-нибудь сзади, то не останавливался на полумерах. Ударом краденого меча он рассек по диагонали шею, ключицу и грудь противника. Клинок застрял в позвоночнике скожита, чуть выше пупка. Скожит попытался издать боевой клич, но в горле у него глухо забулькало, и он повалился на землю. На голые ляжки Бершада хлынул поток алой крови.

У ног Фельгора вмиг образовалось багряное озерцо. Баларин тяжело дышал, обливался потом и трясся мелкой дрожью.

Бершад выпустил из рук меч и посмотрел Фельгору в глаза.

– Он – труп, а ты нет, – прохрипел драконьер, считая, что напоминание никогда не помешает.

Остальных скожитов тоже убили. Роуэн вытирал кровь с меча. Вира, наступив на грудь поверженного врага, вытаскивала кинжал из раны. Ногу Бершада свело жуткой болью. Он сорвал с плеч Фельгора накидку, обвязал ее вокруг пояса, похромал к развороченному кострищу и уселся на землю.

– А за тобой, значит, лучника отправили, – сказал Роуэн, кивая на стрелу, торчащую из ноги Бершада. – Я принесу бинты.

Бершад рассеянно кивнул, оглядывая поляну. Альфонсо невозмутимо стоял в сторонке и щипал траву. Роуэн достал из переметной сумы бинты и склянку с драконьим мхом.

– Давай только бинты, – сказал Бершад. – Рана пустяковая.

Ему не хотелось, чтобы посторонние догадались о чудесных свойствах драконьего мха. Роуэн кивнул, спрятал склянку и вручил Бершаду бинты.

– А где Греалор? – спросил драконьер, выдернув стрелу из раны.

– С ним хреново, – поморщился Роуэн. – Его порешили первым делом. Мол, раз он в доспехах, значит самый сильный. Ну, кроме тебя, конечно.

Роуэн подволок труп Йонмара к костру. Фельгор с Вирой подошли поближе.

Во лбу молодого барона торчала стрела. На лице застыло раздраженное выражение, будто его отвлекли от какого-то важного дела.

– Видно, у них было два лучника. Один подбил вот его, а второй – тебя, – хмыкнул Роуэн. – Повезло.

Бершад вздохнул, наклонился, сорвал с трупа шкуру ягуара, аккуратно свернул и положил в огонь, представляя, как пепел улетает к морю. Потом он вынул белую раковину из мешочка на шее и вложил ее Йонмару в рот. Даже души мудаков заслуживают помощи, чтобы не заблудились по дороге к морю.

После этого Бершад уселся на камень и, рассеянно потирая ноющую рану, погрузился в размышления. Эшлин говорила, что Йонмар во что бы то ни стало должен остаться в живых. Ну, тут не срослось. Бершад повернулся к Вире:

– Йонмар сказал, что собирается провести нас в Баларию через Таггарстан. Ты не знаешь, как именно?

Вира стерла кровь с кинжала и вложила его в ножны:

– Нет, не знаю. Вроде бы Греалоры с кем-то там договорились.

– Дай-ка мне его кошель, – попросил Бершад.

Роуэн сорвал с пояса Йонмара кожаный кошель и бросил Бершаду. В кошеле оказался дрянной нож, мешочек с двадцатью серебряниками, измятый пергаментный свиток и резная палисандровая шкатулка.

Первым делом Бершад развернул пергамент, прочитал, перечитал и недоуменно наморщил лоб.

– Ну, что там написано? – спросил Фельгор.

– Там написано: «Принеси это послание в „Семь якорей“, вручи его и плату таггарстанскому вампиру, и вас переправят в Баларию».