Козлёнок Алёнушка

Глава двадцать четвертая




– Нам надо убедиться в том, что девочка жива, потом сообщить Леонову, что мы владеем этой информацией, предложить ему выдать нам местонахождение Лебедева, и тогда никто не узнает, что Никита Иванович устроил фальшивые похороны! – воскликнул Кротов.

Я поморщилась.

– Плохая идея. Это тот же шантаж.

– Кое-кто называет это: «договориться на берегу», – усмехнулся Кротов.

Филипп оторвался от ноутбука.

– Согласен с Виолой, я тоже такие методы не одобряю. Мы должны доказать, что Лизу держат в доме, и спросить у Леонова: как исчезновение Федора связано…

– Ничего не получится, – резко перебила его Ксения. – Кому принадлежит дом? Лебедеву. Никита ни при чем. Рассказывать ему о кукле бесполезно. Уж поверьте мне, человека, который поднял с колен бизнес в непростые годы, пугали и шантажировали многократно. Никита из старой гвардии, не из нынешних молодых, которым досталось «поле» поспокойней, и они начали свое дело в окружении адвокатов. Заведем речь про копию, которую сделала Нефедова, и услышим от Леонова: «Бред! Пусть Ольга мне эту глупость в лицо скажет». И где она?

– Там, где нет болтливых, – хмыкнул Мирон и начал раскачиваться на ножках стула.

– Перестань, – попыталась остановить его Небова. – Вдруг шлепнешься?

– По документам к машине и особняку Никита никакого отношения не имеет, творение Нефедовой сгорело, сама Ольга умерла, – продолжала Ксения, – Федор исчез. Как доказать, что Лебедев – это прикрытие Леонова? Никак!

– Можно установить наблюдение за особняком, – предложил Майоров, – рано или поздно девочка выйдет на прогулку. Не сидит же она сутками взаперти.

– И как мы определим, что ребенок, который по двору бегает, дочь Леонова? – снова произнесла Небова. – Дети в возрасте Лизы похожи друг на друга. Скорей всего, Никита выправил крошке документы на другое имя.

– Поговорим с Брониславой Самойловной, – выдал новую идею Мирон, – предложим ей денег. Пусть расскажет правду.

– Какую? – осведомился Майоров.

– Все о девочке, которая живет в доме, – уточнил Кротов.

– На что угодно спорю, она ее точно знает, – сказал Филипп. – Окажись я на месте отца, приглашая воспитательницу, не моргнув глазом, сообщу ей: «Дочь зовут Лиза, фамилия Птичкина, ей три года. Она рослая и умная для своего возраста. Мать лишена родительских прав, не хочу, чтобы она знала, где живет ребенок. Ваша задача – следить, чтобы никто посторонний в дом не входил». Рассказывать наемной няньке правду? Сообщать ей историю с куклой? С какой стати? Ее работа следить за малышкой. И, наверное, с воспитательницей общается не сам Никита. Может, Федор служит у него и для этой цели?

– Мы занимаемся гаданием на кофейной гуще, – рассердился Кротов.

Я подняла руку:

– Дайте договорить. Я давно знакома с Никитой, тот в курсе, кто у меня муж. Нельзя сказать, что мы с Леоновым друзья, просто сталкиваемся на разных мероприятиях, перебрасываемся парой фраз. Я предложу Никите встретиться, расскажу, что Дмитриева наняли для поисков Лебедева. В процессе расследования выяснилось, что Федор владеет домом и машиной. У сыщиков возникла уверенность, что обладатель особняка и тачки – ширма. Реальный хозяин всего – Никита, который похоронил куклу…

– Предлагаешь рассказать главному подозреваемому все, что у нас на него есть? – изумился Мирон. – Однако оригинальный метод, ни разу не слышал, чтобы его применяли.

– Кто-нибудь из вас знает фамилию Елизаветы Петровны? – неожиданно спросил Филипп. – Матери бизнесмена.

– Леонова, – ответили все хором.

– Она взяла фамилию мужа, – уточнил Филипп. – А девичья какая?

Ответа не последовало.

– Козлёнок, – объявил Майоров, – обратите внимания, там буква «ё», а не «е». У родителей девочек в паспорте стояло – КозлЁнок. Не Козлено́к. Во втором случае ударение падает на последний слог! В первом же на «ё», и звучит как название животного – козлёнок.

– Доставалось ей, наверное, в школе от добрых одноклассников, – пожалела Ксения Леонову.

– Ты сказал: «родители девочек», – повторила я. – У Елизаветы есть сестра?

Майоров начал двигать мышкой.

– Верно замечено. Сестру зовут Елизавета Петровна.

– Прикол! – обрадовался Мирон. – Дать сестрам одинаковые имена не каждые родители сподобятся.

– Мать Никиты – младшая из сестер. Старшая – Елизавета Петровна Козлёнок, художница. Она принимает заказы на картины. Вот образцы ее работ, гляньте на экран, – попросил Филипп.

Я повернула голову.

– Давно хотела узнать, кто пишет жуткие полотна, которые иногда дарят мне на день рождения, – хихикнула Ксения.


– Степану один раз преподнесли картину русского художника Валентина Серова «Девочка с персиками», – вспомнила я, – только вместо одиннадцатилетней Веры Мамонтовой[2] нарисовали Дмитриева. Впечатление было сногсшибательное.

– Биография Елизаветы Петровны Козлёнок прозрачная, никаких на первый взгляд подводных камней, – продолжал Майоров. – Училась в школе, поступила в вуз, благополучно его закончила, работала художественным редактором в издательстве, где выпускали календари, вышла на пенсию, подрабатывает живописью. Замуж не выходила, детей не имеет. Жила в центре Москвы.

– Не дай бог там жить! – передернулась Ксения. – Шум, гам, вместо свежего воздуха вонь выхлопных газов.

Майоров никак не отреагировал на ее замечание.

– После смерти матери – отец скончался годом раньше – дочери разделили отчее гнездо, получили две квартиры – двух- и однокомнатную. Елизавета отправилась в меньшую. Алёна – в большую.

– Елизавету Петровну, ту, что мать Никиты Ивановича, в детстве звали Алёной?! – пришел в восторг Мирон.

Филипп молча кивнул, а Кротов расхохотался.

– Козлёнок Алёнушка! Умираю! Русская народная сказка: «Братец Иванушка и Козлёнок Алёнушка». Не пей, сестричка, из лужи, не пей!

– Про младшую девочку мало что известно. Но та информация, которую удалось найти, характеризует Алёну не с лучшей стороны. В школе она училась до восьмого класса, получила аттестат и… Далее темнота. Работала ли Алёна, училась ли, чем занималась? Никаких сведений. Тут надо иметь в виду, что в советские годы существовал закон о тунеядстве. Если взрослый человек нигде не числился в штате, он легко мог оказаться на скамье подсудимых. Например, ты начинающий писатель, строчишь роман. Но сидеть дома и строчить роман имел право только член Союза писателей, а чтобы стать членом Союза писателей, следовало настрочить тот самый роман. Замкнутый круг. Однако из него был выход. Начинающий художник, композитор, кинорежиссер устраивался на непрестижную работу, например уборщиком подъездов, но сам он их не мыл. Писал книгу, картину или бегал по кабинетам начальства киностудий. Вместо него со шваброй трудилась пенсионерка Мария Ивановна, за что ей будущий Лев Толстой, Моцарт или Феллини отдавал большую часть зарплаты. И все были довольны. Баба Маша получала пенсию, поэтому на законных основаниях не имела права еще где-то и зарплату получать, пусть даже честно заработанную. Вероятно, Алёна воспользовалась этим способом. Остается лишь гадать, чем она занималась, какой вид творческой работы ее увлекал.

– Можно просто сидеть на шее у родителей, – высказался Мирон. – Они у нее кем были?

– Отец – полковник в отставке, по советским меркам обеспеченный человек, – пояснил Филипп. – Мать – надомница, вязала для комбината трикотажные изделия. Распространенное занятие в то время для замужних дам с детьми. Ребята присмотрены, муж обласкан, небольшие рубли заработаны. Простая семья, никаких известных людей в ее родословной нет.





Глава двадцать пятая




Майоров подвигал мышкой.

– Козлёнок Алёнушка выплывает из мрака в возрасте двадцати с небольшим лет. Есть заявление с ее подписью, девушка просит поменять имя на Елизавету. Причина: неблагозвучность сочетания «Козлёнок Алёна». Как только юное создание представляется, мигом начинаются шуточки в ее адрес. На заявление отреагировали положительно, Козлёнок Алёнушка стала Козлено́к Елизаветой Петровной. Букву «Ё» заменили на «Е» и, соответственно, ударение изменилось. Козлено́к само собой произносится.

– Зачем младшая сестра взяла имя старшей? – удивилась я.

– Задай этот вопрос художнице, – посоветовал Майоров, – она согласна поговорить с Виолой Таракановой, которая сотрудничает с крупным издательством и сейчас готовит детскую книгу.

– Я пишу детективы, – на всякий случай уточнила я.

– Дети любят криминальные истории, – сказал Филипп, – книги для малышей всегда выходят со множеством картинок. Придумай по дороге какую-нибудь историю. Ну, например, есть детектив Кваксон, он лягушка. Вместе с помощницей курицей Элли они расследуют загадочную историю: кто-то украл у пугала Мартина шляпу.

– Если мне взбредет в голову сочинять для дошкольников, я примчусь к тебе за сюжетами, – пообещала я. – Моя задача – в процессе обсуждения иллюстраций узнать семейные тайны матери Никиты? Зачем она нам?

– При разделе родительской квартиры Елизавета получила маленькую площадь, а Алёна – большую. Художница может считать себя обиженной, – высказала свою точку зрения Ксения, – в этом случае она выложит все про младшую сестру. Возможно, тогда мы поймем, по какой причине Никита скрыл от матери, что Лиза жива. Если же у сестер существуют какие-то отношения, то, думаю, старшая завидует младшей, та намного обеспеченнее и счастливее. Это чувство может подтолкнуть Елизавету к откровенному разговору о Никите, Светлане и, возможно, Федоре. Нелогично поведение Леонова. С одной стороны, он нежно любит мать, с другой – прячет от нее больную внучку, более того, объявляет ее мертвой. Что-то тут не так.

– Порой одно слово, которое, не подумав, роняют в беседе, может навести на нужный след, – согласился Кротов, – расспроси художницу подробно. Возможно, та что-то слышала о Лебедеве.

Я пошла к двери.

– Роль глупой блондинки, которая болтает без умолку, задает массу вопросов и жеманно хихикает, моя любимая. Постараюсь разговорить художницу. Только сначала пообедаю.

Ксения схватила сумку.

– Можно я с тобой? Очень есть хочется.

И что ответить на подобный вопрос? «Нет, я хочу посидеть одна в тишине, нет желания общаться»? На такую честность я не способна, пресловутое хорошее воспитание порой требует лицемерия.

– Конечно, посидим поболтаем, – с радостной улыбкой ответила я.

– Некоторые люди – прекрасные манипуляторы, – заявила Небова, – они постоянно используют обычные фразы, с помощью которых легко добиваются своего. Какие? Ну, например: «Разреши сесть за твой столик?», «Закажи, пожалуйста, мне кофе, вернемся в офис, я верну деньги», «Я живу, как в приключенческом кино! Со всех сторон неприятности. Так тебе завидую, у тебя все тихо, мирно, стабильно. С мужем ты никогда не ругаешься, с деньгами проблем нет, выглядишь прекрасно. А я (всхлип) толстая свинья с проблемами». Ну и как ты отреагируешь на излюбленные речи хитрюг? Возразишь: «Хочу посидеть одна, найди другое место в кафе»? Как-то неудобно отказывать коллеге в просьбе, поэтому ты кивнешь: «Конечно, устраивайся». Опля! Тебя уже победили. Через пару недель эта полузнакомая девушка из соседнего отдела начнет по-свойски говорить: «Слышь, займи мне столик в буфете». А должок за кофе ты никогда не получишь, ну не требовать же мизерную сумму. Но потом тот же человек попросит купить ему стакан чая. С булкой. Ромашковый. Мятный. С вареньем. Лимоном. В конце концов твое терпение лопнет, и ты ответишь:

– Прости, у меня тоже сегодня денег нет.

На следующий день все коллеги начнут перешептываться, и вскоре у тебя будет репутация сквалыги, которой несколько рублей жалко. Но это цветочки. Самый худший вариант – третий.

– Какой? – удивилась я, накидывая куртку.

– Нормальной женщине неловко выслушивать слова: «У меня кругом беды, а ты такая счастливая, все у тебя в порядке», – разложила по полочкам Ксения, когда мы вышли на улицу, – и, чтобы успокоить собеседницу, ты воскликнешь: «Ошибаешься, мы с мужем вчера так поругались». Сама не заметишь, как сообщишь чужому человеку то, что нельзя даже очень близкому рассказывать. Дальше что? Недели не пройдет, как все твои проблемы станут вкусной темой для обсуждения в коллективе.

– И что делать? – спросила я, садясь за столик.

– Научиться говорить «нет», – посоветовала Небова. – «Можно я пойду с тобой?» – «Нет». И все. Просто – нет. Без объяснений. «Купи мне кофе». – «Нет», просто нет, без бормотания: «Прости, в кошельке денег только на одну чашку». Нет! Великое слово. Оно в разы упрощает жизнь.