Ковен заблудших ведьм
Часть 36 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не хочу, а предлагаю! Нельзя же провести свои лучшие годы в жутком особняке с мертвыми животными, зарывшись в пыльные книги. Они никуда от тебя не денутся, а вот детство… Детство уходит быстро и безвозвратно. Глазом моргнуть не успеешь, как ты уже побывала и метаморфом, и целительницей, и некромантом, а вот обычным подростком – нет. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я никогда не училась в школе – меня обучала мама. И теперь я жутко жалею, что в моей жизни не было забияк-одноклассников и вечеринок с маршмэллоу и сидром. К тому же тебе пока все равно нельзя колдовать. Отвлечешься… А Диего сможет возить тебя в школу и забирать. Представь, какой фурор ты произведешь, если тебя подбросит такой красавчик на мотоцикле, – усмехнулась я, подмигнув Диего, и тот, прежде угрюмо морщась от моей идеи, незаметно приосанился.
– Можно попробовать, – произнес он, немного подумав. – Не понравится – уйдешь. Мы же не твои родители – мы ковен. Ты сама себе хозяйка.
Морган заправила прядь пшеничных волос за ухо, по привычке потянувшись к оловянному крестику под воротом комбинезона. Он напоминал ей о доме и о том человеческом, что она оставила вместе с семьей и чувством вины в далеком Ривер-Хейтс.
– В прошлой школе я была изгоем, – прошептала она. – Вдруг в этой будет так же?
– Это совсем другая школа, Морган, – сказал Диего, обменявшись со мной красноречивыми взглядами. – И ты тоже другая.
Она облизала обветренные губы и кивнула, пряча крестик обратно, – решение принято.
– Я согласен с Одри. В школе ты всех уделаешь! – вдруг поддержал голос за моей спиной. – Я не помню, говорил ли тебе, как благодарен…
Я обернулась на Коула, который уже закинул наши вещи в багажник и поднялся в дом. Его карие глаза сияли, подсвеченные солнцем, приглушенным разноцветным витражом окон. Гладко выбритый, в кои-то веки причесанный и пахнущий терпким одеколоном, который я прикупила для него вместе с классной черной водолазкой, Коул снова выглядел собой. На его поясе была пристегнута кобура, однако помимо новенького «глока» там еще висел загнутый клинок, перетянутый ножнами. Коул набросил свой неизменный бежевый плащ и, зашнуровав высокие оксфорды до лодыжек, стал походить на каноничного детектива полиции. Но этот образ был обманчив – суть охотника на ведьм проглядывала так же отчетливо, как утопленник сквозь болотную ряску. Настоящий волк в овечьей шкуре.
– Да, говорил, – с придыханием сказала Морган, смущенная до икоты. – И не раз. Но я все равно ничего не помню из той ночи… Даже не знаю, я ли сделала это или кто-то, кто был мной в тот момент.
– Поверь, это неважно. Я никогда не устану повторять тебе, как благодарен, снова и снова. Спасибо, что вернула мне зрение, Морган.
Ее фарфоровую бледность разбавил румянец, поцеловавший скулы в тех местах, где их поцеловал Коул. Он по-отечески поправил розовый плед на ней, а уходя, потрепал выбежавшего Бакса по холке и кивнул мне в сторону подогнанного джипа. Под потолком захлопали размашистые крылья: Баби угукнул и, спикировав Диего на плечо, трижды щелкнул клювом, будто говоря: «Проваливайте уже!»
– Я пригляжу за ковеном, не волнуйся, – подмигнул нам Диего, на что я лишь усмехнулась:
– Вообще-то это Морган будет приглядывать за ковеном и тобой. Передай Исааку, чтобы не вздумал волноваться.
Морган просияла и часто закивала головой, а я уверенно вышла из дома, стараясь не оглядываться, чтобы не начать скучать раньше времени. Тюльпана забралась в машину последней, но сначала бросила в руки Морган починенный фотоаппарат, не проронив ни слов прощания, ни извинения.
– Ну что, вперед, навстречу неизведанному? – улыбнулся Коул чересчур радостно для того, кому предстояло вновь столкнуться лицом к лицу с девицей, что едва не оставила его без глаз.
Я слабо улыбнулась и положила на бардачок руку, заставляя кристалл, болтающийся на запястье, осветить нам путь. Втроем мы помчались наперегонки с лиловым лучом, догнать который было невозможно, как и предугадать, чем кончится эта поездка.
Первые сутки все было нормально, но тогда никто из нас еще не подозревал, сколько дней продлится наше странствие. Вскоре проносящиеся мимо огни смешались в однообразную массу, как и маленькие городки, встречающиеся на пути: все они были как под копирку. Луч кристалла не угасал ни на секунду и ни разу не сменил намеченный курс. Лишь водил нас с одного шоссе на другое, иногда уводя на проселочные дороги, где приходилось подпрыгивать на кочках и ударяться головой о потолок. Уже к середине следующего дня мы минули Иллинойс и Канзас. Мы проводили в дороге все время, останавливаясь лишь на пять-шесть часов, чтобы принять душ, вздремнуть и отправиться дальше.
– Где мы сейчас? – спросила я, сбросив надоевшую обувь и растянувшись прямо в одежде на скрипучей кровати мотеля, чтобы скорее взяться за жареную картошку. Уж слишком соблазнительно веяло пармезаном и паприкой из бумажного пакета, покрытого масляными пятнами. В последнее время придорожные забегаловки стали для нас вторым домом, а холестерин – главным источником энергии.
Коул склонился над картой, разложенной на допотопном шипящем телевизоре.
– Где-то под Денвером… А куда сейчас показывает луч?
Я вытерла соленые губы салфеткой и подбросила в ладони сталактит, крутя его то так, то этак, но получая одно и то же:
– Все туда же. На юго-запад.
Коул издал протяжный стон. Луч вел нас по прямой, не заботясь о комфорте маршрута – немудрено, что вчера мы застряли посреди кукурузного поля и были вынуждены спать друг на друге. У меня на пояснице до сих пор красовалась синяя вмятина от рычага передач.
– Не понимаю… где Ферн может нас ждать? Мы такими темпами доедем до Гватемалы. Я вообще не думал забираться дальше Айовы!
– Ну в этом есть и плюсы, – попыталась воодушевить Коула я, дернув его за край плаща и усадив рядом. – Всего за четыре дня мы исколесили пол-Америки и увидели много интересного.
– Интересного? Да мы останавливались только на заправках! Ну, не считая Канзаса, когда у нас полетело заднее колесо, – пробормотал Коул, открывая контейнер с салатом слоу-кроу.
– Ой, только не говори, что самый большой в мире клубок пряжи был не лучшей достопримечательностью в твоей жизни!
– Ага, особенно в жизни Тюльпаны. После того как она прокляла владельца музея, его бизнес точно загнется.
Я рассмеялась, и Коул выхватил у меня из рук пакет с картошкой, бесстыже запихав себе в рот самые вкусные хрустящие крошки, а потом вдавил меня в матрас.
– Надо еще гримов покормить, – напомнила я шепотом, когда Коул поцеловал меня в шею. За эти дни нам практически не удавалось побыть вдвоем, не поймав на себе осуждающий взгляд Тюльпаны или Штруделя. Теперь же, не собираясь упускать момент, Коул уцепился за шлейки моих джинсов и потянул их вниз вместе с бельем. – Лучше делать это в ванной, а то их укачивает от долгой езды. Боюсь, как бы все здесь не загадили.
– Тебе обязательно говорить об этом прямо сейчас, Одри? Да и вообще говорить…
– Нет, но я люблю создавать препятствия, – усмехнулась я, придержав джинсы, за что Коул укусил меня чуть ниже ключицы, уже сбросив с себя акриловый свитер.
Его тело испещряли шрамы: россыпь шероховатых отметен вдоль правого плеча, тянущаяся до шеи, – память о первом столкновении Коула с Джулианом, после которого ему еще полночи пришлось выдирать из себя кусочки лезвий. Несколько рубцов под ребрами напоминали, как славно он бился с ним в особняке, обернув свою слепоту в беспроигрышное преимущество. Все раны давно зажили, быстро залечиваемые моими мазями, но даже они не смогли стереть розовую черточку на его подбородке, оставленную Рашель, когда она приложила Коула рукоятью его же меча. За все время, что мы были вместе, его тело прибавило не только в силе, но и в красоте. Эти маленькие несовершенства были по-настоящему совершенны: трофеи атташе, защищающего свою Верховную ведьму.
Я очертила их пальцами, один за другим, пока не добралась до лица Коула, нарисовав невидимые узоры на его губах. Он смотрел так жадно, будто пытался вобрать в себя каждый изгиб моего обнаженного тела. Вероятно, так оно и было: зная, на что похожа смертельная жажда в пустыне, невольно начинаешь ценить каждый глоток воды. Коул хотел запечатлеть в памяти все, до чего только мог добраться его взгляд, – на тот случай, если тьма вдруг вернется.
Но я не позволю ей вернуться, Коул.
Эта ночь была долгой. Дольше, чем предыдущие, но ее все равно не хватило, чтобы утолить нашу потребность друг в друге. Пообещав себе, что по прибытии домой я заставлю Коула наверстать упущенное, я приняла душ с утра пораньше и переоделась в лучшее платье, которое прихватила с собой. «Хочешь чувствовать себя хорошо – выгляди хорошо», – говорила мама. И она была чертовски права! В шелковой тунике с глубоким декольте я вновь ощутила себя той безбашенной авантюристкой, не привязанной ни к местам, ни к людям. Картину дополнила красная кепка с логотипом Hard Rock Cafe, которую когда-то подарил мне Коул взамен утерянной жемчужной шляпки.
Спустя час после того, как Тюльпана заставила несчастного официанта приготовить ей идеально тонкие блинчики с клубничным вареньем, которых даже не было в меню, пейзажи за окном вновь потянулись вереницей. Зеленый лес Колорадо плавно перетек в плоские лысые равнины, а они – в коричневые пески, с каждой милей все больше напоминающие каньоны и мертвую пустошь.
