Красавица

– О поцелуе забудь.

Мора даже не поняла, серьезно он или пытается пошутить. У нее так колотилось сердце после побега с арены, что мысли путались. А Тай, как будто желая добить, сказал:

– Целуешься ты, кстати, так себе.

Челнок мягко причалил к мачтам у ворот, и Тай тут же выскочил, ловко перемахнув через бортик кабины. Руку он Море не подал, и в главный корпус через сад она тоже шла в толпе без него.

«Так себе»? Да когда он вообще успел разобраться? Не говоря уже о том, чтобы дать разобраться Море…

– Не знаешь? Разве можно не знать, нравится парень или нет? – наседала Хенна.

Мора снова повела плечом. От поцелуя – да и от всего остального – у нее до сих пор голова шла кругом. Зачем сначала целовать, а потом говорить, что все это было ошибкой? Или поцелуй входил в праздничный комплект как бонус и не значил ничего особенного? А если бы и значил, хотела бы этого Мора или нет? Она не понимала. Единственное, что она знала точно, так это то, что ничего, кроме недоумения, поведение Тая у нее не вызывало.

И правда, лучше обо всем забыть.

– Целовались? – деловито спросила Хенна.

Мора глубоко вздохнула, и Хенна тут же все поняла.

– Вот как. Ну… Не буду говорить, что я нашла бы тебе парня в три раза лучше… Что случилось, то случилось. А теперь давай-ка по порядку.

В ее голосе звенело любопытство и что-то еще – Мора не разобрала.

– Нечего рассказывать. Взял и поцеловал, когда появилась звезда.

– Романтично…

– Совсем не романтично. Потом он сказал, что ошибся и что целуюсь я плохо.

– Так и сказал?

– Ага.

Мора быстро глянула на тот конец зала, через головы других студентов, но Тая не нашла.

– А может, он почувствовал что-то не то? – предположила Хенна, следя за тем, как Мора сжимает и разжимает кулаки.

Мора выдохнула и положила ладони на колени.

– Что-то не то? Наверняка. Передумал.

– Может, испугался?

– Меня? Это, конечно, был мой первый поцелуй, но мне почему-то кажется, бояться там было нечего.

– Первый? – Глаза Хенны вспыхнули. – Ну и дела…

Мора прикусила губу. И кто ее за язык тянул?

– И что ты почувствовала? – не отставала Хенна.

– Ничего, – буркнула Мора.

– Ничего? – удивилась Хенна. – Совсем-совсем?

– Ну… Это было внезапно. Но ничего особо приятного я не почувствовала.

– Так, может, тебе кто-то другой нравится?

Мора отвела взгляд. Может, и правда?.. Она снова некстати вспомнила неправильное, живое лицо Рея и прикрыла глаза. И почему он никак не идет из головы? Она не видела его вживую, она не знает, какой он. Или знает? Она ведь успела рассмотреть не так уж и мало… Но все это не важно, потому что она понятия не имеет, существует ли Рей на самом деле.

Мимо прошла, перешептываясь, компания девиц, и, безотчетно проследив за ними, Мора скользнула взглядом чуть дальше и вздрогнула. Привалившись к колонне и сложив руки на груди, на том конце зала стоял Парр. Он разглядывал Мору долгим, внимательным, непонятным взглядом, и что значило его выражение лица, его сжатые зубы и сощуренные глаза, она не поняла.

Хенна и тут перехватила ее взгляд.

– Только не говори, что тебе нравятся плохие парни.

Мора отвернулась. Ей вообще никто не нравился, а разговоры про отношения не только не отвлекли, но и начали раздражать. Неужели Мора ошиблась, а Хенна и правда не умеет думать ни о чем другом? Она так оживилась, когда Мора рассказывала ей про поцелуй, как будто ничего увлекательнее в жизни не слышала! И вообще, это не Мора смотрела на Парра, а он на нее. Или, может, он разглядывал Хенну и это она ему нравится? Но если так, то и на фестиваль Парр пригласил бы именно Хенну…

– Ну так что? – допытывалась та. – Может, ты положила глаз на Парра?

Хенна смотрела на Мору так, как будто то ли очень боялась услышать «да», то ли очень хотела.

– А ты сама? – тут же сощурилась Мора.


– Я? – Хенна широко улыбнулась, пожалуй, даже слишком широко. – Ну вот еще. Он, конечно, красавчик, но связываться с таким себе дороже. Он, говорят, тот еще бабник.

Внезапно по залу прошло волнение: двери распахнулись, и в сопровождении группы преподавателей вошла директор.

– А вот и госпожа Ли, – как-то делано оживилась Хенна. – Может, нас наконец отпустят?





Глава 14. Тревога




Рей выполз из-под треснутого купола на локтях. Он едва дышал; выпутавшись из ремней безопасности, он понял, что те так крепко вдавливали его в кресло, что его ребра чудом не лопнули. Правда, именно благодаря этим ремням Рей сейчас куда-то полз, а не лежал распростертый в раскуроченной кабине.

Под огромным деревом он остановился и, перекатившись на спину, долго лежал, глядя через широкую крону, как отсвечивают в темном небе последние вспышки. В воздухе пахло паленым, а чуть поодаль вздымалась неподвижная громада его черепахи. Незнакомо и голо смотрелся ее панцирь без кабины – оторванная и сплющенная, она валялась сбоку. Рей понял это сразу, когда еще только выбирался из челнока, – черепаха не пережила жесткого приземления. Теперь в нем зашевелилось глупое, бессмысленное сожаление: такая молоденькая, глупая, вертела круглой головой всю дорогу…

Но гибель черепахи была наименьшим злом, и Рей прекрасно это понимал. Лежа на спине запрокинув голову и разглядывая широкий, необъятный ствол дерева, который он поначалу принял за местное Древо жизни, он подумал о том, что не хочет вставать еще пару оборотов. У него до сих пор кружилась голова, а перед глазами плясали точки, но куда больше его беспокоило другое.

– Что я наделал… – прошептал он себе под нос.

И действительно, если кого-то и винить в том, куда он попал, то только себя самого. В здравом уме он, конечно, не сунулся бы на отчужденный остров, но Ица летела именно сюда, а он – он должен был ее остановить. И летела она не просто на остров, спрятанный экраном от кааритов, – это был тот самый остров четыре-пять-один, про который Ица говорила в лаборатории.

Что она там зачитывала? «Особенность влияния – внедрение гена пятьсот-эн…» Пропади они пропадом, эти ученые-шифровальщики. Что бы там Ица ни цитировала и что бы из этого ни запомнил Рей, он понятия не имел о том, какое на этом острове Древо и чем отличаются местные жители. Что этот ген дает? Третью руку? Острый нюх? А может, местные люди – карлики? Одно он знал наверняка: в этом парке – а может, это сквер или даже лес? – запросто уместился бы один из кааритских островов. Вне Зоны просто не росло таких гигантских Древ жизни, какое должно было удерживать этот остров. Значит, здешние люди не просто народ, а настоящая цивилизация, и ждать от них первобытно-дружелюбного интереса не следует. Да еще из Бездны по всем этим крышам, куполам и странному усу, торчащему высоко над островом, было ясно, что здесь не спят в пещерах и не одеваются в шкуры рик.

Рей приподнялся на локтях и сел, прислонившись к стволу. Никаким Древом жизни это дерево, конечно, не было: ни ветви, ни кора не светились призрачным зеленым, а сквер вокруг был засажен такими гигантами до отказа. На кааритских островах растительности просто не давали вот так вымахать – раз в десять оборотов прореживали все леса и парки, а пиком моды считались голые острова, покрытые скромным газоном. Говорили, что старая зелень отбирает у Древ жизни силы и чем меньше живого оставалось на острове, тем лучше оно само растет.

Глянув еще раз на неподвижную громаду своей черепахи, на ломаные ветви над ее головой, а потом вперед, в просвет между деревьями, Рей понял, что нужно вставать и как можно скорее делать ноги. Даже если из-за звездопада местные жители и не заметили его приземления, то мертвую черепаху скоро найдут, и начнется разбирательство. Одно дело – челнок всмятку, а другое – переломанные ветви, которые ясно указывают на то, откуда эта черепаха упала и почему погибла.

На отчужденных островах по-настоящему не летали, и то, что этот челнок свалился из Бездны, людей непременно встревожит. Как плохо, что он не приземлился в какой-нибудь пруд или хотя бы на лужайку! С этими ломаными ветками наверху теперь уже ничего не поделаешь.

Ругаясь сквозь зубы, Рей похромал прочь. Нужно было понять, куда рухнула Ица и уцелела ли она после такой грубой посадки. При столкновении в воздухе, когда Рей попытался удержать ее челнок на плаву, их закружило вместе, так что упасть она должна была где-то неподалеку.

Карта Рея треснула еще в полете – он держал ее в кармане за пазухой, и пластину, видно, пережало ремнями или раскололо от удара во время аварийного приземления. С одной стороны, это было даже хорошо: отец просто не сможет найти его по навигационному маячку. С другой – Рей лишился доступа в Сеть, а значит, он не сможет отыскать Ицу. Впрочем, она и раньше скрывала себя с радаров и от сканеров в лабораториях, так что какая разница?.. А еще Рей не представлял, как работала Сеть здесь, в Зоне отчуждения. Ее излучатели располагались в кааритской части Бездны, и думать, что сигнал будет долетать и сюда, за много лиг пути, да еще и через экран, было странно. Конечно, еще оставались арканитово-юсмиевые системы в челноках, но его кабину оторвало от черепахи, и работать там больше ничего не могло.

Челнок Ицы Рей отыскал в прогалине. Черепаха валялась на боку, тяжело и безнадежно запрокинув голову. Лапы свисали из панциря лоскутами. Землю вокруг усеивали осколки. Искореженная кабина была пуста.

Рей подтянулся на развороченных кусках юсмия и заглянул через спинку заваленного кресла пилота. Ремни висели целые – значит, Ица или вообще ими не пользовалась и ее выкинуло из челнока еще в полете, или она, как и Рей, не пострадала, отстегнулась и ушла. Рей провел рукой по панели управления, но та не отозвалась. Значит, и здесь все переломано.

Он вылез из кабины и обследовал прогалину, потом выбрался наверх и долго бродил вокруг, раздвигая кусты и вглядываясь в кроны. Ни следа Ицы – если не считать потерпевшего крушение челнока, конечно. Ушла. Она просто взяла и ушла! Но куда?

– Вот Бездна! – выдохнул Рей.

Дорожка вывела его из парка в сад, посреди которого возвышалось здание из камня и стекла. Арочные пролеты были украшены витражными окнами и причудливой росписью, к небу тянулись стеклянные шпили.

Рей часто бывал в Наблюдательных лабораториях и знал, что многие народы отчужденных островов использовали высокие постройки как культовые сооружения. Этим людям, наверное, казалось, что роскошь и устремленность к Бездне каким-то образом сблизит их с теми, кому они поклоняются, и от этой мыли Рей невольно хмыкнул. Он вообще не понимал, как можно верить в тех, кого никогда не видел. Каариты поклонялись Древу жизни: и первородному гиганту, висевшему посреди Бездны в пористых скалах, седому от старости, изъеденному временем и ветрами, и любому другому Древу, которое порождало острова. А все они, от самого крупного до тонкого росточка, существовали – их можно было потрогать рукой, украсить на праздник или прошептать рядом молитву, а дерево при этом слабо мерцало, как будто прекрасно все понимало. Рей не сомневался, что у Древ никакого сознания нет, но верить в нечто живое, настоящее и осязаемое казалось ему куда логичнее, чем строить роскошные дворцы тем, кого никогда не увидишь и не услышишь.

Когда Рей вошел внутрь, сухая прохлада обняла его, как сладкая волна в Бескрайнем море. Раньше он часто ходил на побережье купаться – так он и обнаружил вход в пещеры с корнями Древа. Вода в домашнем море прекрасно освежала в душные дни, а таких на кааритских островах случалось немало. Отец говорил, что купаться в Бескрайнем море не стоит – в его воде слишком много вредных примесей; Рей кивал, а потом снова и снова возвращался к воде, заплывая все дальше. Он уже понял, что в отцовских словах всегда стоит читать между строк. В случае с морем отец просто опасался, что Рей по неосторожности доплывет до края и свалится в Бездну, но говорить об этом тот не хотел, чтобы не натолкнуть сына на рискованные эксперименты. Рею и говорить было не нужно: с каждым разом он приближался к залитой светом боковой прослойке воды все ближе и ближе. Хотел ли он упасть в Бездну? Конечно, нет. Но его бесила мысль, что даже в беседах с собственным отцом ему приходится отыскивать скрытые мотивы и играть в угадайку, так что этим он мстил ему, пусть и исподтишка. Разговоров по душам у них никогда не случалось, хотя Рей только и мечтал о том, чтобы просто рассказывать про всех Иц и ничего не скрывать. Но еще Рей понимал, что, если бы он с отцом был близок, он никогда бы не задумал Ицу.

Культовая постройка была первым зданием, которое встретилось Рею на пути из парка. Ему подумалось, что Ица, усталая – еще бы, сколько они летели! – и, возможно, израненная, могла попросить помощи здесь. Но в гулком зале, причудливо подсвеченном снизу вверх цветными огнями, не было ни души. Большую часть пространства, встроенные меж тонких, воздушных колонн, занимали концентрические круги скамеек. Все они смотрели в центр, на округлый постамент со столом, заставленным снедью и какими-то цветными безделушками. Стол имел форму разорванного кольца – вероятно, внутрь можно было заходить и обращаться к аудитории.

Рей подошел поближе и провел рукой над зажженными свечками, которые бросали причудливые тени на лица уродливых карликов, вырезанных из дерева и выставленных среди подсохших угощений. Неужели это и есть те самые боги, которым молятся местные?..

– Ты что-то хотел, брат мой?

Рей вздрогнул и резко обернулся. К нему по проходу между скамейками шел пожилой мужчина в белом облачении. На его плече, запустив в ткань длинные острые когти, сидел одноглазый ворон.

Рей возблагодарил судьбу за уроки древнекааритского в академии. Его насаждали на островах много тысяч оборотов назад, еще до того, как был принят закон об отчуждении. И хотя с тех пор языки у разных народов разошлись в стороны, словно ветви, и поросли новыми законами, а наблюдатели в каждой лаборатории непременно учили диалект «своего» острова, знание древнекааритского очень помогало. Служитель говорил с забавным акцентом – с растянутыми гласными и раскатистым «р», но Рей все равно его понял.

– Утешения, возможно? – добавил служитель. – Неспокойная выдалась ночь, это верно. Я должен был отслужить полночную службу в честь Синей звезды, но разыгралась гроза… Как видишь, брат мой, храм пуст. Я и сам, признаться, уверовал, что Бездна рухнет нам на головы, – такой грохот, такое светопреставление…

Он подошел ближе и остановился, а ворон, развернув вдруг крылья, оттолкнулся от его плеча и закружил между колоннами под сводом.

Рей помедлил. Любое неосторожное слово могло непоправимо повредить острову. Хватит и того, что они с Ицей устроили при переходе через экран, и того, что в парке неподалеку лежали две разбившиеся черепахи. Наверное, служитель слышал их падение, но в общем хаосе просто не разобрал, что это… Если Рей выдаст себя странным для местных жителей произношением и незнакомыми терминами, то пиши пропало. Он уже нарушил закон отчуждения, но одно дело – проникнуть на остров в Зоне, а другое – перевернуть его вверх дном.

– Простите за беспокойство, – осторожно и очень медленно ответил Рей, выговаривая звуки как можно четче и пытаясь тянуть гласные, как служитель.

Вышло, правда, так, будто он передразнивал, так что до поры до времени Рей решил прикусить язык. А служитель уже оглядывал его с ног до головы, и Рей понял, что выглядит тревожно: штаны в земле, рукав куртки порван, на лице, наверное, не одна ссадина.

– Ты, вижу, пострадал в волнениях, брат мой… Присядь. Тебе нужна помощь?

Только Рей хотел спросить про Ицу, как служитель, не дав ему и рта раскрыть, продолжил: