Красавица

Рей знал, что по границе Зоны отчуждения протянут непроницаемый экран, но сколько он ни вглядывался в полумрак за пределами кабины, разглядеть никакого заслона не мог. На занятиях в академии рассказывали, что этот экран отделял острова низших от земель кааритов, определял границу территорий, где есть тойль и где его нет. Про тойль вообще говорили с придыханием – что в академии, что на ассамблеях магистрата. В конце концов, своим величием каариты были обязаны именно ему.

Легенды гласили, что, когда первородное Древо создало первый остров, а вместе с ним и каарита, тот сразу же начал искать способ познать всю Бездну. Тогда он и обнаружил, что сок из сердцевины первородного Древа обладает особым свойством. Птицы кружили над островом, словно их удерживал незримый купол, но одноглазый ворон, напившись влаги из трещины в древесине, смог преодолеть этот барьер и поднялся в далекие небеса Бездны. Это и натолкнуло первого каарита на мысль о том, что сок Древа поможет ему подняться в воздух. Осталось только изобрести летательный аппарат – его основой стали парящие в юсмиевой долине черепахи…

Все это, конечно, были просто легенды, но факт оставался фактом: черепаха могла оторваться от земли и плавать по Бездне, только получая внутривенно тойль из резервуара в кабине. И секрет тойля каариты хранили тщательно – даже Рей не знал, какой класс деревьев его вырабатывает, а какой нет.

Отец как-то отвез его в одну из тойлевых рощ. Смотрелась она удивительно: острова плавали так близко друг к другу, что некоторые сплетались корнями, образуя один огромный остров, по которому можно было легко переходить, не боясь упасть в Бездну. Из-за тесноты почвы на корнях нарастало совсем мало, зато Древа тянулись ввысь, и казалось, что это не деревья, а исполинские колонны, которые поддерживают саму Бездну. Отец рассказал, что растут они очень медленно и проходит не одна сотня оборотов, прежде чем можно надрезать кору и сцедить живительный сок. Аппараты для сбора тойля были установлены только на нескольких гигантах, но и те давали всего по несколько капель в час.

Рей помнил, как долго он следил у одного Древа за колбой, всего на палец наполненной золотистой жидкостью. Капля висела в воронке – округлая, блестящая, как драгоценный камешек, и казалось, что она просто застыла. Тойль был золотым топливом – в буквальном смысле.

А еще отец рассказывал вот что: не все островные цивилизации низших тонут в первобытном хаосе. Многие владеют довольно развитыми технологиями, в том числе оптическими, и именно поэтому так нужен экран – оградить себя от их нежелательного внимания. Цивилизация, которая лишь подозревает о существовании других, не опасна. От народа же, который наблюдает за другим издалека, – не способного ни приблизиться, ни достичь такого же уровня развития, – жди беды.

– И что же, через экран никак не пройти? – спрашивал Рей у отца.

– Если не отключить излучатели, ты просто превратишься в горстку пепла.

– А если отключить?

– Для отключения излучателей и входа в Зону отчуждения нужна санкция всего магистрата, – холодно отозвался отец. – И конечно, нужно самому быть магнумом.

– Но почему так строго?

– А как иначе, Рей? Представь, какой хаос начался бы, если бы в Зону отчуждения летал каждый кааритский пацан, которому захочется поразвлечься? Представь, что было бы, попади в руки низших челнок с полным баком тойля? Нет, Рей, закон об отчуждении принят не просто так.

– Значит, Наблюдательные лаборатории именно для этого? Чтобы видеть, что там на островах происходит?

– Да, именно так. Чтобы наблюдать и перенимать.

– И экран в первую очередь защищает нас от нас же самих? Чтобы не делали глупостей? Не от низших, если они вдруг найдут у себя тойль?

– Каариты не любят слово «вдруг», Рей. Каариты исключают любые риски.

Воспользовавшись небывалой разговорчивостью отца, Рей спросил:

– А правда, что острова, на которых узнали про нас и про тойль, ликвидируют?

Магнум вдруг поменялся в лице и рявкнул:

– Не суй свой нос куда не следует, понял?

В тот раз Рей больше вопросов не задавал. Точно так же отец встретил и разговоры о «Генофонде»: он или не хотел, или не мог говорить на эти темы, что заставляло Рея задуматься.