– Погодите-ка, – нахмурилась я, разворачивая карту и не переставая поглядывать на сияющий сталактит, луч которого вел наш автомобиль прямиком к самому веселому городу мира. – Неужели мы…
– Возрадуйтесь, ведьмы! Ваши мольбы услышаны – осталось совсем чуть-чуть. Икар слишком близко подлетел к солнцу…
Я не узнала голос Эго, выскочившего из браслета прямо на бардачок. Раньше он звучал настолько возбужденно лишь при виде толстого ломтика бекона. Его угольная шерсть лоснилась, красные глаза налились и блестели в предвкушении невиданной потехи, которую нам предвещал дорожный указатель «Лас-Вегас – 50 миль».
– Наконец-то! – вздохнула Тюльпана, облокотившись о спинку моего кресла локтями и вглядевшись в лобовое стекло. Штрудель дремал на ее коленях, выбрав своей новой фавориткой, и, что удивительно, Тюльпана не возражала. – Фу, здесь столько людей.
– Никогда не играл в казино, – проурчал Блуд, взобравшись мне на плечо и с любопытством глазея на неоновые вывески, рябящие вдалеке на фоне бледно-голубого неба. – Как думаете, демонических животных туда пускают?
– Сомневаюсь. Люди не прогрессивны, когда речь идет о толерантном восприятии сущностей других измерений, – заявил Спор, вылизывая лапы на кресле рядом с Тюльпаной. От этого их связанные хвосты натянулись, и они болезненно завопили.
Я задумчиво покатала кристалл по поверхности бардачка – свет действительно сделался ярче, напористее, будто голодный путник, которому не терпелось поскорее довести караван до оазиса и наконец передохнуть. Камень пульсировал в моих руках, как живое сердце, и бьющий из него луч сделался совсем тонким, похожим на нить. Следуя за ним, мы проехали еще несколько дорожных вывесок и въехали в город, известный своими возможностями разжечь азарт, пустыми кошельками туристов и греховными развлечениями, которые я всегда мечтала попробовать.
– Надо спрятать их, – опомнилась я, быстро сдергивая с шеи Вестники и запихивая их в нагрудный карман Коула. В ответ на его вопросительный взгляд мне пришлось пояснить: – Ферн не стоит знать, что Аврора уже вернула мне жемчуг. Вдруг она может учуять его? А у тебя иммунитет к магии. Надеюсь, он сработает, как бронежилет, под которым можно что-нибудь укрыть. Главное, не потеряй!
Коул серьезно кивнул, стараясь не отвлекаться от дороги, пока я поправляла его плащ, проверяя, не торчит ли откуда-нибудь золотая нить.
– Эй, гляди! – вскрикнула Тюльпана, щелкнув пальцами и указав на вибрирующий кристалл.
– Направо, – выпалила я: луч метнулся, уводя машину в сторону отеля, который мне доводилось видеть лишь на почтовых открытках.
Но стоило нашей машине завернуть на бульвар Лас-Вегас-Стрип – центральную артерию города, наполненную экзотикой, – луч умер, как и пульсация, превратив магический путеводный сталактит в непримечательную побрякушку, каких полно на блошиных рынках.
– Она уже здесь, – сказала Тюльпана то, что я и так знала.
Для этого мне даже не нужно было выглядывать в окно. Мой позвоночник пронзил липкий холод, и волоски на руках зашевелились. Я почувствовала странное давление в висках, как если бы в моих мыслях кто-то рылся, выворачивая их наизнанку, и постаралась сосредоточиться на том, какие красивые виды простираются впереди. Нагромождение магазинов с сияющими витринами, круглосуточные бары под открытым небом с толпами выпивох, спортивные автокары, двойники Элвиса Пресли и, конечно же, легендарные казино, манящие возможностями наживы и несметных богатств.
В пору странствий мы с Рашель всегда обходили Лас-Вегас стороной: она избегала всего, что могло замутить сознание, – от алкоголя до чересчур красивых парней. Однако Лас-Вегас, будучи сосредоточием роскоши, безрассудства и кайфа, идеально подходил, чтобы надрать зад любимейшей сестренке. Ну, или чтобы умереть.
Коул припарковался неподалеку от отеля «Bellagio», номер в котором стоил, как весь особняк Шамплейн. Брызги от танцующих фонтанов искрились радугой, захлестывая прохладой и фотовспышками. Я увидела Ферн еще до того, как вылезла из машины: она сидела на веранде помпезного итальянского ресторана, прилегающего к развлекательному комплексу. Ее столик располагался в зарослях цветочных клумб поодаль от остальных, а на ажурной скатерти красовались три чашки ароматного капучино для нас и апельсиновый фреш для нее. Тот, кто сидел рядом с ней, не пил вовсе. Да и, кажется, не моргал.
– Гидеон, – выдохнул Коул мне на ухо, оцепенев.
Коул определенно не был готов к такому повороту событий. Ферн знала это и, похоже, наслаждалась его смятением, как и теплым безоблачным деньком. На ней было длинное платье оливкового цвета с серебряным тиснением и острым воротником, поднятым почти до подбородка, чтобы закрыть уродливые шрамы. Из-под коричневой шляпки-котелка выглядывали светло-медовые волосы, забранные в несколько растрепанных кос с бусинами из розового кварца. Одежда Гидеона будто была призвана оттенить ее образ: свободная белая сорочка, джинсовые бриджи и боевое копье, замаскированное под трость и прислоненное к ограждению веранды. Его волосы стали короче раза в два и почти не вились, а зеленые глаза смотрели бесстрастно и отчужденно. При виде родного брата Гидеон ничуть не переменился в лице, давно выработав иммунитет к человеческим чувствам. Лишь морщинок вокруг его рта прибавилось, когда он нервно облизал губы.
– Здравствуй, Одри, – коротко поприветствовал меня он, стоило нам, собравшись с духом, подойти. Тюльпана с Коулом шествовали позади. Гидеон не взглянул на них, как и Ферн, которая перестала играть с пластиковой соломинкой и осведомилась с приторной вежливостью:
– Надеюсь, поездка вас не утомила? Присаживайтесь! – Она щелкнула пальцами, отодвигая для нас плетеные стулья. – Я уже заказала вам напитки и кое-что из еды на свой вкус. Здесь готовят потрясающие кулурджонес! Прямо как на берегах Сардинии. Думаю, ты обязательно оценишь, Одри. Вроде бы именно это блюдо твоя мама любила заказывать на ужин незадолго до того, как почила?
Скулы у меня предательски свело, но я не доставила Ферн радости лицезреть мою боль. Она вонзила коготки прямо в незаживающий рубец – у нее было врожденное чутье на источник нескончаемой боли, как на сырое мясо у ненасытных гиен.
– Нет, она любила панадас, – улыбнулась я. – Позволь узнать, что за мастер-класс ты приготовила, ради которого мне пришлось тащиться на другой конец Америки?! Молись, чтобы это того стоило.
– Не кипятись, Одри. Тебе понравится. И, что куда важнее, это пойдет на пользу всем твоим восьми дарам, – миловидно улыбнулась Ферн, вытирая салфеткой рот после лимонного сорбета.
Ее серые глаза неотступно буравили меня, будто только мы были за этим столом. То же можно было сказать о Коуле с Гидеоном: они впервые с той роковой ночи оказались друг к другу так близко. Их бесцветные лица говорили гораздо больше, чем слова: сомкнутые челюсти, ходящие взад-вперед желваки. Оба даже не моргали. Я не осмелилась вмешаться в их немую борьбу, лишь мельком заметив, с каким невозмутимым блаженством Тюльпана причмокивает кофе из своей кружки, в то время как я к своей притрагиваться даже не собиралась. Из соображений безопасности и высокомерия, конечно.
– Ты же в Лас-Вегасе! Научись получать удовольствие, куда бы жизнь ни забросила тебя. – Ферн с характерным звуком выпила через трубочку остатки сока. – Сначала вам нужно как минимум отдохнуть с дороги. А разве есть отдых лучше, чем семейные посиделки?
Хорошо, что я не пила кофе в этот момент, иначе бы подавилась. Проводив взглядом официанта, поставившего перед нами четыре тарелки, я отодвинула свою порцию картофельных равиолей и сказала:
– Ты мне не сестра.
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – процитировала Шекспира Ферн, разделывая ножичком и вилкой упругое тесто, сочащееся чесночным маслом. – Как бы этого ни отрицала, но в нас течет одна кровь. Так дай мне шанс. Кто знает, вдруг уже к вечеру мы станем лучшими подружками?
– Если такое случится, можешь забирать весь ковен Шамплейн даром, – прыснула я, кинув ей на колени ее дурацкий кристалл, а затем отодвинулась от стола и встала.
– Неудивительно, что ты до сих пор не стала полноправной Верховной, – вздохнула она, отложив приборы и вставая следом. – С таким нетерпением сложно усидеть на месте и чему-то научиться! Мальчики! – Она обратилась сразу к двоим, но ни Коул, ни Гидеон не повернулись. – Побудьте здесь. Думаю, вам есть о чем поговорить. А ты, Тюльпана, наверняка найдешь себе занятие в парке аттракционов. Ради него сюда со всего мира приезжают! Даже из Польши.
Тюльпана замерла – уже отодвинула стул, чтобы подняться, но вдруг передумала. Ее глаза распахнулись, взор устремился на кованые ворота, увешанные яркими плакатами и конфетти, за которыми слышался детский смех и скрип скоростных вагонеток. Что-то влекло ее туда, заставляя разрываться между своим долгом перед ковеном и заманчивым предложением Ферн, суть которого ускользала от меня.
– Ты не пожалеешь, – пообещала она Тюльпане, хитро улыбнувшись.
Убедившись, что я не против, Тюльпана убежала. Я пристально взглянула на названную сестру. Так было даже лучше – только Ферн и я. Только Дефо.
– Будь начеку, – шепнула я Коулу, сжимающему вилку с наколотым равиолем так крепко, будто он собирался вот-вот вонзить ее в глаз Гидеона.
Надеясь, что все обойдется, я приготовилась к бою и направилась за Ферн, которая уже перешла на другую сторону улицы.
– Ты будешь извиняться или как?
– А разве ты приехал сюда, чтобы выслушивать мои извинения?
– Нет, но для твоего же блага стоило бы начать именно с них…
– Можно попробовать, – произнес он, немного подумав. – Не понравится – уйдешь. Мы же не твои родители – мы ковен. Ты сама себе хозяйка.
Морган заправила прядь пшеничных волос за ухо, по привычке потянувшись к оловянному крестику под воротом комбинезона. Он напоминал ей о доме и о том человеческом, что она оставила вместе с семьей и чувством вины в далеком Ривер-Хейтс.
– В прошлой школе я была изгоем, – прошептала она. – Вдруг в этой будет так же?
– Это совсем другая школа, Морган, – сказал Диего, обменявшись со мной красноречивыми взглядами. – И ты тоже другая.
Она облизала обветренные губы и кивнула, пряча крестик обратно, – решение принято.
– Я согласен с Одри. В школе ты всех уделаешь! – вдруг поддержал голос за моей спиной. – Я не помню, говорил ли тебе, как благодарен…
Я обернулась на Коула, который уже закинул наши вещи в багажник и поднялся в дом. Его карие глаза сияли, подсвеченные солнцем, приглушенным разноцветным витражом окон. Гладко выбритый, в кои-то веки причесанный и пахнущий терпким одеколоном, который я прикупила для него вместе с классной черной водолазкой, Коул снова выглядел собой. На его поясе была пристегнута кобура, однако помимо новенького «глока» там еще висел загнутый клинок, перетянутый ножнами. Коул набросил свой неизменный бежевый плащ и, зашнуровав высокие оксфорды до лодыжек, стал походить на каноничного детектива полиции. Но этот образ был обманчив – суть охотника на ведьм проглядывала так же отчетливо, как утопленник сквозь болотную ряску. Настоящий волк в овечьей шкуре.
– Да, говорил, – с придыханием сказала Морган, смущенная до икоты. – И не раз. Но я все равно ничего не помню из той ночи… Даже не знаю, я ли сделала это или кто-то, кто был мной в тот момент.
– Поверь, это неважно. Я никогда не устану повторять тебе, как благодарен, снова и снова. Спасибо, что вернула мне зрение, Морган.
Ее фарфоровую бледность разбавил румянец, поцеловавший скулы в тех местах, где их поцеловал Коул. Он по-отечески поправил розовый плед на ней, а уходя, потрепал выбежавшего Бакса по холке и кивнул мне в сторону подогнанного джипа. Под потолком захлопали размашистые крылья: Баби угукнул и, спикировав Диего на плечо, трижды щелкнул клювом, будто говоря: «Проваливайте уже!»
– Я пригляжу за ковеном, не волнуйся, – подмигнул нам Диего, на что я лишь усмехнулась:
– Вообще-то это Морган будет приглядывать за ковеном и тобой. Передай Исааку, чтобы не вздумал волноваться.
Морган просияла и часто закивала головой, а я уверенно вышла из дома, стараясь не оглядываться, чтобы не начать скучать раньше времени. Тюльпана забралась в машину последней, но сначала бросила в руки Морган починенный фотоаппарат, не проронив ни слов прощания, ни извинения.
– Ну что, вперед, навстречу неизведанному? – улыбнулся Коул чересчур радостно для того, кому предстояло вновь столкнуться лицом к лицу с девицей, что едва не оставила его без глаз.
Я слабо улыбнулась и положила на бардачок руку, заставляя кристалл, болтающийся на запястье, осветить нам путь. Втроем мы помчались наперегонки с лиловым лучом, догнать который было невозможно, как и предугадать, чем кончится эта поездка.
Первые сутки все было нормально, но тогда никто из нас еще не подозревал, сколько дней продлится наше странствие. Вскоре проносящиеся мимо огни смешались в однообразную массу, как и маленькие городки, встречающиеся на пути: все они были как под копирку. Луч кристалла не угасал ни на секунду и ни разу не сменил намеченный курс. Лишь водил нас с одного шоссе на другое, иногда уводя на проселочные дороги, где приходилось подпрыгивать на кочках и ударяться головой о потолок. Уже к середине следующего дня мы минули Иллинойс и Канзас. Мы проводили в дороге все время, останавливаясь лишь на пять-шесть часов, чтобы принять душ, вздремнуть и отправиться дальше.
– Где мы сейчас? – спросила я, сбросив надоевшую обувь и растянувшись прямо в одежде на скрипучей кровати мотеля, чтобы скорее взяться за жареную картошку. Уж слишком соблазнительно веяло пармезаном и паприкой из бумажного пакета, покрытого масляными пятнами. В последнее время придорожные забегаловки стали для нас вторым домом, а холестерин – главным источником энергии.
Коул склонился над картой, разложенной на допотопном шипящем телевизоре.
– Где-то под Денвером… А куда сейчас показывает луч?
Я вытерла соленые губы салфеткой и подбросила в ладони сталактит, крутя его то так, то этак, но получая одно и то же:
– Все туда же. На юго-запад.
Коул издал протяжный стон. Луч вел нас по прямой, не заботясь о комфорте маршрута – немудрено, что вчера мы застряли посреди кукурузного поля и были вынуждены спать друг на друге. У меня на пояснице до сих пор красовалась синяя вмятина от рычага передач.
– Не понимаю… где Ферн может нас ждать? Мы такими темпами доедем до Гватемалы. Я вообще не думал забираться дальше Айовы!
– Ну в этом есть и плюсы, – попыталась воодушевить Коула я, дернув его за край плаща и усадив рядом. – Всего за четыре дня мы исколесили пол-Америки и увидели много интересного.
– Интересного? Да мы останавливались только на заправках! Ну, не считая Канзаса, когда у нас полетело заднее колесо, – пробормотал Коул, открывая контейнер с салатом слоу-кроу.
– Ой, только не говори, что самый большой в мире клубок пряжи был не лучшей достопримечательностью в твоей жизни!
– Ага, особенно в жизни Тюльпаны. После того как она прокляла владельца музея, его бизнес точно загнется.
Я рассмеялась, и Коул выхватил у меня из рук пакет с картошкой, бесстыже запихав себе в рот самые вкусные хрустящие крошки, а потом вдавил меня в матрас.
– Надо еще гримов покормить, – напомнила я шепотом, когда Коул поцеловал меня в шею. За эти дни нам практически не удавалось побыть вдвоем, не поймав на себе осуждающий взгляд Тюльпаны или Штруделя. Теперь же, не собираясь упускать момент, Коул уцепился за шлейки моих джинсов и потянул их вниз вместе с бельем. – Лучше делать это в ванной, а то их укачивает от долгой езды. Боюсь, как бы все здесь не загадили.
– Тебе обязательно говорить об этом прямо сейчас, Одри? Да и вообще говорить…
– Нет, но я люблю создавать препятствия, – усмехнулась я, придержав джинсы, за что Коул укусил меня чуть ниже ключицы, уже сбросив с себя акриловый свитер.
Его тело испещряли шрамы: россыпь шероховатых отметен вдоль правого плеча, тянущаяся до шеи, – память о первом столкновении Коула с Джулианом, после которого ему еще полночи пришлось выдирать из себя кусочки лезвий. Несколько рубцов под ребрами напоминали, как славно он бился с ним в особняке, обернув свою слепоту в беспроигрышное преимущество. Все раны давно зажили, быстро залечиваемые моими мазями, но даже они не смогли стереть розовую черточку на его подбородке, оставленную Рашель, когда она приложила Коула рукоятью его же меча. За все время, что мы были вместе, его тело прибавило не только в силе, но и в красоте. Эти маленькие несовершенства были по-настоящему совершенны: трофеи атташе, защищающего свою Верховную ведьму.
Я очертила их пальцами, один за другим, пока не добралась до лица Коула, нарисовав невидимые узоры на его губах. Он смотрел так жадно, будто пытался вобрать в себя каждый изгиб моего обнаженного тела. Вероятно, так оно и было: зная, на что похожа смертельная жажда в пустыне, невольно начинаешь ценить каждый глоток воды. Коул хотел запечатлеть в памяти все, до чего только мог добраться его взгляд, – на тот случай, если тьма вдруг вернется.
Но я не позволю ей вернуться, Коул.
Эта ночь была долгой. Дольше, чем предыдущие, но ее все равно не хватило, чтобы утолить нашу потребность друг в друге. Пообещав себе, что по прибытии домой я заставлю Коула наверстать упущенное, я приняла душ с утра пораньше и переоделась в лучшее платье, которое прихватила с собой. «Хочешь чувствовать себя хорошо – выгляди хорошо», – говорила мама. И она была чертовски права! В шелковой тунике с глубоким декольте я вновь ощутила себя той безбашенной авантюристкой, не привязанной ни к местам, ни к людям. Картину дополнила красная кепка с логотипом Hard Rock Cafe, которую когда-то подарил мне Коул взамен утерянной жемчужной шляпки.
Спустя час после того, как Тюльпана заставила несчастного официанта приготовить ей идеально тонкие блинчики с клубничным вареньем, которых даже не было в меню, пейзажи за окном вновь потянулись вереницей. Зеленый лес Колорадо плавно перетек в плоские лысые равнины, а они – в коричневые пески, с каждой милей все больше напоминающие каньоны и мертвую пустошь.
– Погодите-ка, – нахмурилась я, разворачивая карту и не переставая поглядывать на сияющий сталактит, луч которого вел наш автомобиль прямиком к самому веселому городу мира. – Неужели мы…
– Возрадуйтесь, ведьмы! Ваши мольбы услышаны – осталось совсем чуть-чуть. Икар слишком близко подлетел к солнцу…
Я не узнала голос Эго, выскочившего из браслета прямо на бардачок. Раньше он звучал настолько возбужденно лишь при виде толстого ломтика бекона. Его угольная шерсть лоснилась, красные глаза налились и блестели в предвкушении невиданной потехи, которую нам предвещал дорожный указатель «Лас-Вегас – 50 миль».
– Наконец-то! – вздохнула Тюльпана, облокотившись о спинку моего кресла локтями и вглядевшись в лобовое стекло. Штрудель дремал на ее коленях, выбрав своей новой фавориткой, и, что удивительно, Тюльпана не возражала. – Фу, здесь столько людей.
– Никогда не играл в казино, – проурчал Блуд, взобравшись мне на плечо и с любопытством глазея на неоновые вывески, рябящие вдалеке на фоне бледно-голубого неба. – Как думаете, демонических животных туда пускают?
– Сомневаюсь. Люди не прогрессивны, когда речь идет о толерантном восприятии сущностей других измерений, – заявил Спор, вылизывая лапы на кресле рядом с Тюльпаной. От этого их связанные хвосты натянулись, и они болезненно завопили.
Я задумчиво покатала кристалл по поверхности бардачка – свет действительно сделался ярче, напористее, будто голодный путник, которому не терпелось поскорее довести караван до оазиса и наконец передохнуть. Камень пульсировал в моих руках, как живое сердце, и бьющий из него луч сделался совсем тонким, похожим на нить. Следуя за ним, мы проехали еще несколько дорожных вывесок и въехали в город, известный своими возможностями разжечь азарт, пустыми кошельками туристов и греховными развлечениями, которые я всегда мечтала попробовать.
– Надо спрятать их, – опомнилась я, быстро сдергивая с шеи Вестники и запихивая их в нагрудный карман Коула. В ответ на его вопросительный взгляд мне пришлось пояснить: – Ферн не стоит знать, что Аврора уже вернула мне жемчуг. Вдруг она может учуять его? А у тебя иммунитет к магии. Надеюсь, он сработает, как бронежилет, под которым можно что-нибудь укрыть. Главное, не потеряй!
Коул серьезно кивнул, стараясь не отвлекаться от дороги, пока я поправляла его плащ, проверяя, не торчит ли откуда-нибудь золотая нить.
– Эй, гляди! – вскрикнула Тюльпана, щелкнув пальцами и указав на вибрирующий кристалл.
– Направо, – выпалила я: луч метнулся, уводя машину в сторону отеля, который мне доводилось видеть лишь на почтовых открытках.
Но стоило нашей машине завернуть на бульвар Лас-Вегас-Стрип – центральную артерию города, наполненную экзотикой, – луч умер, как и пульсация, превратив магический путеводный сталактит в непримечательную побрякушку, каких полно на блошиных рынках.
– Она уже здесь, – сказала Тюльпана то, что я и так знала.
Для этого мне даже не нужно было выглядывать в окно. Мой позвоночник пронзил липкий холод, и волоски на руках зашевелились. Я почувствовала странное давление в висках, как если бы в моих мыслях кто-то рылся, выворачивая их наизнанку, и постаралась сосредоточиться на том, какие красивые виды простираются впереди. Нагромождение магазинов с сияющими витринами, круглосуточные бары под открытым небом с толпами выпивох, спортивные автокары, двойники Элвиса Пресли и, конечно же, легендарные казино, манящие возможностями наживы и несметных богатств.
В пору странствий мы с Рашель всегда обходили Лас-Вегас стороной: она избегала всего, что могло замутить сознание, – от алкоголя до чересчур красивых парней. Однако Лас-Вегас, будучи сосредоточием роскоши, безрассудства и кайфа, идеально подходил, чтобы надрать зад любимейшей сестренке. Ну, или чтобы умереть.
Коул припарковался неподалеку от отеля «Bellagio», номер в котором стоил, как весь особняк Шамплейн. Брызги от танцующих фонтанов искрились радугой, захлестывая прохладой и фотовспышками. Я увидела Ферн еще до того, как вылезла из машины: она сидела на веранде помпезного итальянского ресторана, прилегающего к развлекательному комплексу. Ее столик располагался в зарослях цветочных клумб поодаль от остальных, а на ажурной скатерти красовались три чашки ароматного капучино для нас и апельсиновый фреш для нее. Тот, кто сидел рядом с ней, не пил вовсе. Да и, кажется, не моргал.
– Гидеон, – выдохнул Коул мне на ухо, оцепенев.
Коул определенно не был готов к такому повороту событий. Ферн знала это и, похоже, наслаждалась его смятением, как и теплым безоблачным деньком. На ней было длинное платье оливкового цвета с серебряным тиснением и острым воротником, поднятым почти до подбородка, чтобы закрыть уродливые шрамы. Из-под коричневой шляпки-котелка выглядывали светло-медовые волосы, забранные в несколько растрепанных кос с бусинами из розового кварца. Одежда Гидеона будто была призвана оттенить ее образ: свободная белая сорочка, джинсовые бриджи и боевое копье, замаскированное под трость и прислоненное к ограждению веранды. Его волосы стали короче раза в два и почти не вились, а зеленые глаза смотрели бесстрастно и отчужденно. При виде родного брата Гидеон ничуть не переменился в лице, давно выработав иммунитет к человеческим чувствам. Лишь морщинок вокруг его рта прибавилось, когда он нервно облизал губы.
– Здравствуй, Одри, – коротко поприветствовал меня он, стоило нам, собравшись с духом, подойти. Тюльпана с Коулом шествовали позади. Гидеон не взглянул на них, как и Ферн, которая перестала играть с пластиковой соломинкой и осведомилась с приторной вежливостью:
– Надеюсь, поездка вас не утомила? Присаживайтесь! – Она щелкнула пальцами, отодвигая для нас плетеные стулья. – Я уже заказала вам напитки и кое-что из еды на свой вкус. Здесь готовят потрясающие кулурджонес! Прямо как на берегах Сардинии. Думаю, ты обязательно оценишь, Одри. Вроде бы именно это блюдо твоя мама любила заказывать на ужин незадолго до того, как почила?
Скулы у меня предательски свело, но я не доставила Ферн радости лицезреть мою боль. Она вонзила коготки прямо в незаживающий рубец – у нее было врожденное чутье на источник нескончаемой боли, как на сырое мясо у ненасытных гиен.
– Нет, она любила панадас, – улыбнулась я. – Позволь узнать, что за мастер-класс ты приготовила, ради которого мне пришлось тащиться на другой конец Америки?! Молись, чтобы это того стоило.
– Не кипятись, Одри. Тебе понравится. И, что куда важнее, это пойдет на пользу всем твоим восьми дарам, – миловидно улыбнулась Ферн, вытирая салфеткой рот после лимонного сорбета.
Ее серые глаза неотступно буравили меня, будто только мы были за этим столом. То же можно было сказать о Коуле с Гидеоном: они впервые с той роковой ночи оказались друг к другу так близко. Их бесцветные лица говорили гораздо больше, чем слова: сомкнутые челюсти, ходящие взад-вперед желваки. Оба даже не моргали. Я не осмелилась вмешаться в их немую борьбу, лишь мельком заметив, с каким невозмутимым блаженством Тюльпана причмокивает кофе из своей кружки, в то время как я к своей притрагиваться даже не собиралась. Из соображений безопасности и высокомерия, конечно.
– Ты же в Лас-Вегасе! Научись получать удовольствие, куда бы жизнь ни забросила тебя. – Ферн с характерным звуком выпила через трубочку остатки сока. – Сначала вам нужно как минимум отдохнуть с дороги. А разве есть отдых лучше, чем семейные посиделки?
Хорошо, что я не пила кофе в этот момент, иначе бы подавилась. Проводив взглядом официанта, поставившего перед нами четыре тарелки, я отодвинула свою порцию картофельных равиолей и сказала:
– Ты мне не сестра.
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – процитировала Шекспира Ферн, разделывая ножичком и вилкой упругое тесто, сочащееся чесночным маслом. – Как бы этого ни отрицала, но в нас течет одна кровь. Так дай мне шанс. Кто знает, вдруг уже к вечеру мы станем лучшими подружками?
– Если такое случится, можешь забирать весь ковен Шамплейн даром, – прыснула я, кинув ей на колени ее дурацкий кристалл, а затем отодвинулась от стола и встала.
– Неудивительно, что ты до сих пор не стала полноправной Верховной, – вздохнула она, отложив приборы и вставая следом. – С таким нетерпением сложно усидеть на месте и чему-то научиться! Мальчики! – Она обратилась сразу к двоим, но ни Коул, ни Гидеон не повернулись. – Побудьте здесь. Думаю, вам есть о чем поговорить. А ты, Тюльпана, наверняка найдешь себе занятие в парке аттракционов. Ради него сюда со всего мира приезжают! Даже из Польши.
Тюльпана замерла – уже отодвинула стул, чтобы подняться, но вдруг передумала. Ее глаза распахнулись, взор устремился на кованые ворота, увешанные яркими плакатами и конфетти, за которыми слышался детский смех и скрип скоростных вагонеток. Что-то влекло ее туда, заставляя разрываться между своим долгом перед ковеном и заманчивым предложением Ферн, суть которого ускользала от меня.
– Ты не пожалеешь, – пообещала она Тюльпане, хитро улыбнувшись.
Убедившись, что я не против, Тюльпана убежала. Я пристально взглянула на названную сестру. Так было даже лучше – только Ферн и я. Только Дефо.
– Будь начеку, – шепнула я Коулу, сжимающему вилку с наколотым равиолем так крепко, будто он собирался вот-вот вонзить ее в глаз Гидеона.
Надеясь, что все обойдется, я приготовилась к бою и направилась за Ферн, которая уже перешла на другую сторону улицы.
– Ты будешь извиняться или как?
– А разве ты приехал сюда, чтобы выслушивать мои извинения?
– Нет, но для твоего же блага стоило бы начать именно с них…