Красавица

– Шемус! Шемус, вернись сейчас же! – бессильно крикнула Мора.

Поднялся ветерок, и розы закачали головками, задвигали колючими стеблями.

– Шемус!

Мора задышала так быстро, что стиснуло грудь. Неужели опять видение? Но нет, вокруг было тихо и темно, и только ужас сдавливал Мору все крепче, будто невидимый мобус схватил ее невидимыми руками и пытался расплющить ей кости…

– Шемус… – бессильно прошептала Мора, бросив взгляд в сторону магистрали.

Там, в просвете среди зарослей, разливался свет. Туда убежала Ица, и где-то там, возможно, бродил Рей. Был ли он так же безумен, как эта девчонка, или он мог дать ответы на вопросы Моры? Она не знала. Что она знала наверняка, так это то, что никаких доносов госпоже Ли допускать нельзя. Ица или нет – если из-за Моры родителей и Зикку отправят на Третье кольцо, она этого себе никогда не простит.

Мора развернулась и двинулась обратно.





* * *


Откуда Ица раздобыла новую черепаху, Рей не знал, но в том, что челнок возле храма именно ее, не сомневался. На город опускалась ночь, вокруг никого не было, лишь пустота и тишина. Изредка еще пролетали по транспортному пути черепахи, свистел, проносясь следом, ветер, и Рей машинально выглядывал наружу. Он забрался в кабину и устроился прямо на полу, за креслом пилота. Рей надеялся, что Ице надоест прятаться и она вернется в челнок, а он ее тут же схватит.

Но треволнения дня утомили его, челнок мягко покачивался с боку на бок, не хуже колыбели. В конце концов Рей заснул прямо на дне кабины, и план его потерпел крах. О том, что Ица к черепахе так и не вернулась, он не узнал. Он проснулся от резкого толчка и одновременно от яркого луча света, кольнувшего его прямо в левый глаз.

Распрямившись, он сонно заморгал. Свет падал из узенького окошка, устроенного под округлым потолком какого-то ангара. Купол челнока был задвинут, хотя к панели управления он не прикасался.

– …Бросают поперек магистралей, и хоть бы хны. Вообще никакой управы. А пока на заказе, челнок ведь с места не сдвинется. Нет, ну ты только подумай…

Рей машинально присел, а потом выглянул через край кабины наружу. По проходу шли двое мужчин в синей рабочей форме, а сам проход… Рей чуть не ахнул. Черепахи, одна за другой, стояли, замерев в синхронной неподвижности, десятки, сотни носов равнялись друг на друга как по линейке… Небесные черепахи – и заперты в этом ангаре, как рыбешки в поганой банке!

– Да всё студенты эти тупые. Пока своего ничего не появится, ответственности не научатся. Взрослые лбы, а в мозгах ветер.

– А все потому, что патрули ни Бездны не делают. Вот если бы они штрафовали как следует…

– Так у этих лбов и папочки, и мамочки по министерствам. Таких попробуй штрафани.

– Ну, это кого как…

Рабочие приблизились к Рею и занялись осмотром черепахи напротив – она все еще машинально двигала ластами, как будто не налеталась.

Рей решил, что он проснулся от толчка, когда его челнок заехал в этот гараж. Вероятно, его черепаха вернулась одновременно с другой и, когда закончат с челноком напротив, придут с осмотром и к нему… Нужно выбираться, и побыстрее!

Прижав ладонь к сенсору, Рей зажмурился: только бы купол попался не скрипучий. Купол начал бесшумно отъезжать, и Рей выдохнул. Не дожидаясь полного открытия, он протиснулся в щель и съехал по краю панциря с другой стороны, но зацепился носком ботинка за стык в панцирном рисунке и плюхнулся плашмя на юсмий.

– Ты слышал?

– Да вроде нет…

– Как будто что-то шлепнулось.

– Поменяли же смеси еще на той неделе!

– Если опять челнок отрубило, Ориус нам головы снесет.

– Пусть лучше лаборатории головы сносит. Это они с составами химичат, а мы при чем?

– Пошли посмотрим.

Втянув голову в плечи, Рей проскочил в проход между челноками и, стараясь не топать, пробежал вглубь зала. Большинство черепах дремало: у кого-то глаза были закрыты полностью, у кого-то – только наполовину, и казалось, что они наблюдают за Реем. Он машинально погладил на ходу прохладный, твердый ласт одной из спящих черепах – та не пошевелилась.

Какие идиоты… Небесным черепахам нужны воздух, свет и пространство. А их держат взаперти, расставили по расчерченным клетушкам на полу, как какие-то бездушные механизмы… Впрочем, тут же припомнил Рей, его отец тоже особо не возился со старыми моделями – держал их в старом ангаре, приговорив к медленному угасанию. Та древняя черепаха, которую украла Ица, хотя бы повидала напоследок Бездну.

А что, если погибших черепах привезли сюда? Но вряд ли их стали бы держать вот так запросто – с живыми челноками, на обозрении рабочих. Нет, они точно не здесь. Но где же?..

Голоса рабочих затихли вдали; Рей пробежал до самого конца зала, оставшись незамеченным. Он надеялся, что сможет выбраться, но двери перед ним оказались закрыты, зато напротив дверей виднелся проезд – ворота на нем распахивались сами собой, когда перед ними застывала черепаха. Но чтобы добраться до выхода, нужно было снова пересечь весь зал, причем пройдя мимо рабочих. Рей шепотом выругался, и тут за дверьми что-то загудело и щелкнуло.

Рей юркнул за ближайший челнок – массивную бурую черепаху с гигантской кабиной, вероятно для массовых перевозок. Черепаха даже не шевельнулась: ее веки были склеены, а морда казалась каменной.

Двери распахнулись, и за ними долго никто не появлялся. Рей уже подумал, что его заметили по камерам, хотя никаких линз под сводами зала не увидел. Пользуются ли местные такой оптикой? Или, может, сработало какое-то другое следящее устройство и за ним уже идут?..

Когда из-за дверей наконец появилась фигура, Рей не поверил своим глазам.

– Ица! – выдохнул он, подавшись вперед.


Неужели бывает такая удача?.. Но Ица повернулась к нему, и Рей застыл на половине шага.

Сначала в глаза ему бросилось ярко-красное, незнакомое платье. В лабораториях наблюдателей Ица стащила белый халат и сменила на него летную куртку Рея. Халат подходил ей куда больше и, застегнутый на все петельки, закрывал даже колени. Но теперь она была одета в совершенно невероятное, слишком броское, слишком хорошо на ней сидящее платье, которое вряд ли можно было стянуть где-то походя. И волосы у нее были теперь куда длиннее – по лопатки. Но то, что это не Ица, Рей понял благодаря тому, что половину знакомого лица занимала непонятная отметина.





Глава 21. Семейный отсек




После жесткой посадки на острове в голове у Ицы все перемешалось еще сильнее. Она то и дело чувствовала пульсацию в висках и тошноту, но их удавалось прогнать, глубоко подышав. Хуже было другое: если раньше Ица точно знала, зачем ей лететь на остров, то теперь ей стало казаться, что она никогда отсюда не улетала. А может, так и есть?

Теперь ей чудилось, что не было ангара из дроковых шкур, не было резервуара и странного смущения на лице Рея, когда он увидел ее впервые, не было Наблюдательных лабораторий и полета по Бездне. Ице казалось, что все это было в другой жизни – в чьей-то чужой. Все это было дурным сном, наваждением, какой-то шуткой – вполне возможно, иллюзией или голограммой. И, дыша прохладным ночным ароматом Первого кольца, Ица все яснее и яснее понимала, что этот остров – ее дом. Ведь он ей уже являлся в этих странных зеленых искорках. И уж это видением не было. Это было реальностью.

Нет, Рей не мог ее создать, ее суть – совсем другая. Ица поняла это, когда прижалась щекой к Древу: его сила забилась в ее сердце, отзываясь, перекликаясь, чувствуя родную кровь… Да, оно ее отвергло, назвало ее чужачкой, но Ица знала: Древо ей лжет. Древо создавало таких, как она, – тех, кто рождался на этом отчужденном острове. Ица походила на здешних людей как две капли воды. Она с ними – одно целое. Один вид. Один народ.

Ускоряя бег по ночной магистрали, залитой тускловатым искусственным освещением, она знала: она дома. Только вот Первое кольцо ее дом не полностью, а это значит, что нужно спуститься на Второе и там найти свою семью. Обнять их наконец, потому что раньше она этого почему-то не делала. Восстановить справедливость. Ведь если ее не приняло Древо, то уж родные отвергнуть точно не могут.

Ица с легкостью избавилась от гвардейцев, преградивших ей путь на заслоне. Она сталкивалась с этими типами в форме не первый раз, и один их вид теперь раздражал ее донельзя. Она бы свернула шеи всем и каждому, чтобы не кричали ей какую-то ерунду, не лезли под ноги и не направляли на нее арканитовые дубинки. Разряда она не боялась: первый раз, когда ее приложил один из гвардейцев на пути к Древу, она только взбодрилась. Но ее бесило нахальство, с которым эти люди в форме на нее набрасывались. Агрессия ей не нравилась.

– Злиться вредно, – сказала она, сворачивая шею последнему из гвардейцев на заслоне.

Она бы добавила, что неплохо бы поучиться взаимному уважению и, опционально, любви (она разбиралась в этой теме не очень хорошо, но интуитивно уже усвоила, что любовь – это что-то очень хорошее), но стражи лежали под ее ногами, как переломанные игрушечные солдатики, и Ица только пожала плечами: они все равно уже не слушали.

Заслон мутно и загадочно колыхался в отсветах фонарей. Ица прикоснулась к столбику арканитовой системы, и пелена в арке контрольно-пропускного пункта стала истончаться. И зачем разделять остров такими оградами?..

Когда Ица шагнула на ту сторону, тревога поднялась не сразу. Солдаты ее пропустили молча – вероятно, дважды проверять документы никому в голову не приходило. Но когда заслон за ее спиной не затворился, кто-то бросился в проход, закричал, а потом замигали какие-то лампы, зашумели передатчики…

Ица не оборачивалась и только ускорила шаг, настил загрохотал под ее ногами металлом. Она умела быть очень быстрой, когда хотела, а еще она была просто девчонкой. Разве могла она быть причастной к устранению всех тех людей за заслоном?..

Второе кольцо Ице не понравилось. Здесь совсем не было зелени и воздух казался спертым, лишенным оттенков. Здесь не было просторных проездов и широких пешеходных улиц, вместо них – только бесконечные листы металла под ногами и крыши, которые ступенями спускались в Бездну. Здесь не было и уютных жилищ с собственными участками земли, да и вообще земли не было, только крыши, а под ними – ячейки с дверьми и окнами, в которых, очевидно, ютились здешние жители. Ицу взяло негодование: она поверить не могла, что всю свою жизнь провела в таком вот улье, да еще и взаперти. Но, спускаясь по лесенкам меж крыш и минуя ярус за ярусом, Ица улыбалась все шире и шире. Почему? Ица не понимала. Ее раздражало Второе кольцо, и это чужое, ноющее где-то под ложечкой чувство ностальгической тоски, щедро перемешанной с непонятным ликованием, сбивало ее с толку. Откуда в ней столько ощущений и почему они так странно расслаиваются, как будто часть их совсем ей не принадлежит?.. Почему ей все время кажется, что ее сознание двоится?

На одном из нижних ярусов жилых ячеек, у алтаря, на котором догорали еще не задутые ночным ветерком свечи, она остановилась. На краю короба, в котором стояли фигурки, заваленные объедками, сидел одноглазый ворон. Вцепившись кожистыми, суставчатыми когтями в дерево, он возил длинным сверкающим клювом по объедкам, вытаскивал то одну корку, то другую, отбрасывал негодные, снова зарывался в мусор… На Ицу он уставился, наклонив голову, и его единственный глаз прошил ее насквозь.

– Пошел в Бездну! – буркнула она.

Но ворон не двинулся. Ица ловким и точным движением ухватила его рукой и вжала в алтарь. Распахнулись и захлопали крылья. Посыпались под ноги корки и свечи.

Вообще-то Ицу немного восхищало собственное тело. Она как будто сама еще не знала, на что способна, где ее границы, где пределы возможностей. Стоило ей только о чем-то подумать, как тело уже слушалось – ни сомнений, ни анализа, ни угрызений совести.

Ворон лежал среди объедков неподвижно. Фигурки божков разметало по сторонам – теперь Ица поняла, что это такое. Нет, к Сети она подключиться так и не смогла, зато само собой всплыло воспоминание. Как будто свое, но чуточку чужое. Опять это дурацкое раздвоение сознания…

Разворошенный алтарь с потухшими свечами и лежавшей поперек мертвой тушкой птицы смотрелся затейливо. Почти произведение искусства. Ица усмехнулась иронии: поверженные божки и мертвая священная птица – это ли не знак их конца?

Она выдернула из крыла мертвого ворона перо, и тут позади донеслись крики, топот и шум. На Втором кольце по пути сюда она не встретила ни единой живой души – конечно, была уже ночь, но здешние люди, кажется, совсем не знали толку в развлечениях. Те же, кто спешил сейчас сюда, искали вовсе не увеселений.

Положив ладонь на арканитовый замок ближайшей жилой ячейки, она вскрыла запор и зашла внутрь. Потом аккуратно прикрыла за собой дверь и заперла ее. Ей не хотелось, чтобы ее отвлекали во время сердечной встречи с семьей.

В отсеке было тихо и темно. В комнате мерцало прямоугольное окно со скругленными углами, а по обе его стороны поблескивали связки оберегов. Подойдя поближе, Ица разобрала бусинки, продырявленные стекляшки, какие-то черепки, кусочки пластика и перья. Улыбнувшись и напевая себе под нос, она принялась вплетать в амулет перо, которое выдернула у ворона. Оно должно было придать этому оберегу особенный штрих.

– Зикка?

Шлепая босыми ногами по полу, в комнату вышла женщина. Она сонно ежилась и куталась в тонкий халатик из какой-то дешевой ткани.

– Зикка, ты?.. – повторила она, роняя руки вдольтела.

Ица развернулась к окну, и отраженный свет от нижних ярусов, видимо, прорисовал ее лицо.

– Не Зикка, – выдохнула, почему-то всхлипнув, женщина.

– Мама, – пробормотала, пробуя на вкус это слово, Ица.

Она подошла поближе и протянула руку – ей ужасно хотелось обнять эту женщину, хоть она и не понимала причины этого порыва.

– Мора?

Женщина уже шарила позади себя в поисках сенсора – Ица это поняла. Та могла бы воспользоваться и голосовым управлением, но почему-то не стала. Может, у нее пересохло во рту или отказали голосовые связки – Ице казалось, такое возможно.

– Не надо, – попросила она.

В ней боролись два чувства: понятная, явственная неприязнь (если эта женщина включит свет, то огни из-под входной двери непременно привлекут внимание гвардии, к тому же она назвала ее чужим именем – кто такая Мора, Ица не представляла) и странная, иррациональная нежность. Сейчас Ица почти забыла, зачем сюда пришла и почему называла про себя это место семейным отсеком, ведь у нее никогда не было семьи и быть не могло! Или все же могло?.. В голове у нее все окончательно перемешалось.