Теперь же, сидя в кабине челнока, Рей хотел только одного – успеть догнать Ицу, прежде чем она и ее челнок превратятся в горстку пепла.

Точки отчужденных островов и линию экрана Рей увидел на радаре заранее. Черепаха Ицы на приборах не отображалась, зато поблескивала впереди, в сверкающей, сине-белой от звездопада Бездне. В последние часы полета Рей неплохо увеличил скорость своего челнока, и ему почти удалось догнать беглянку.

Наверное, она тоже останавливалась по пути: собрать фруктов в рощах, справить нужду, умыться в ручье… Когда острова кааритов поредели, черепаха Рея немного успокоилась, и, выставив конечную точку маршрута еще раз, Рей заставил челнок сфокусироваться на этой точке. Так ему удалось несколько раз поспать на дне кабины – он проваливался в сон, затем просыпался, чтобы проверить радар, и снова засыпал. Они летели так долго, что если бы Рей не догадался о маршруте заранее, то давным-давно потерял бы Ицу.

До экрана еще оставалось пол-лиги, челнок Ицы блеснул совсем близко – он еще успеет ее догнать! – когда небо вдруг стало расходиться по швам. Бездна загорелась, пошла трещинами, вспыхнула, как мириады светил, и Рей почувствовал, как дрогнула его черепаха. Скорость упала, челнок потащило вперед по инерции, и сколько Рей ни колотил по сенсору, черепаха не повиновалась, заворачивая боком. Из своей кабины, белой от света, Рей видел ее голову и то, как пляшут отражения в округленных, расширенных от ужаса глазах животного.

Рей перестал дышать. Экран оказался ближе, чем он думал. Ица просто влетела в него, и это конец… Но далеко впереди, пронзив световой взрыв насквозь, на снижение к ближайшему острову шел челнок. Невредимый и нетронутый, только белые молнии лизали изогнутыми языками купол.

Ица. Она не пострадала. Ее черепаха прошла через экран и не превратилась в горстку пыли. Рей с недоверием глянул на небо. Молнии вспыхивали не хаотично: они чертили рисунок вокруг того самого места, через которое прошла Ица.

Она… отключила излучатели! Открыла себе в экране проход… Рей схватился за голову. Но как ее арканитовый чип оказался на такое способен?

Договориться со своей черепахой Рею стоило немалого труда. В воздухе еще вспыхивала прореха, и Рей, не сводя с нее глаз, повел челнок в ту сторону. Черепаха двигалась медленно, неохотно, и Рей почти чувствовал ее ужас. У него самого тряслись руки: о том, что Ица может преодолеть экран, он прежде даже не думал.

Вокруг снова вспыхнули жуткие молнии-трещины, черепаху снова тряхнуло от ужаса, и даже Рей на мгновение зажмурился – что, если его все-таки поджарит заживо?

Когда он открыл глаза, светопреставление осталось позади, и только кабину озаряли сине-голубые сполохи. Рей прошел. Миновал этот странный, жуткий заслон.

Он оглянулся. Небо в Зоне отчуждения ничем не отличалось от неба за ее пределами. Кааритских островов, конечно, было не рассмотреть, но и экран оставался невидимым, если не считать молний, которые вспыхивали все реже и реже – скоро отыскать прореху будет просто невозможно. Как же он вернется? Рей спохватился и отметил на карте точку, а потом глянул вперед и поймал глазами черепаху Ицы: она летела себе к острову, снижаясь все быстрее и быстрее.

Одна мысль вдруг заставила Рея вытянуться в своем кресле. Даже если отключение излучателей в Наблюдательных лабораториях и не зарегистрировали, фейерверк незамеченным остаться не мог.

Да, небо сейчас освещали еще и отблески звездопада. И да, наблюдатели с наночастицами просто не способны уследить за каждой песчинкой в Зоне отчуждения – ее пустоты, отдельные острова и целые их скопления занимали пространство в мириады раз больше, чем то, что каариты привыкли считать «своей» Бездной. Но остров, который так хотела увидеть Ица, находился у самой границы Зоны… Правда, и она тоже огромна: площадь экрана – многие и многие сотни квадратных лиг.

Рей встряхнулся. Еще неизвестно, что увидят наблюдатели и примут ли они увиденное за угрозу. Его отец – магнум. Они не посмеют тронуть его сына. Или от такого отец может и не спасти?..

Впереди, у самого острова, мелькнула черепаха Ицы, и Рей вдруг понял: челнок не идет на посадку, он падает. О том, что в Бездну можно бесславно рухнуть, предупреждали в летной школе первым делом.

«Никогда, ни при каких обстоятельствах не вылетайте в рейс, не проверив уровень тойля», – говорил инструктор.


Без тойля не подняться в воздух, если же он закончится прямо в полете, то в Бездне с пустым баком не удержаться. И хорошо, если челноку повезет разбиться где-то в расселинах удачно подвернувшегося острова. Страшилки об обреченных падать в Бездну целую вечность рассказывали с особым удовольствием. Каково это – погибнуть в свободном падении от обезвоживания и истощения?

И вот теперь Рей видел ясно: еще чуть-чуть, и челнок Ицы войдет в штопор. Лапы ее черепахи очертило в пространстве белыми острыми плавниками, на панцире играли отсветы, купол сверкал как драгоценный камень. Челнок завалился на сторону, кренясь все сильнее и сильнее. Если черепаху затянет в спираль раньше, чем она долетит до острова, то она просто ухнет в Бездну…

На какое-то мгновение, безотчетно разглядывая остров, наплывавший на него во всплесках сине-белого света, Рей замер. А может, так проще? Дать Ице погибнуть? Ведь нет ошибки – нет и последствий.

Исполинская громада острова вставала перед ним ярус за ярусом, словно полоса за полосой загоралась в воздухе голограмма. Вот округлое, словно брюхо черепахи, днище – оно облеплено постройками, словно камень моллюсками, и все они смотрят вниз. Выше – пояс других построек, строго геометричных, с ровными, широкими, будто ступени гигантской лестницы, крышами. На самой верхушке острова – шапка садов, крыши, шпили и купола, а из ее центра, словно целясь в самое сердце Бездны, взмывает острая, тонкая, словно колонна, постройка. Да, это не просто остров. Это целая цивилизация.

…Но девяносто четвертая Ица – не ошибка. Рей в этом не сомневался. Не могла и эта модель не получиться, ведь в ее теле – частица самого Древа жизни. Да, Ица убежала от него, украв черепаху и взломав ее системы, и это говорило лишь о том, что она совсем не бестолковая машина, какими были все предыдущие. Она не повиновалась приказам – у нее были свои желания, и она принимала собственные решения. Возможно, скоропалительные, возможно, необдуманные, но это только потому, что она еще не успела ничему научиться. Разве можно требовать мудрости от существа, которое в человеческом эквиваленте было совсем ребенком?.. И разве может Рей спокойно наблюдать, как гибнет то, что он создал своими руками, то, что заставит отца наконец его уважать? Прижав к панели обе ладони, он повел свой челнок в пике.

Видимо, уже не ощущая в воздухе знакомой поддержки, которую давал тойль, старая черепаха Ицы сбросила скорость. У Рея закружилась голова, когда он представил, что она сейчас испытывает: это как прыгнуть с вышки и зависнуть на ту самую долю мгновения в пространстве, зная, что вот уже сейчас все взмоет вверх… Он почти лежал на приборной панели, вытеснив из головы своей черепахи все ее собственные мысли. Она уже ни о чем не думала, просто не могла – она превратилась в одно-единственное стремление нестись вперед. Быстрее, еще быстрее…

Рею удалось перехватить черепаху Ицы как раз в тот момент, когда ее опрокинуло на бок и понесло в сторону. Она чиркнула боком по куполу Рея и уже хотела вильнуть влево, чтобы окончательно войти в штопор, но Рей в надежде ее удержать резко дернул свой челнок вверх.

И тут все перепуталось. Рея вдавило в кресло ремнями, и он понял, что потерял управление. Соединение с челноком разорвалось. Руки, отяжелев, повисли в воздухе, Рей не мог ими даже шевельнуть. Его вжимало в кресло все больше и больше, а где-то в груди засел жесткий ком – ни вдохнуть, ни выдохнуть. За стеклом купола что-то творилось, но где верх, а где низ, Рей уже не разбирал.





* * *


До выяснения обстоятельств всех студентов собрали в большом церемониальном зале. После происшествия на фестивале минуло уже несколько часов, но по спальням все никак не распускали. Кто-то сидел на банкетках, расставленных вдоль стен, кто-то лежал прямо на паркете, кто-то бродил кругами. Небо уже давным-давно почернело, спрятав все следы странной «грозы», и теперь только и оставалось, что обсуждать события бурной ночи. Мора держалась в стороне – забравшись с ногами на подоконник, смотрела в окно. Отсюда виднелся край Первого кольца, черное небо и, если заглянуть чуть в сторону, светлая, как подожженная свечка, Ось. Без сомнений, сейчас там шло внеочередное заседание Квартума.

Только ли на Первом кольце началась такая паника, или на других тоже? Мора отправила домой сообщение, но понять, прочитали ли его и предыдущие, она не могла. Странная тишина начинала пугать ее. Доходят ли ее письма? А может, их вообще не пропускают и родители ничего про нее не знают? Что сейчас с ними самими? Второе кольцо, конечно, расположено ниже Первого, и там все могло выглядеть совсем иначе. Но мама переволновалась – это без сомнений, Зикка, наверное, только делала вид, что крепится, а отец просто взял и без лишних слов увел их поскорее в семейный отсек… Как же Море хотелось сейчас оказаться вместе с ними в тесной общей комнатушке с пыльным окном, увешанным амулетами!

Подошла, обнимая себя руками, Хенна.

– Поверить не могу, что все нормально. Я так перепугалась!

– И я…

Мора и правда перепугалась. Если бы не Тай, ее бы непременно задавили в толпе, но он быстро и ловко вытащил ее с арены. Теперь же он словно специально избегал Мору, бродя из угла в угол где-то на том конце зала, и задавать себе вопрос почему у Моры уже не было сил. Она жалела, что оставила свою накидку где-то там, на ограде арены: очень хотелось во что-то закутаться, закрыть глаза и хоть немного подремать.

– Ничего себе фестивальчик получился, – проговорила Хенна, присев на край подоконника.

Ее длинное, гладкое платье перепачкалось, а левый рукав висел на плече мертвым лепестком, который Хенна то и дело поправляла.

– А ты веришь? Ну, в то, что нам сказали… – осторожно спросила она.

– Что это была гроза? Не знаю.

– А если не гроза, то что? И потом, никто же не пострадал.

– Это нам так сказали, – поежилась Мора.

Официального заявления от Квартума еще не поступало, но в тех первых сводках, которые она разузнала от Шемуса, о жертвах не говорилось.

– Уж на Первом правду никогда не скрывают! – вскинулась Хенна.

– Но давка была ужасная, – напомнила Мора.

– Это правда… Но мы-то в порядке? – Хенна слабо улыбнулась. – Ты только представь, как все со стороны смотрелось: такие все разодетые, шикарные… и понеслись, как стадо!

Хенна хихикнула, но Море было не до смеха. Они укрылись в безопасном месте, в одном из корпусов университета, а что сейчас творится на Втором кольце?

– Не волнуйся. – Хенна вдруг посерьезнела и тронула Мору за руку. – Все хорошо с твоими родителями.

– И сестрой… – машинально добавила Мора.

– И сестрой, – кивнула Хенна.

Мора не ожидала, что Хенна догадается о ее тревоге, и от этих слов ей стало тепло. Может, Хенна не такая уж и пустая? Мора отвела глаза и тут же усмотрела в углу зала Тая – он бросил на нее быстрый взгляд и отвернулся. Хенна это заметила.

– Он тебе нравится? – спросила она, придвинувшись ближе.

Мора крепче обхватила колени руками. Хенне просто любопытно или теперь она пытается приободрить Мору пустыми разговорами о парнях? Она пожала плечами.

Когда Мора с Таем летели на челноке обратно, оглядываясь на полыхающее небо, арену, Ось и других черепах, которые хлынули тревожным потоком прочь и загромоздили магистрали, обоим было не до разговоров. Лишь когда они подъезжали к университетским воротам, Тай обронил:

– Ни к чему это все.

Мора подумала, что Тай говорит о панике, которая охватила Первое кольцо, но он тут же добавил: