Красный Герцог

Вместе они достигли библиотеки. За массивными дверями, в полной тишине сидела Анна, по-прежнему читая книги. Она была укутана в тёмный плед, а в пяти метрах от неё тихо трещали поленья в камине. Кто-то успел о ней позаботиться, так как рядом на столе стояла кружка горячего чая. Его запах создавал легкую жажду и зависть у вошедших гостей. Анна медленно повернулась в сторону дверей и, увидев брата с его другом, радостно приветствовала вошедших.

- Что можешь посоветовать, малютка? - спросил Вольфганг, присаживаясь на соседнее от девочки кресло.

Анна закрыла книгу и, уставившись на книжные полки, начала вспоминать слова Эльвиры. Она жадно бегала глазами по разноцветным корешкам, но, не зная предпочтения юноши, начала перечислять всё подряд:

- Есть сказки, биографии, какие-то дневники от старых жильцов. О! ещё есть различные книги, написанные закорючками, и романы. - Анна каждый раз указывала пальцем на разные полки.

Вольф и Генрих принялись сами разглядывать полки, в надежде найти что-то сто́ящее. Они ходили из стороны в сторону, доставая книги и перелистывая их. Некоторые были настолько старыми, что лёгкого прикосновения было достаточно, чтобы их обложки начали осыпаться.

- Сестрёнка, ты говоришь, что есть дневники бывших владельцев замка, можешь показать? - простояв ступором несколько минут напротив одного из книжных шкафов, Генрих развернулся к девочке.

«Там, может быть, подсказка, почему жители Фюссена так ненавидят нас» - подумал Генрих. Анна моментально, словно проворная куница, вскочила на лестницу, что вела к высоким ярусам и поползла наверх. От её торопливого подъёма вся конструкция начала ходить ходуном и, испугавшись за свою сестру, Генрих вцепился медвежьей хваткой в деревянную лестницу. Он смотрел вверх, надеясь, что сестра, как можно быстрее, спуститься вниз. Анна взяла какую-то небольшую книгу серого цвета в бумажном переплёте и спустилась вниз. «Вот!» - радостно прокричала она, довольствуясь тем, что оказалась полезной. Генрих принял книгу и, в знак благодарности, потрепал сестру по голове. Та только посмеялась и ринулась под свой остывающий плед.

Юноши сели на диван рядом с девочкой. Генрих открыл дневник и начал читать его, в надежде что это прояснит всю ситуацию. Вольфганг взял первую попавшуюся под руку: «Медицинские аспекты свершения казней». Они сели в той же комнате и принялись изучать собранные книги. Крайне редко им приходилось брать в руки какое-либо чтение: Вольф всегда пропадал в полях и лесу, занимаясь сомнительными делами и предаваясь самым разным рассуждениям. Возможно, та книга являлась первой, в его руках.

- Ого! Генрих, ты знал, что при повешении, происходит не удушение, а излом шеи, так как удушение не гарантирует смерть, а может привести лишь к потере сознания от недостатка кислорода?

Офицер молча уставился на своего друга. Такая тема разговора показалась ему излишне грубой, резкой и жестокой, к тому же вместе с ними в комнате была и маленькая девочка, которой вовсе не следовало слушать подобные вещи.

Через пару минут, Генрих вернулся к книге. Он почти не читал в последнее время: письма, название на наклейках и вывесках, пара страниц дневника в желтой обложке - все его литературные путешествия за полгода. Ранее он только изредка читал книги у себя дома, и пару раз читал Анне сказки. Оба юноши боролись с желанием прекратить скучное занятие – оно было утомительным и непривычным. Было сильное желание встать с дивана и размяться. Только если Вольфганг боролся со временем, пытаясь чем-то занять себя, то Генрих решил всеми силами добиться наилучшего результата при следующей встречи с деревенскими жителями; от его планирования и поступков зависела безопасность и Анны. Сейчас у него в руках могла быть важная зацепка, и, это означало, что оставить чтение – всё равно, что сдаться.

Дневник был написан рукой брата предыдущего владельца замка, который открыто при всех, называл себя бароном, не имея при этом никакого на это основания. В начале описывалось долгое путешествие с южной части Англии, местами на карету автора и его спутников нападали различные бандиты и дикие животные; «скверное время» - думал Генрих. Автор описывал Норденхайн как непомерно огромный и запутанный собор, будто выстроенный специально для каких-то оккультных и тайных нужд. Он часто ссылался на высокий шпиль, который, – по его предположению, – должен был означать поднятую к небу руку просителя. В то время, жители соседней деревни дружелюбно отнеслись к новым соседям, и, даже были приглашены в гости на светский бал. Первая половина дневника не давала никакой полезной информации, кроме того, что жители Фюссена не всегда были агрессивными к жителям замка. Но, как и в жизни, произошёл переломный момент, и он был успешно задокументирован в записях.

Барон увлекался археологией и хотел найти сокровища, оставленные предыдущими владельцами. Наравне с братом он верил в религиозную задумку замка, и предполагал о том, что сам Норденхайн ранее принадлежал тайному культу. Барон днями пропадал в лесах, где со своей свитой искал различные пещеры и тайники. Спустя месяц утомительных поисков, ими был найден сундук с огромным количеством состарившихся и рассыпавшихся бумаг, драгоценным кинжалом из золота и чёрного железа, и один чрезвычайно необычный предмет. Автор описывает последнюю находку как платиновый куб с выгравированными религиозными, оккультными, символами и рунами, нарисованные в пунктирной манере, сам же куб насквозь проткнут десятком стержней из чистого золота. Конструкция находилась в спиралевидной клетке, состоящей из примесей металлов. Барон был опьянён этим артефактом, и несколько недель сидел в своём кабинете, не в силах оторваться от находки. Вскоре барон начал утверждать, что это ключ.

«Днями позже, моего любимого господина, и брата, настигла мучительная хворь; судороги и озноб сковывали его члены и разум. Несмотря на гнетущее состояние тела и духа, он не остановил свои стремления сиим артефактом, разглядывая и исследуя его вдоль да поперёк. Как брат, я был обязан следить за здравием господина, но моя скромность, и его отстранённость, не дали возможности вовремя взять сию ситуацию в свои руки. На семнадцатый день хворы он слёг. Брат не имел сил подняться с ложа! Но на следующем восходе светила случилось чудо, и, мой господин бродил по залам замка, без чудных намёков на ранее нездоровье. С того дня его сокровище никто не видел, и он даже перестал упоминать его в беседах» - говорилось на одной из страниц рукописи.

Дальнейшие странные события и увлечённость неким “артефактом” казались Генриху надуманными и преувеличенными. Дальше по рассказам барон становился холоден и жесток; паранойя медленно захватывала его разум, из-за чего и начала страдать соседняя деревня. Хозяин куба в течении нескольких дней самолично истребил половину населения. Его бой описывался как бойня, где он, наподобие легендарному и несокрушимому воину, стоял против целого десятка людей. Его не брали ни мушкеты, ни стрелы, ни мечи или вилы. Вернувшись с кровожадного похода, его подозрение в скором предательстве пало на семью. Кем бы он ни был на самом деле, чего бы ни боялся и ни пытался избежать, какие бы страшные события не описывались в дневнике, барон нашёл свою смерть от руки любящей дочери, которая заколола его в сердце, защищая свою мать.

Генрих прочитал весь дневник и получил ответ на один из главных вопросов. Жители деревни боялись что барон вернётся и устроит для них новую бойню. Деревенские воспитывали своих детей, и их детей, ужасным образом непобедимого чужеземца, что живёт в замке на горе. Несмотря на логичный, врождённый и укреплённый недавними событиями страх людей, Генрих не мог оставить гибель двух своих подчинённых без должного наказания. Прощение и мщение были полностью исключены. Генрих мог бы прибегнуть к справедливому суду, но боялся того, как к этому могут отнестись люди с обеих сторон. Через свой поток мыслей офицер ощутил, как по его ноге хлопнула маленькая рука.

- Пойдём, - сказала полушепотом Анна.

Генрих обернулся и увидел, как сестра тянет его за пределы библиотеки. Ему пришлось пойти вслед за ней, наблюдая через плечо как за окном заходит солнце. Вольфганг продолжал лежать в кресле, скованный крепким сном. На нём лежал недочитанный научно-мифологический трактат, что медленно скатывался с поднимающейся и опускающейся груди. Анна быстрым шагом шла по коридорам замка, знающе поворачивая в заученные и знакомые места. Маленькой рукой она крепко держала своего брата, будто опасаясь что тот может потеряться. Спустя несколько минут они вышли к задней части Норденхайна, где красовался большой дендрарий.

Зелёные деревья, пышные кусты, множество цветов, пруд и беседка. Все детали придавали этому месту особый вид, всё будто было украшено самой природой. Хаотичное расположение растительности, выложенные гравием дорожки, покрытый плющом каменный забор, пение птиц и журчание воды; маленькая дикость на территории старого замка.

- Смотри, - сказала Анна, показывая на запад, где солнце начало садится за горизонт.

Последние лучи проходили сквозь листву деревьев, свет отражался от поверхностей и проецировался на всё окружение. Светло-зелёные лучи поглотил стены замка, прозрачную воду в пруду, дорожки и кусты. Весь дендрарий светился и дышал; Генрих присмотрелся к деревьям и увидел, что к ним прикреплены маленькие разноцветные стёкла, что и создавали великолепную картину, искажая солнечные лучи.

Оглядываясь и восхищаясь окружением, Генрих ощущал прилив спокойствия и беззаботной радости. Он не сразу заметил, как Анна исчезла, ­– она стояла в метре от него, а когда он начал осматриваться, то бесследно испарилась.

- Хочешь поиграть? - громко спросил Генрих.

Только шум листвы от порыва ветра и журчание пруда дали ему ответ. Никакие тёмные мысли не посещали голову юноши, он был уверен, что его сестра хочет просто поиграть в прятки. Этот сад – идеальное место, где можно прятаться во множестве кустов и стволов деревьев. Генрих знал, что его сестра не будет жульничать в игре, и не станет перебегать от одного места к другому, а значит, рано или поздно он её найдёт.

- Ладно, я иду искать, - сказал Генрих, поддерживая улыбку.

Он начал ходить по гравийной тропинке, раздвигая руками ветки кустов и оглядываться, в надежде увидеть блеск маленьких карих глаз. Чем дольше длился его поиск, тем больший азарт получал юноша, ему уже не терпелось поймать сестру и показать, что он лучший игрок в прятки. Скорость ходьбы увеличилась, он уже не пытался скрыть свои шаги, перемещаясь с одного места к другому.

В кустах что-то зашуршало.

Генрих повернулся в сторону звука, и успел увидеть, как успокаивалась потревоженная листва. Улыбаясь от предвкушения победы, Генрих легким шагом подошёл к кустам. «Бедная Анна выдала себя. Как жаль, что сейчас я её поймаю» - думал он. В какой-то момент кусты перестали дёргаться, но было уже слишком поздно – Генрих давно узнал, откуда доносился звук. Протянув руку вперёд, чтобы отодвинуть гущи, юноша открыл рот и приготовился кричать что-то по типу: «попалась!»

Из кустов выпрыгнуло нечто оранжевое и небольшое. Генрих не ожидал, что на него кто-то выскочит, и, пошатнувшись, громко крикнул от удивления. Крик никто не услышал.

Лис. Дикое животное выпрыгнуло из зелёной гущи и, когда оно увидело человека, заверещало и нырнуло обратно в кусты. Его чёрные лапы с короткими когтями оставили глубокий след на дорожке, а плотная шерсть осталась висеть на острых и обломанных ветках. Ужасный вестник снова явился предупредить Генриха. Тревога нахлынула так же неожиданно, как и последние воспоминания о доме. Тогда юноша тоже видел лису, что спускалась со второго этажа дома. Мама. Анна. Генрих ринулся в кусты за мерзким животным. Пробираясь через ветки, что разрезали кожу на лице, он обнаружил зияющую дыру в каменной стене, которая окружала Норденхайн. Однажды юноша уже пошёл за лисой и узрел страшную правду о матери. Сейчас он собирался не допустить очередной трагедии.

Животное успело улизнуть за пределы ограждения и уже смогло скрыться из виду. У офицера не представлялось возможности выследить зверя. Генрих не хотел терять время и направился через дыру за пределы периметра, где вниз по склону горы царил дикий лес. Оказавшись один на один с природой, Генрих начал осматриваться. Он искал любые следы своей сестры: нечаянно слетевшая туфля, порванный клочок платья, сломанные ветки кустов или следы на земле.

- Анна! - кричал Генрих.

Он всеми силами пытался позвать свою сестру. Услышать хотя бы легкий шепот или отдалённый крик, ознаменовавший что она жива. Он кричал и кричал. Существовал риск перенапрячь связки и забыть на несколько дней о возможности безболезненно говорить. Юноше было всё равно, он был готов получить любые раны, взять на себя любую беду, лишь бы найти любимую сестру.

Он блуждал больше получаса по лесу. Страшные мысли и предположения бурным потоком поражали его. Голова кружилась, а ноги не слушались. Он запинался об корни деревьев, падая навстречу земле. Если бы Анна оставалась в пределах замка, она бы давно откликнулась на зов брата. На такой душераздирающий крик мог откликнуться любой, даже тот, кого и вовсе не ждут встретить.

Лес никак не жалел своего гостя: ветки царапали кожу, корни и камни отбивали ноги. Вечер подходил к концу, тени сгущались, и, из земли росли страшные образы, скрываясь в тенях деревьев. Весь этот древний страх тянулся к юноше. Последние надежды на удачный поиск испарялись, Генрих был готов похоронить себя в этом лесу. Если Анны не станет, не станет и его самого. Упав на колени он облокотился об одно из толстых деревьев, что уже много веков росли в лесу и служили домом для огромного количества зверей. Норы, дупла, ветки - всё дерево было как огромный отель для животных. Генрих плакал, он не мог сдержать свои слёзы, он сдавался. Издав последний неистовый крик и вложив в него все силы и горе, офицер начал бить кулаками в беззащитное древо. Нанося один удар за другим, он ощущал ужасную боль, что нарастала в его кулаках. Но он продолжал бить и бить, будто этот акт слепого гнева способен вернуть его сестру. Облокотившись на дерево, юноша соскользнул с окровавленной опоры. Смола и кровь создали ужасную смазку, которая покрыла весь столб и костюм Генриха. Дрожащими руками он взялся за свои колени и свернувшись калачиком начал плакать. Ничего не оставалось кроме боли. На себе он ощущал осуждающие взгляды животных, чей покой он посмел нарушить.

Какой был смысл что-то продолжать, на что-то надеяться, бороться, когда единственное, ради чего жил Генрих исчезло. Единственный смысл жизни, маленькое сокровище в дрожащих и испуганных руках ускользнуло. Это было жестоко, жалко. Генрих хотел раствориться в земле, в которой он лежал. Давно исчез отец, потом мать, теперь Анна, остался только Генрих. Он был готов отдать всё, сделать что угодно, лишь бы его сестра осталась жива и невредима, ведь она являлась последней частью его семьи, последним воспоминанием о том, что жизнь когда-то не была такой мрачной и жестокой.

«Твоей сестры здесь нет. Может быть она еще жива, не время сдаваться!» - прозвучал голос его старого друга в голове. Так говорил Вольфганг, в тот день когда Генрих похоронил свою мать, сжёг дом и обрел новый смысл жизни. Этот клочок воспоминания был как свет маяка в тумане. Он показывал правильный путь. Желанный путь.

- Не время сдаваться! - повторил про себя Генрих.


Облокотившись руками на мокрую почву, он смешал землю с кровью, что капала из разбитых кулаков. Постояв минуту и собравшись силами, ему удалось отправиться на дальнейшие поиски. Теперь он не кричал – силы окончательно покинули его, он молча шел вперёд, ломая хрупкие ветки. Словно опьянённый, он ощущал все свои чувства ненастоящими, надуманными и отдалёнными. Будто наблюдал эту картину в своём воображении, читая старую книгу.

Что-то маленькое лежало на сырой земле, настолько маленькое, что в начале походило на животное, на полевую мышь или белку. Сократив дистанцию, Генрих увидел туфельку. Маленькая обувь поместилась у него в руке, коричневый шлепанец, детский. Трясущимися руками, Генрих сжимал свою находку, ещё сильнее испачкав её. Каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего, юноша боялся найти другой след.

Офицер остановился, вдали от себя он видел, как у старого дуба стояла маленькая девочка в тёмно-синем платье. Такого же цвета, как и шторы в комнате Анны. Видение стояло и смотрела на верхушку дерева, пытаясь что-то увидеть. «Уходи…» - сказал Генрих полушепотом. Тратя последние силы на попытку избавиться от назойливой галлюцинации, созданной его измученным сознанием. «Уйди!» - сказал он громче, но не смог выдавить из себя даже жалкое подобие крика. Генрих никак не верил, что там могла стоять его сестра, в этом выдуманном платье, с таким запоминающимся, болезненным цветом. Девочка развернулась и, увидев Генриха, побежала к нему, вскинув руки перед собой. Ощущение толчка вернуло Генриха в реальный мир. Эта была не иллюзия, не мираж. Это было что-то настоящее. Живое. Он направил глаза вниз и наконец признал в девочке свою сестру. Живую и здоровую. Юноша упал на колени и обнял её. Он плакал ей в плечо, а она не понимала причины. Она не знала, что её уже успели похоронить.

Уткнувшись лицом в маленькие плечи, Генрих чувствовал, что утыкается в маленькие клочки грязи. Некогда ярко-голубое платье стало тёмно-синим из-за детской непредусмотрительности и неосторожности. Генрих был рад, осознавая, что ошибся.

- Пошли домой, - сказал он шепотом ей на ухо. Генрих наконец назвал это место своим домом. Не «замок», не «Норденхайн», а дом - такое тёплое и успокаивающее слово.

Взяв Анну на руки, он направился обратно откуда пришёл. Вдали он видел высокий шпиль единственной башни и возвращался назад по этому ориентиру. Анна всё время не отпускала своего брата, заключив его в крепких объятиях. Она была напугана его состоянием и ощущала на себе вину за это. Её пугало всё в нём: его взгляд, бешеное сердцебиение, дрожащие окровавленные руки, что периодически ослабевали свою хватку и, словно ветки, вонзались в мягкую кожу, его тяжелое дыхание и красный нечеловеческий глаз. Она всегда хотела быть как в сказке, но она не ожидала, что её брату будет уготована роль не принца на белом коне.

Почти весь путь она повторяло одно: «Прости, прости меня». Генрих почти не слушал её, – ощущение маленького тельца на руках опьяняло разум, в голове застрял пульсирующий шум, было ощущение, словно танк проехался по голове офицера.

Возвращаясь к каменным стенам, пришлось приложить много усилий чтобы удержать девочку на руках. Внутрь можно было только проползти через дыру, и Генрих не хотел искать другой путь. Опираясь на разодранный кулак, Генрих всаживал себе в рану камни и щепки, что под весом тела уходили глубоко в кисть. Выбравшись из кустов он увидел, что в дверях замка стояла целая толпа. Вольфганг, Эльвира и его солдаты; почти все стояли с оружием в руках. Среди них был даже Франц, который успел вернуться из города. «Убрать оружие», - приказал Генрих своим безмолвным жестом, и все успокоились. Эльвира подбежала к офицеру и хотела взять девочку на руки. Анна сопротивлялась, она кричала: «Нет! Нет!», и ещё сильнее вцепившись ногтями в шею своего брата. После пары попыток снять девочку, Эльвира остановилась. В её глазах читалось беспокойство за обоих. Девушка попросила Генриха пройти внутрь.

Ведомый незримыми нитями, Генрих направился в первое помещение, что пришло ему на ум – библиотека. Камин всё ещё горел - удивительно долго для маленького количества дров. Генрих не стал снимать свою сестру или усаживать её на отдельное место. Он сел вместе с ней. Девочка всё никак не хотела отпускать его. Юноша слышал, как она дышит ему прямо в исцарапанную шею. Этот звук напрягал Генриха, но всё же был не так неприятен, как ноющая боль во всём теле.

Сопроводив пару в библиотеку, Эльвира сразу же покинула их; Генрих сидел и смотрел на огонь. Красные языки пламени гипнотизировали его. Анна по-прежнему висела на его шее, ни на мгновения не ослабевая хватку. В библиотеку вошёл Вольфганг и остальные солдаты, они все столпились вокруг своего офицера, наблюдая за ним. Волновались они или как хищники наблюдали за своей добычей, чтобы атаковать в удобный момент, - Генриху было всё равно, оставшиеся у него силы он тратил на то, чтобы сидеть ровно и не терять сознание.

Вернулась Эльвира, она несла с собой в охапке целую кучу различных медикаментов и бинтов. Разложив всё на столе, она принялась осматривать своих пациентов. Никто за последнюю пару дней не посещал её так часто, как эти двое.

Разбитые кулаки, свисающие с них куски кожи, много крови и грязи. Потребовалось большое количество спирта и бинтов, чтобы обезопасить офицера от возможных последствий. Усиленное сердцебиение, сильный стресс, повышенное давление - укол успокоительного и болеутоляющего; рекомендация постельного режима и полного спокойствия. Генрих только ухмыльнулся услышав это, его планы противоречили полученным рекомендациям. Завтра был важный день, не время для “постельного режима и полного спокойствия”. Ни он один был разочарован в этих словах, все солдаты ожидали предстоящего похода в Фюссен, и ответ офицера их воодушевил. С Анной всё было проще: пара ушибов, маленькая ссадина и лёгкий шок. Вся испачканная в грязи она висела на брате, оставляя глубокие порезы своими неподстриженными ногтями.

Препараты начали действовать, и боль наконец-то отступала, сердцебиение замедлялось, возвращаясь к привычному темпу. Анна это почувствовала и отпустила своего брата. Она подняла на него свои глаза, красные от слёз. В них читалось простое и невинное «извини». Генрих натянул нелепую улыбку и поцеловал сестру в лоб. Эльвира села с Анной и начала её успокаивать. Генрих сидел рядом, пока девочка не уснула. Она так и не сообщила, почему сбежала, но это уже мало волновало юношу. Анна вернулась, живой, и это было главное.

Окружение знакомых людей, треск костра, тепло - прекрасное сочетание для крепкого и быстрого сна. Офицер позже покинуть Анну и Эльвиру, молчаливые взгляды всего отряда намекали - требуется очередное собрание.

Выйдя из библиотеки, Вольфганг остановил своего друга. Генрих вопросительно смотрел на него, ему протянули пару кожаных перчаток.

- Спрячь руки от сестры, - сообщил Вольф.

Ужасная картина в какую превратились его кулаки, заставляли всех нервничать. Генрих смотрел на них, ему самому был неприятен этот вид, но он ничего не чувствовал, будто это не его руки. Генрих всё же согласился надеть перчатки поверх бинтов.

- Теперь ты прям как Руперт, - произнёс Франц.

Именно как тот, кого Генрих ненавидел. Они оба сейчас походили друг на друга.

Весь отряд пошёл дальше, Франц шёл впереди, он ввёл всех остальных. «Хочет продемонстрировать груз» - догадывался Генрих. Чутьё его не обмануло, во дворе стояла машина, схожая с той, на которой они ехали в Норденхайн. Легковой автомобиль без крыши, с низкими стёклами, толстыми шинами и тонким корпусом. При иной конструкции Фенриг мог бы выжить. На заднем сидении и в багажнике был целый склад: папки с документами, пара противопехотных мин, пара коротковолновых раций, зажигательные смеси, патроны и небольшая сумка. Внутри сумки были деньги, небольшие стопки бумажных банкнот, связанные бечёвкой.

- Зачем? - спросил Генрих, демонстрируя крупную пачку Францу.

- Если надо будет что-то купить у местных.

- Ничего мы не будем покупать у местных! - отрезал Годрик.

Франца сразу ввели в курс дела. Он был также обозлён и шокирован, и, даже обрадовался, что добрался без происшествий, иначе случайно предоставил бы жителям деревни немаленький запах вооружений и информации. Вернувшись на машине, Франц стал новым водителем; завтра он повезёт всех в деревню, где займутся поисками.

- Идите спать, завтра будет тяжелый день, - сказал Генрих, взяв с собой папку документов. Он развернулся и не спеша направился в кабинет.

- А с этим что? – неожиданно спросил Вольфганг.

Генрих обернулся и увидел, как солдаты столпились у машины и начали выгружать всё остальное. Их трудолюбие позабавило Генриха и, недолго обдумав все помещения, он предложил им обеденный зал слуг, – самая посещаемая комната в центре замка, лучше, чем погреб. Все вещи вынесли, а машину загнали в старое крыло, что ранее служило конюшней, а теперь стало домом для совершенно нового транспорта.

Поднявшись в свой кабинет, офицер приготовился к изнурительной и долгой бумажной работе. Учитывая, что в полдень они выдвинутся к деревне, ему нужно как можно быстрее ознакомится с материалом из штаба. Он должен хотя бы минимально ориентироваться в документах, чтобы при необходимости оперативно находить нужную информацию. Мягкое кресло позволило удобно расположиться за рабочим столом. Большая стопка документов на столе напоминала аналогичную картину в кабинете Манфрэда. Появилось лёгкое ощущение дежавю. Было бы довольно странно, если в кабинет войдёт другой солдат и начнёт монолог об операции и необходимости проверки оружия.

Раскрыв первую папку, Генрих обнаружил запечатанное письмо, адресованное ему.

Письмо было написано рукой лейтенанта Диди, и в нём он сочувствовал сложившейся ситуации, и, просил Генриха не совершать опрометчивые поступки. «У нас нет возможности предоставить тебе подкрепление и поддержку; пару месяцев тебе придётся провести в полной изоляции. Не делай ошибок, проведи суд и арестуй виновного, не больше. Тебе желательно жить с жителями Фюссена дружно, чтобы вы могли сосуществовать» - говорилось в письме. Закончив чтение, Генрих скомкал бумагу и выбросил в ящик стола, туда же, где видел драгоценный нож. Может быть Генрих и хотел всё сделать как в письме, но сильно сомневался в том, что всё может пойти так легко.

Документы представляли собой собрание различной информации о жителях, а это именно то, что было необходимо офицеру. Генрих читал кто кому приходится братом, сестрой, отцом, дядей: обычные семьи с описанием каждого представителя до третьего колена, даже была информация, кто куда переезжал и где работал. Больше всего офицера интересовала информация о наличии сельского транспорта. Техника имелась у трёх людей, последняя опись была летом прошлого года. Генрих внимательно запомнил дома и где найти эту информацию. Он также обратил внимание, что шестьдесят процентов населения были отправлены на войну. «Теперь понятна ещё одна причина их возмущения при виде военных». Оставался только один вопрос: как они узнали о конвое? Об этом могли знать только люди из военного штаба и Эльвира. Только для доктора это было бы рискованным, ведь она не знала, кто именно приедет, и когда это будет. Кто-то из жителей или их родственников мог работать в штабе, но и такой информации не было. Были записи того, что несколько человек работали в городе, но они не причислялись к военным объектам. Даже была информация того, что у этих людей имеются квартиры рядом с местами работ. «Может быть подслушали», - промелькнула мысль в голове Генриха. Чем дольше он сидел за столом, перебирая огромное количество бумаг, тем тяжелее становились его веки. Вскоре его начало клонить в сон.

Присмотревшись к документам, юноша пришёл к выводу что жители ничем опасным или подозрительным не занимались. По большей части они вели себя спокойно, несмотря на недавние события. Отложив нужные страницы в сторону, Генрих отклонился на спинку кресла. «Боже… Анна...» - сказал он себе шепотом. Теперь офицер остался один на один со своими мыслями. Произошедшее в лесу всплывало в голове, действие медикаментов заканчивалось. «Я должен тебя защитить любыми способами», - размышлял он вслух. В лесу на его сестру могли напасть дикие звери, и всё могло окончиться гораздо печальнее.

Тишину комнаты, и кружащие в голове Генриха мысли прервал стук. Дверь в кабинет отворилась и, за ней показался Вольфганг. Пройдя через темноту до стола своего друга, юноша остановился, осматривая офицера.

- То, что произошло сегодня - ужасно, - начал он, направляя взгляд на окна, откуда доносился шум развивающейся на ветру листвы. - Мы все испугались... Тебе стоило позвать кого-нибудь!

- Вольф, - тихо произнёс Генрих, перебивая своего друга, - если со мной что-то случится, позаботься об Анне.

- Обязательно.

- Ты отлично показывал себя ещё задолго до Керхёфа. Думаю, у тебя получится это лучше, чем у меня…