Ковен заблудших ведьм
Часть 35 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Это был очень одинокий день.
Дом опустел за считаные часы: Зои, обняв напоследок каждого, загрузила вещи в машину Сэма и помчалась с ним к вокзалу, опаздывая на экспресс, идущий прямиком до аэропорта Нью-Йорка. Утром ее ждал рейс на Новый Орлеан. Рафаэль и не догадывался, что следующим утром покой ковена будет нарушен и на порог заявится та, что захочет отнять его «самый лакомый кусок». Перед выездом Сэм захватил с собой несколько упакованных ланчбоксов – ему предстояло пробыть в Берлингтоне до конца недели, чтобы решить вопрос с арендой квартиры, в которой он больше не нуждался. Исаак уехал тоже: в местной старшей школе катастрофически не хватало учителей, а «сидеть на шее у родной дочери», как он выразился, было унизительно. Раньше мой ковен и так можно было пересчитать по пальцам, а теперь для этого и вовсе хватало одной руки.
Аврора исчезла, не попрощавшись, что, впрочем, было только к лучшему. Правда, не для Тюльпаны: она еще долго стояла у камина, стиснув зубы, а затем схватила из глобуса недопитую настойку и заперлась с ней в спальне на весь день. Мне оставалось только гадать, почему каждая встреча с матерью была так болезненна для нее и равносильна вновь пережитой утрате. Тюльпана отказывалась говорить об этом, но давнее горе, породившее ее ненависть, тянулось за ними обеими почти осязаемым шлейфом.
Теперь же Тюльпана возилась с Диего и Морган в оранжерее, обучая их стихии земли, как ни в чем не бывало. Я в это время бдела возле окна в ожидании чего-то. Поглядывая на ограненный сталактит в медной проволоке, мигающий васильковым светом, я спрятала его в карман джинсового платья. Все эти дни кристалл молчал, не подавая признаков жизни, за исключением монотонной пульсации. Вспышка – затемнение, вспышка – затемнение… Зернистое свечение отлично заменяло ночник, если положить кристалл рядом с подушкой. Аврора так и не соизволила объяснить, что именно должно произойти в тот миг, когда Ферн захочет со мной связаться, и мне приходилось вариться в своем любопытстве. Зато теперь со мной были они.
Я огладила идеальные жемчужины, на которые никак не могла налюбоваться. В них по-прежнему текла магия, которую собирала Ферн из новоодаренных ведьм и которую Вестники отняли у Авроры против ее воли. Малейшее прикосновение к жемчугу пронзало тело электрической спицей, напоминая об этом. У меня не было никаких прав на эти силы… Но лишь я могла распорядиться ими правильно и защитить от тех, кто пустил бы их в расход ради своей корысти, не церемонясь. Оставалось лишь придумать, как нарушить свое обещание, не отдавать их Ферн и при этом выжить.
Я улыбнулась со странной уверенностью, что все будет в порядке, и принялась мять сахарный тростник в ступке, поставив чайник на огонь.
Вскоре по заброшенной кухне растекся лимонно-травяной запах. Мятный чай отлично латал что бы то ни было – павший боевой дух, разбитое сердце, истертый разум. Лучшее лекарство от всех невзгод – и прекрасный способ скрасить свое удручающее бездействие. Я поставила на подоконник фарфоровую чашку и, привстав на носочки, открыла форточку. Оттуда открывался вид на самый уютный уголок сада – оранжерею под стеклянной крышей, – где копошились три фигуры: маленькая и юркая, как мышонок, высокая с оформленными изгибами и долговязая, размашистая, как прочное грушевое древко. Не успела я разглядеть, чем они там занимаются, как на меня обрушился поток ругательств и собачий лай.
– Стоять!
Коул влетел на кухню, сшибая стулья. А ведь я только прибралась утром! В отсутствие Сэма я оказалась единственной, кто умеет держать в руках поварешку, а потому торчала на кухне сутками напролет. И мне это нравилось: потрескивание печи, запотевшие окна-сетки, запах шоколада и убаюкивающее тарахтение Штруделя, выпрашивающего куриный паштет. Только здесь я могла выбросить из головы мысли о Ферн и гнетущее ожидание вестей от нее… Однако ворвавшийся вместе с Коулом запашок гнили быстро испортил мою бытовую романтику.
– Господи. – Я зажала рукавом нос, когда Бакс, бренча костями, разлегся под обеденным столом. – Он всегда будет так вонять?!
Аромат Бакс и впрямь источал убийственный: кислое разложение листьев, в которых Диего нашел его выпотрошенную тушу, влажная шерсть после нескольких попыток мытья, псиный мускус и тухлые яйца. Гниющая плоть разошлась в зияющие дыры у него на пузе, обнажая желудок. Один голубой глаз затянуло бельмом, но видел он, как и чувствовал себя, вполне сносно: вилял хвостом, звонко лаял и безустанно носился по округе, будто не мог нарадоваться, что снова жив. Коул был единственным, кто эту радость разделял.
– Да ладно тебе! Только посмотри на эту лапочку, – залепетал он, сев рядом с Баксом на корточки и похлопав того по заштопанной грудине, в которой билось сердце, некогда принесенное в жертву на ведьмовском алтаре. – Хороший пес, хороший! Пусть и воняешь мертвечиной, зато умеешь делать кувырок!
Бакс согласно гавкнул, и ароматизатор-елочка для машины, примотанная к его ошейнику, завиляла. Поднялся запах хвои вперемешку с душком от разложения, и стало только хуже.
– А ты разве не должен быть в участке? – напомнила я, подавляя рвотный спазм. – Сэм звонил еще час назад. Он прибьет тебя, если снова опоздаешь. У вас и так дел невпроворот.
– Снова рылась в моих документах? – сощурился Коул неодобрительно. Я и сама злилась на себя за то, что попыталась принять участие в его новом расследовании: фотографии мертвых детей – это оказалось слишком для меня даже после всего пережитого. – У нас уже есть подозреваемый. Сэм задержит его, а я подскочу на допрос…
– М-м, люблю твои допросы.
Коул не уловил в моем голосе флирта и обратил внимание лишь на то, как отряхивается Бакс, разбрызгивая по кухне брызги чего-то желтого и зловонного, что сочилось из него вперемешку с кровью, когда он слишком долго находился на солнце.
– Выведи его погулять, пожалуйста, – пробормотала я, прижав руку ко рту. – И открой все окна.
Коул так и сделал, но это не спасло ситуацию. Тогда я сама покинула кухню, решив подышать свежим воздухом и заодно проветрить не только дом, но и мысли. В конце концов, нужно было проведать ковен: кто знает, не создают ли они еще одну неприятность на наши головы?
Стоило моей ноге утонуть в зеленой траве с вкраплениями первоцветов, как что-то в кармане платья ужалило меня за палец. Ойкнув и выдернув из карманов руку вместе с кристаллом, я пригляделась к нему. Скинув с себя пелену долгого сна, он ожил: пульсация ускорилась, а свет расщепился на десяток маленьких огоньков, играя на каждой из граней, пока все они не собрались на вершине кристалла, выстрелив единым ярким лучом.
– Ферн, – скривилась я, провернув кристалл за медную проволоку, пытаясь понять, куда указывает луч, но указывал он в одну сторону – зачарованный лес Шамплейн. Вперед и вперед…
Интересно, как далеко мы зайдем на этот раз?
Я выдернула из сапогов кожаный шнурок и продела его через медную проволоку кристалла, чтобы обмотать вокруг запястья под золотым браслетом. А затем, развернувшись, понеслась к оранжерее, подгоняемая нетерпением и стуком крови в висках.
– Ставлю десятку, что это ядовитый плющ или мухоловка.
– А я думаю, что огурцы… Мы выращивали такие по биологии для весеннего проекта…
– Хватит трындеть! Тоже мне ботаники нашлись. Для стихии земли не нужны познания в травах – нужны знания о самом себе…
Солнечные лучи расписали лицо Морган веснушками. Она румянилась не то от тепла, вспотев в шерстяной накидке, не то от близости Диего, сидящего с ней плечом к плечу. Все трое устроились прямо на грунтовой дорожке, склонившись над пустой грядкой, откуда Тюльпана выгребала землю руками, чтобы положить в выемку ярко-зеленые семена.
Морган сняла с шеи свой пленочный фотоаппарат и навела на Тюльпану объектив. Затвор щелкнул раньше, чем та подняла глаза и одним цепким, колючим взглядом заставила камеру задымиться.
– Эй! – взвизгнула Морган, торопливо разбирая фотоаппарат, чтобы спасти подпаленную пленку. – Зачем?!
Тюльпана равнодушно похлопала ладонью по грядке, утрамбовывая землю над горсткой семян. Диего цокнул языком и наградил ее таким же взглядом, каким она наградила камеру.
– Мы ее починим, – пообещал он едва не плачущей Морган: кончик ее носа горел, как у рождественского олененка, а глаза стали совсем мокрыми. – Какое-то время я промышлял угоном… Приходилось часто разбирать и собирать магнитолы. Уж с фотоаппаратом как-нибудь справлюсь.
Морган всхлипнула, в то время как Тюльпана уже забыла о ее существовании: залила семена водой с перегноем, а затем растерла грязные руки и выставила их параллельно земле, закрыв глаза. В тот же миг из почвы проклюнулись первые ростки: тоненькие, хрупкие, но упорные. Под действием магии растение начало расти и крепнуть, пока Тюльпане на голову не посыпалась дюжина красных яблок.
– Ай!
Переспелые, они шмякались ей на голову, как если бы дерево, в тени которого сидела троица, кто-то обхватил руками и неумолимо тряс. Надо заметить, яблоки падали очень метко – ни одно не промахнулось мимо Тюльпаны, забрызгав сладким фруктовым соком.
– Дрянная девчонка! – фыркнула она на Морган, сидящую напротив с отрешенным видом, что могло значить лишь одно – полную концентрацию.
Последнее яблоко, сорванное с самой верхушки и уже порядком подгнившее на жаре, раскололось при столкновении со лбом Тюльпаны. Лишь тогда Морган пришла в себя и, увидев содеянное, покатилась со смеху.
– Все, угомонитесь! – объявил ничью Диего, встряв между ними, хотя сам сидел с надутыми щеками, из последних сил храня нейтралитет. – Вы же ведьмы одного ковена! Это значит, что вы почти что сестры. Не спорю, мне всегда нравилось смотреть, как девчонки дерутся, но сегодня… Морган?.. Морган!
Ее глаза полуобморочно закатились, она ссутулилась и будто бы стала в два раза меньше. Морган накренилась к земле, и ярость на потемневшем лице Тюльпаны сменилась испугом и озабоченностью.
Диего подхватил девочку за миг до того, как та расшибла бы нос об увесистые булыжники гранита, которыми были выложены заросшие грядки.
– Я же говорил быть осторожнее с магией, – проворчал он беззлобно, подхватывая ее на руки. Губы у Морган посинели, словно она объелась черники или вновь окунулась в то злополучное ледяное озеро. – Зря я разрешил тебе вылезать из постели. Ты еще слишком слаба. Нужно прилечь…
– А я сварю чай из майорана, – подхватила Тюльпана, отряхиваясь.
Диего с Морган прошли мимо меня, замершей в отдаленном углу оранжереи, даже не заметив. Морган быстро задремала на его плече, будто потеряла сознание: должно быть, восстановление займет больше времени, чем мы думали. В оранжерее осталась только Тюльпана. Сорвав несколько стеблей майорана с грядки, она перевязала их джутовой веревкой и взглянула на фотоаппарат. Выпавший из ослабших рук Морган и благополучно забытый, он затерялся среди груды яблок. Воровато оглянувшись по сторонам, Тюльпана откопала его. Я сделала вид, что не заметила, как она читает над ним восстанавливающее заклятие, тут же смолкнув, стоило мне показаться в поле ее зрения.
– Все-таки огурцы.
Тюльпана проследила за моим взглядом и ухмыльнулась, узнав в ростках обычную овощную рассаду. Должно быть, она откопала ее в одном из тех глиняных горшков, которыми были уставлены садовые стеллажи. Взяв один из них, я принялась собирать упавшие яблоки. Не пропадать же добру! А так хоть получится приготовить тарт татен.
– Кстати… меня тут Ферн позвала.
Тюльпана мгновенно утратила интерес и к огурцам, и к яблокам, которые помогала мне собирать. Одно она раздавила в ладонях, и сок брызнул, запачкав ее штаны.
– Она говорила с тобой?
– Нет. – Я покачала головой, чем словно сняла с Тюльпаны тяжкую ношу: она расправила плечи и удовлетворенно кивнула. – Видимо, это не тот же кристалл, что она давала тебе. Этот… сияет. И указывает направление. Сама погляди.
Я сняла с запястья шнурок и вложила притихнувший сталактит ей в руку. Она задумчиво повертела его перед носом, играя с лучом, но он вдруг померк, как раздавленный светлячок, будто задыхаясь от ее стальной хватки.
– Впервые вижу, – вынесла Тюльпана свой вердикт, вдоволь изучив его и бросив обратно мне. От этого камень вздохнул с облегчением: огонек мигнул, и луч, снова окрепнув, растворился где-то на горизонте, указывая в никуда. – Придется идти следом за ним.
– Как далеко он может завести?
– Понятия не имею, но хочу верить, что не дальше Кубы. Ферн, как и моя мать, любит изощряться, – пошутила Тюльпана, на самом деле не шутя.
Я поежилась, надеясь, что все ограничится каким-нибудь захолустным городишком под Оклахомой, где самой большой опасностью будет толпа реднеков, выбивающих друг другу зубы на спор.
– Кого ты возьмешь с собой?
Неожиданный вопрос Тюльпаны застал меня врасплох. Я натолкнулась на ее серьезный взгляд и мигом поняла – она спрашивает, чтобы услышать:
– Тебя, конечно.
Тюльпана едва сдержала улыбку. Вздернув подбородок, она гордо потрусила в сторону дома.
– Хороший выбор. Только кто тогда останется присматривать за домом? Неужто ты доверишь Диего особняк? Если Сэм успеет разобраться с арендой и вернется к выходным, это куда ни шло, но вдвоем с Морган они тут весь дом перевернут. Я бы на твоем месте еще на всякий случай спрятала все столовое серебро!
Я закатила глаза, заранее смиряясь: брюзжание идет с Тюльпаной в одном комплекте. Ни от того, ни от другого никуда не деться, и терпеть это мне придется все наше путешествие.
Мы вошли в дом и направились каждая в свою сторону: она – наверх, чтобы собрать вещи, а я – к берегу, куда Коул должен был повести Бакса во время сеанса очередного «проветривания».
– Что значит вы поедете вдвоем с Тюльпаной? – спросил Коул, когда мы переступили порог дома. Он даже не дослушал меня до конца, отмахнувшись от кристалла, который я показывала ему. – Даже слушать не хочу! Сейчас же пойду и соберу наши вещи.
– Коул! – Я уперлась руками ему в грудь, закрыв путь к лестнице. Под его свитером перекатывались напряженные мышцы: стоило мне лишь заговорить о путешествии без него, как Коул уже был на взводе. – Тебя ведь только восстановили на службе…
– Ничего, Сэм в последнее время стал таким душкой. Уверен, он прикроет меня перед начальством. Или ты просто наложишь очередной морок.
– А как же расследование? Родители тех детей нуждаются в справедливости… И я не уверена, что Сэм справится с этим в одиночку. Как ни крути, но он – не ты. Сэм не охотник, видящий людей насквозь.
– Я тоже не охотник, – возразил Коул, и его голос стал бесцветным. Кожа на скулах натянулась, как пергамент, а глаза превратились в два черных угля, пригвоздив меня к месту. – Я твой атташе. Между работой и тобой я всегда буду выбирать тебя, Одри.
– А между мной и невинными детьми, которые могут стать следующими жертвами психопата?
Губы Коула буквально съели друг друга, когда он сжал их.
– Тебе не понравится мой ответ.
Я отстранилась, не желая продолжать этот разговор, но Коул придержал меня за запястье. Сияющий кристалл царапнул его по коже, пронзив лучом дверь, но он по-прежнему не обращал на него никакого внимания.
– Я поеду с тобой, – проговорил Коул по слогам, рубя каждое слово, чтобы я услышала его. – Куда ты, туда и я. Так учила Рашель. Бери все, что может понадобиться тебе в дороге. Мы не знаем, как долго придется ехать. Лично я возьму Штруделя и мини-холодильник с пирогами. И то и другое – моя эмоциональная поддержка.
Мне не оставалось ничего, кроме как вымученно улыбнуться. Коул украдкой поцеловал меня и подтолкнул к лестнице, а сам бросился за чесалкой для кота и полуфабрикатами. Уже через час все были в сборе: я с гримуаром и рюкзаком под мышкой, набитым всем, что только может пригодиться в пути – от мышиных хвостиков до кашемирового платья от-кутюр; Коул с двумя небольшими чемоданами, где было минимум его личных вещей и максимум разнообразных снеков и оружия. Лишь Тюльпана была налегке, посвятив эти два часа отмыванию волос от липкого яблочного сока. Она держала в руках замшевую косметичку и перьевую ручку, которая писала кровью.
– Я бы очень хотела поехать с вами, – проскулила Морган, выйдя в главный холл проводить нас. На ее плечах висел розовый плед из флиса, а под глазами лежали смолянистые тени. – Я ведь могу быть полезна… Я столько уже умею…
Диего похлопал ее по плечу, придержав сползающий плед.
– В твоем распоряжении целый особняк, – подбодрила я Морган, чиркнув ее пальцем по носу. – И тебе давно пора сесть за уроки, причем не только магические. В Берлингтоне есть отличная школа… Исаак как раз устроился туда учителем истории. А ты сможешь завести друзей среди ровесников.
– Ты хочешь, чтобы я пошла в школу?! – Голос Морган предательски сорвался, и я поспешила утешить ее:
Дом опустел за считаные часы: Зои, обняв напоследок каждого, загрузила вещи в машину Сэма и помчалась с ним к вокзалу, опаздывая на экспресс, идущий прямиком до аэропорта Нью-Йорка. Утром ее ждал рейс на Новый Орлеан. Рафаэль и не догадывался, что следующим утром покой ковена будет нарушен и на порог заявится та, что захочет отнять его «самый лакомый кусок». Перед выездом Сэм захватил с собой несколько упакованных ланчбоксов – ему предстояло пробыть в Берлингтоне до конца недели, чтобы решить вопрос с арендой квартиры, в которой он больше не нуждался. Исаак уехал тоже: в местной старшей школе катастрофически не хватало учителей, а «сидеть на шее у родной дочери», как он выразился, было унизительно. Раньше мой ковен и так можно было пересчитать по пальцам, а теперь для этого и вовсе хватало одной руки.
Аврора исчезла, не попрощавшись, что, впрочем, было только к лучшему. Правда, не для Тюльпаны: она еще долго стояла у камина, стиснув зубы, а затем схватила из глобуса недопитую настойку и заперлась с ней в спальне на весь день. Мне оставалось только гадать, почему каждая встреча с матерью была так болезненна для нее и равносильна вновь пережитой утрате. Тюльпана отказывалась говорить об этом, но давнее горе, породившее ее ненависть, тянулось за ними обеими почти осязаемым шлейфом.
Теперь же Тюльпана возилась с Диего и Морган в оранжерее, обучая их стихии земли, как ни в чем не бывало. Я в это время бдела возле окна в ожидании чего-то. Поглядывая на ограненный сталактит в медной проволоке, мигающий васильковым светом, я спрятала его в карман джинсового платья. Все эти дни кристалл молчал, не подавая признаков жизни, за исключением монотонной пульсации. Вспышка – затемнение, вспышка – затемнение… Зернистое свечение отлично заменяло ночник, если положить кристалл рядом с подушкой. Аврора так и не соизволила объяснить, что именно должно произойти в тот миг, когда Ферн захочет со мной связаться, и мне приходилось вариться в своем любопытстве. Зато теперь со мной были они.
Я огладила идеальные жемчужины, на которые никак не могла налюбоваться. В них по-прежнему текла магия, которую собирала Ферн из новоодаренных ведьм и которую Вестники отняли у Авроры против ее воли. Малейшее прикосновение к жемчугу пронзало тело электрической спицей, напоминая об этом. У меня не было никаких прав на эти силы… Но лишь я могла распорядиться ими правильно и защитить от тех, кто пустил бы их в расход ради своей корысти, не церемонясь. Оставалось лишь придумать, как нарушить свое обещание, не отдавать их Ферн и при этом выжить.
Я улыбнулась со странной уверенностью, что все будет в порядке, и принялась мять сахарный тростник в ступке, поставив чайник на огонь.
Вскоре по заброшенной кухне растекся лимонно-травяной запах. Мятный чай отлично латал что бы то ни было – павший боевой дух, разбитое сердце, истертый разум. Лучшее лекарство от всех невзгод – и прекрасный способ скрасить свое удручающее бездействие. Я поставила на подоконник фарфоровую чашку и, привстав на носочки, открыла форточку. Оттуда открывался вид на самый уютный уголок сада – оранжерею под стеклянной крышей, – где копошились три фигуры: маленькая и юркая, как мышонок, высокая с оформленными изгибами и долговязая, размашистая, как прочное грушевое древко. Не успела я разглядеть, чем они там занимаются, как на меня обрушился поток ругательств и собачий лай.
– Стоять!
Коул влетел на кухню, сшибая стулья. А ведь я только прибралась утром! В отсутствие Сэма я оказалась единственной, кто умеет держать в руках поварешку, а потому торчала на кухне сутками напролет. И мне это нравилось: потрескивание печи, запотевшие окна-сетки, запах шоколада и убаюкивающее тарахтение Штруделя, выпрашивающего куриный паштет. Только здесь я могла выбросить из головы мысли о Ферн и гнетущее ожидание вестей от нее… Однако ворвавшийся вместе с Коулом запашок гнили быстро испортил мою бытовую романтику.
– Господи. – Я зажала рукавом нос, когда Бакс, бренча костями, разлегся под обеденным столом. – Он всегда будет так вонять?!
Аромат Бакс и впрямь источал убийственный: кислое разложение листьев, в которых Диего нашел его выпотрошенную тушу, влажная шерсть после нескольких попыток мытья, псиный мускус и тухлые яйца. Гниющая плоть разошлась в зияющие дыры у него на пузе, обнажая желудок. Один голубой глаз затянуло бельмом, но видел он, как и чувствовал себя, вполне сносно: вилял хвостом, звонко лаял и безустанно носился по округе, будто не мог нарадоваться, что снова жив. Коул был единственным, кто эту радость разделял.
– Да ладно тебе! Только посмотри на эту лапочку, – залепетал он, сев рядом с Баксом на корточки и похлопав того по заштопанной грудине, в которой билось сердце, некогда принесенное в жертву на ведьмовском алтаре. – Хороший пес, хороший! Пусть и воняешь мертвечиной, зато умеешь делать кувырок!
Бакс согласно гавкнул, и ароматизатор-елочка для машины, примотанная к его ошейнику, завиляла. Поднялся запах хвои вперемешку с душком от разложения, и стало только хуже.
– А ты разве не должен быть в участке? – напомнила я, подавляя рвотный спазм. – Сэм звонил еще час назад. Он прибьет тебя, если снова опоздаешь. У вас и так дел невпроворот.
– Снова рылась в моих документах? – сощурился Коул неодобрительно. Я и сама злилась на себя за то, что попыталась принять участие в его новом расследовании: фотографии мертвых детей – это оказалось слишком для меня даже после всего пережитого. – У нас уже есть подозреваемый. Сэм задержит его, а я подскочу на допрос…
– М-м, люблю твои допросы.
Коул не уловил в моем голосе флирта и обратил внимание лишь на то, как отряхивается Бакс, разбрызгивая по кухне брызги чего-то желтого и зловонного, что сочилось из него вперемешку с кровью, когда он слишком долго находился на солнце.
– Выведи его погулять, пожалуйста, – пробормотала я, прижав руку ко рту. – И открой все окна.
Коул так и сделал, но это не спасло ситуацию. Тогда я сама покинула кухню, решив подышать свежим воздухом и заодно проветрить не только дом, но и мысли. В конце концов, нужно было проведать ковен: кто знает, не создают ли они еще одну неприятность на наши головы?
Стоило моей ноге утонуть в зеленой траве с вкраплениями первоцветов, как что-то в кармане платья ужалило меня за палец. Ойкнув и выдернув из карманов руку вместе с кристаллом, я пригляделась к нему. Скинув с себя пелену долгого сна, он ожил: пульсация ускорилась, а свет расщепился на десяток маленьких огоньков, играя на каждой из граней, пока все они не собрались на вершине кристалла, выстрелив единым ярким лучом.
– Ферн, – скривилась я, провернув кристалл за медную проволоку, пытаясь понять, куда указывает луч, но указывал он в одну сторону – зачарованный лес Шамплейн. Вперед и вперед…
Интересно, как далеко мы зайдем на этот раз?
Я выдернула из сапогов кожаный шнурок и продела его через медную проволоку кристалла, чтобы обмотать вокруг запястья под золотым браслетом. А затем, развернувшись, понеслась к оранжерее, подгоняемая нетерпением и стуком крови в висках.
– Ставлю десятку, что это ядовитый плющ или мухоловка.
– А я думаю, что огурцы… Мы выращивали такие по биологии для весеннего проекта…
– Хватит трындеть! Тоже мне ботаники нашлись. Для стихии земли не нужны познания в травах – нужны знания о самом себе…
Солнечные лучи расписали лицо Морган веснушками. Она румянилась не то от тепла, вспотев в шерстяной накидке, не то от близости Диего, сидящего с ней плечом к плечу. Все трое устроились прямо на грунтовой дорожке, склонившись над пустой грядкой, откуда Тюльпана выгребала землю руками, чтобы положить в выемку ярко-зеленые семена.
Морган сняла с шеи свой пленочный фотоаппарат и навела на Тюльпану объектив. Затвор щелкнул раньше, чем та подняла глаза и одним цепким, колючим взглядом заставила камеру задымиться.
– Эй! – взвизгнула Морган, торопливо разбирая фотоаппарат, чтобы спасти подпаленную пленку. – Зачем?!
Тюльпана равнодушно похлопала ладонью по грядке, утрамбовывая землю над горсткой семян. Диего цокнул языком и наградил ее таким же взглядом, каким она наградила камеру.
– Мы ее починим, – пообещал он едва не плачущей Морган: кончик ее носа горел, как у рождественского олененка, а глаза стали совсем мокрыми. – Какое-то время я промышлял угоном… Приходилось часто разбирать и собирать магнитолы. Уж с фотоаппаратом как-нибудь справлюсь.
Морган всхлипнула, в то время как Тюльпана уже забыла о ее существовании: залила семена водой с перегноем, а затем растерла грязные руки и выставила их параллельно земле, закрыв глаза. В тот же миг из почвы проклюнулись первые ростки: тоненькие, хрупкие, но упорные. Под действием магии растение начало расти и крепнуть, пока Тюльпане на голову не посыпалась дюжина красных яблок.
– Ай!
Переспелые, они шмякались ей на голову, как если бы дерево, в тени которого сидела троица, кто-то обхватил руками и неумолимо тряс. Надо заметить, яблоки падали очень метко – ни одно не промахнулось мимо Тюльпаны, забрызгав сладким фруктовым соком.
– Дрянная девчонка! – фыркнула она на Морган, сидящую напротив с отрешенным видом, что могло значить лишь одно – полную концентрацию.
Последнее яблоко, сорванное с самой верхушки и уже порядком подгнившее на жаре, раскололось при столкновении со лбом Тюльпаны. Лишь тогда Морган пришла в себя и, увидев содеянное, покатилась со смеху.
– Все, угомонитесь! – объявил ничью Диего, встряв между ними, хотя сам сидел с надутыми щеками, из последних сил храня нейтралитет. – Вы же ведьмы одного ковена! Это значит, что вы почти что сестры. Не спорю, мне всегда нравилось смотреть, как девчонки дерутся, но сегодня… Морган?.. Морган!
Ее глаза полуобморочно закатились, она ссутулилась и будто бы стала в два раза меньше. Морган накренилась к земле, и ярость на потемневшем лице Тюльпаны сменилась испугом и озабоченностью.
Диего подхватил девочку за миг до того, как та расшибла бы нос об увесистые булыжники гранита, которыми были выложены заросшие грядки.
– Я же говорил быть осторожнее с магией, – проворчал он беззлобно, подхватывая ее на руки. Губы у Морган посинели, словно она объелась черники или вновь окунулась в то злополучное ледяное озеро. – Зря я разрешил тебе вылезать из постели. Ты еще слишком слаба. Нужно прилечь…
– А я сварю чай из майорана, – подхватила Тюльпана, отряхиваясь.
Диего с Морган прошли мимо меня, замершей в отдаленном углу оранжереи, даже не заметив. Морган быстро задремала на его плече, будто потеряла сознание: должно быть, восстановление займет больше времени, чем мы думали. В оранжерее осталась только Тюльпана. Сорвав несколько стеблей майорана с грядки, она перевязала их джутовой веревкой и взглянула на фотоаппарат. Выпавший из ослабших рук Морган и благополучно забытый, он затерялся среди груды яблок. Воровато оглянувшись по сторонам, Тюльпана откопала его. Я сделала вид, что не заметила, как она читает над ним восстанавливающее заклятие, тут же смолкнув, стоило мне показаться в поле ее зрения.
– Все-таки огурцы.
Тюльпана проследила за моим взглядом и ухмыльнулась, узнав в ростках обычную овощную рассаду. Должно быть, она откопала ее в одном из тех глиняных горшков, которыми были уставлены садовые стеллажи. Взяв один из них, я принялась собирать упавшие яблоки. Не пропадать же добру! А так хоть получится приготовить тарт татен.
– Кстати… меня тут Ферн позвала.
Тюльпана мгновенно утратила интерес и к огурцам, и к яблокам, которые помогала мне собирать. Одно она раздавила в ладонях, и сок брызнул, запачкав ее штаны.
– Она говорила с тобой?
– Нет. – Я покачала головой, чем словно сняла с Тюльпаны тяжкую ношу: она расправила плечи и удовлетворенно кивнула. – Видимо, это не тот же кристалл, что она давала тебе. Этот… сияет. И указывает направление. Сама погляди.
Я сняла с запястья шнурок и вложила притихнувший сталактит ей в руку. Она задумчиво повертела его перед носом, играя с лучом, но он вдруг померк, как раздавленный светлячок, будто задыхаясь от ее стальной хватки.
– Впервые вижу, – вынесла Тюльпана свой вердикт, вдоволь изучив его и бросив обратно мне. От этого камень вздохнул с облегчением: огонек мигнул, и луч, снова окрепнув, растворился где-то на горизонте, указывая в никуда. – Придется идти следом за ним.
– Как далеко он может завести?
– Понятия не имею, но хочу верить, что не дальше Кубы. Ферн, как и моя мать, любит изощряться, – пошутила Тюльпана, на самом деле не шутя.
Я поежилась, надеясь, что все ограничится каким-нибудь захолустным городишком под Оклахомой, где самой большой опасностью будет толпа реднеков, выбивающих друг другу зубы на спор.
– Кого ты возьмешь с собой?
Неожиданный вопрос Тюльпаны застал меня врасплох. Я натолкнулась на ее серьезный взгляд и мигом поняла – она спрашивает, чтобы услышать:
– Тебя, конечно.
Тюльпана едва сдержала улыбку. Вздернув подбородок, она гордо потрусила в сторону дома.
– Хороший выбор. Только кто тогда останется присматривать за домом? Неужто ты доверишь Диего особняк? Если Сэм успеет разобраться с арендой и вернется к выходным, это куда ни шло, но вдвоем с Морган они тут весь дом перевернут. Я бы на твоем месте еще на всякий случай спрятала все столовое серебро!
Я закатила глаза, заранее смиряясь: брюзжание идет с Тюльпаной в одном комплекте. Ни от того, ни от другого никуда не деться, и терпеть это мне придется все наше путешествие.
Мы вошли в дом и направились каждая в свою сторону: она – наверх, чтобы собрать вещи, а я – к берегу, куда Коул должен был повести Бакса во время сеанса очередного «проветривания».
– Что значит вы поедете вдвоем с Тюльпаной? – спросил Коул, когда мы переступили порог дома. Он даже не дослушал меня до конца, отмахнувшись от кристалла, который я показывала ему. – Даже слушать не хочу! Сейчас же пойду и соберу наши вещи.
– Коул! – Я уперлась руками ему в грудь, закрыв путь к лестнице. Под его свитером перекатывались напряженные мышцы: стоило мне лишь заговорить о путешествии без него, как Коул уже был на взводе. – Тебя ведь только восстановили на службе…
– Ничего, Сэм в последнее время стал таким душкой. Уверен, он прикроет меня перед начальством. Или ты просто наложишь очередной морок.
– А как же расследование? Родители тех детей нуждаются в справедливости… И я не уверена, что Сэм справится с этим в одиночку. Как ни крути, но он – не ты. Сэм не охотник, видящий людей насквозь.
– Я тоже не охотник, – возразил Коул, и его голос стал бесцветным. Кожа на скулах натянулась, как пергамент, а глаза превратились в два черных угля, пригвоздив меня к месту. – Я твой атташе. Между работой и тобой я всегда буду выбирать тебя, Одри.
– А между мной и невинными детьми, которые могут стать следующими жертвами психопата?
Губы Коула буквально съели друг друга, когда он сжал их.
– Тебе не понравится мой ответ.
Я отстранилась, не желая продолжать этот разговор, но Коул придержал меня за запястье. Сияющий кристалл царапнул его по коже, пронзив лучом дверь, но он по-прежнему не обращал на него никакого внимания.
– Я поеду с тобой, – проговорил Коул по слогам, рубя каждое слово, чтобы я услышала его. – Куда ты, туда и я. Так учила Рашель. Бери все, что может понадобиться тебе в дороге. Мы не знаем, как долго придется ехать. Лично я возьму Штруделя и мини-холодильник с пирогами. И то и другое – моя эмоциональная поддержка.
Мне не оставалось ничего, кроме как вымученно улыбнуться. Коул украдкой поцеловал меня и подтолкнул к лестнице, а сам бросился за чесалкой для кота и полуфабрикатами. Уже через час все были в сборе: я с гримуаром и рюкзаком под мышкой, набитым всем, что только может пригодиться в пути – от мышиных хвостиков до кашемирового платья от-кутюр; Коул с двумя небольшими чемоданами, где было минимум его личных вещей и максимум разнообразных снеков и оружия. Лишь Тюльпана была налегке, посвятив эти два часа отмыванию волос от липкого яблочного сока. Она держала в руках замшевую косметичку и перьевую ручку, которая писала кровью.
– Я бы очень хотела поехать с вами, – проскулила Морган, выйдя в главный холл проводить нас. На ее плечах висел розовый плед из флиса, а под глазами лежали смолянистые тени. – Я ведь могу быть полезна… Я столько уже умею…
Диего похлопал ее по плечу, придержав сползающий плед.
– В твоем распоряжении целый особняк, – подбодрила я Морган, чиркнув ее пальцем по носу. – И тебе давно пора сесть за уроки, причем не только магические. В Берлингтоне есть отличная школа… Исаак как раз устроился туда учителем истории. А ты сможешь завести друзей среди ровесников.
– Ты хочешь, чтобы я пошла в школу?! – Голос Морган предательски сорвался, и я поспешила утешить ее: