Ковен заблудших ведьм

– Это ферма, – пояснила я, вложив его Диего в руку. – Там, за конюшней, есть тропа, по которой как раз проедет твой мотоцикл. Езжай по вот этим указателям и увидишь поляну со следами кострища. Дальше сам разберешься. Сможешь сделать это для меня? А я присмотрю за Морган.

Диего озадаченно пожал плечами и сунул клочок бумаги в карман к соленым кренделькам. Другого выбора у него не было.

– Без проблем. Отправлюсь сейчас, пока еще не стемнело.

– Отлично, спасибо. А насчет голоса…

– Какого голоса?

Я застопорилась, глядя на Баби, своевольно выпорхнувшего в форточку, когда ему приелось наше общество. На плиту осыпалось несколько перьев, перепачканных в чем-то черном, и я поморщилась.

– Там, в саду, я слышала предупреждение. «Скажи некроманту, что четвертый лепесток опадает», или что-то вроде того. Баби умеет разговаривать?

Диего прыснул в кулак, посмотрев на меня, как на умалишенную.

– Конечно, нет! Где ты видела разговаривающих животных? Мы не берем в расчет твоих кошачьих демонят, конечно. Это был совсем не Баби…

– А кто тогда? – напряглась я. – Только не говори, что в нашем доме прибавилось жильцов!

Диего виновато потупился, и я чертыхнулась шепотом, готовясь к его ответу.

– Как думаешь, почему я путешествовал по штатам? Почему все ковены просили меня убраться с их территории? – спросил он смущенно, теребя кончиком языка металлическое колечко в губе.

– Лично я думала, это из-за твоего пристрастия к азартным играм и мошенничеству.

– Это тоже, но… Где некромант – там и призраки давно минувших дней. Неупокоенные души. Чуть замерцает где-то садовая лампа, мотыльки тут же слетаются!

– Имеешь в виду, они тянутся к тебе, потому что ты можешь их видеть? – уточнила я, и Диего слабо кивнул, разглядывая руны на своих руках. Лишь теперь, изучая вязи из манназ и беркано, я понимала, что они символизируют вовсе не смерть, а защиту от нее.

– Те, кого ты слышала, мои старые друзья. Наверняка это был Винсент или Аббас. Раньше они не являлись сюда, потому что…

– Потому что все твои силы уходили на Рашель, – закончила я за него, прозрев. – Черт. И что, поблизости теперь вечно будут шариться настырные духи?

Диего почесал затылок, устраивая на голове образцовое безобразие, и я вздохнула, смиряясь с тем, о чем еще давно предупреждала мама: каждая новая ведьма – это не только польза, но и проблемы. Вместе с клятвой Верховная берет на себя и то, и другое. Ох, сколько же мудрости было во всех ее словах!

Диего вымученно улыбнулся. Где-то там, глубоко, в нем горело неистребимое чувство вины за то, кем он являлся. Я не имела права подбрасывать дров в этот огонь, поэтому только небрежно фыркнула и взяла банки с вареньем.

– Ничего страшного. Мы потерпим. У нас ведь необычный ковен, так? Просто скажи своим призрачным друзьям, если будут подглядывать за мной в душе – я изгоню их в адово пекло.

– Они учтут, – пообещал Диего на полном серьезе и, оставив форточку приоткрытой для Баби, учтиво придержал передо мной дверь, прежде чем отцепить с вешалки кожаную куртку и начать собираться.

Тюльпана, взбешенная моим долгим отсутствием, появилась в коридоре как раз в тот момент, когда я уже тянулась к бронзовой ручке двери.

– Недурно, – похвалила она мои труды, обмакнув в одуванчики чайную ложку и настороженно лизнув ее. – Сгодится. Можем начинать.

Зал встретил меня уже принаряженным и подготовленным: повсюду стояли тростниковые свечи в лампадах и канделябрах. Вся мебель, включая рояль и диваны, передвинулась в угол, освободив центр для красного покрывала и трех подушек. Между ними возвышались зеркала высотой с Коула. В отражении каждого плясало пламя, создавая бесконечный коридор из света, – из-за этого зал казался раза в два больше. Камин благоухал: чувствовались семена сандала и мирры. Плотно запахнутые и подвязанные шторы не пропускали ни одного лучика солнца – казалось, в этом зале царит ночь, повернув время вспять, пока за его пределами по-прежнему правит день. Я услышала хруст, наступив на ивовые прутья: выложенные вокруг подушек и между зеркал, они образовывали пересечение трех фаз луны – полумесяцы растущей и убывающей, а между ними – полная. Внутри нее стоял алхимический столик с двумя дымящимися кубками. Один был массивный, из золота с малахитом и рубинами, а второй – невзрачный, из темного дерева с художественной резьбой в виде бегущих оленей и виноградных лоз.

– Ну наконец-то, – вздохнула Аврора, с хрустом потягиваясь на жаккардовой обивке кресла. После смены обстановки ей пришлось пересесть ближе к огню, у которого она грела по-старчески мерзлые ноги со взбухшей сеточкой вен. – Почему так долго? Если не Вестники меня убьют, то скука. В этом доме совершенно нечем заняться!

Проигнорировав ее, я села на одну из бархатных подушек рядом с Тюльпаной, помогая готовить напиток.

Стихийные элементали, вырезанные на углах столика в соответствии со сторонами света, источали будоражащее тепло, стоило приложить к ним ладонь. В алхимии я разбиралась значительно лучше, чем в некромантии, но все равно не понимала, что задумала Тюльпана. Подав ей откупоренную баночку с розовым вареньем, я проследила, как она размешивает его в кубке с красным вином, пахнущим ежевикой. Затем она проделала то же самое с белым цитрусовым, разбавив его несколькими ложками одуванчикового сиропа. И в тот и в другой кубок посыпался порошок из толченого ячменя и морской соли, а завершился рецепт нашей с Авророй кровью.

– Руку, – попросила Тюльпана, берясь за острый ритуальный атам и ставя кубок перед Авророй, которой Коул любезно помог усесться на третью подушку.

Она без колебаний стянула замшевую перчатку и подала раскрытую ладонь. Так же быстро и непринужденно Тюльпана чиркнула по ней лезвием. Сквозь пальцы, обвитые чернильными венами, побежала кровь – такая же черная, как та магия Шепота, что отравила Аврору и теперь отравляла меня. То была даже не кровь, а яд – не зря Нимуэ пришла в бешенство, отведав его в своем озере.

От мысли, что мне придется испить это, я содрогнулась.

– Что такое, Одри? – принялась подтрунировать надо мной Аврора, натягивая перчатку обратно и даже не удосужившись перевязать руку. – Уже передумала?

– Ни за что, – прошептала я, подавая Тюльпане свою руку, которую она порезала и склонила над простым деревянным кубком.

Это оказалось больнее, чем я ожидала, – кровавая жертва никогда не давалась просто. С шипением отняв руку, когда кубок наполнился кровью больше чем на четверть, я схватила с пола полотенце и улыбнулась от нежности, когда Коул наклонился и завязал его вокруг моей ладони.

– Фу, – скривилась Аврора. – Можно не при посторонних?

Коул несколько раз проверил, остановилась ли кровь, и лишь затем отошел к двери, чтобы исполнить свой долг атташе: не мешать, но блюсти мою безопасность. Я же с головой нырнула в колдовство, позволив себе забыться и утонуть в своем природном естестве.

А затем пришел он – дар сотворения. Возможность созидать, лепя мироустройство, как пластилин. Мне доводилось видеть его на практике лишь единожды, и тогда Виктория прогнала меня из своего кабинета, пустив в ход летучих мышей, которые кусались в десять раз больнее, чем Штрудель. Эта магия требовала недюжиной концентрации, силы воли и даже самопожертвования. Порой Верховная отдавала столько магии, когда пряла новый миропорядок, что после не могла держать ложку еще двое суток.

Тюльпана распустила косы и глубоко вдохнула, а затем выдохнула, и вместе с ее дыханием разнеслось пламя, зажигая тысячу свечей по кругу. Их оказалось куда больше, чем казалось на первый взгляд: они вспыхнули и озарили комнату, превратив залу в священный храм трех ведьм – трех врагов и друзей в одном лице.


– Старица, – произнесла Тюльпана, зажигая фитиль мирры и рисуя им круг над головой Авроры. – Мудрость, покой, смерть.

Аврора закрыла глаза, вдыхая травяную дымку, а затем Тюльпана зажгла соседний фитиль – вербену – и повторила то же движение, только уже над собой.

– Мать. Зрелость, плодородие, пик, – сказала она и закончила, подпалив стручок ванили и проведя надо мной: – Дева. Волшебство, обещание, рождение. У тебя столько же имен, сколько и лиц, – Артемида, Селена, Геката. Истинное же – Эрешкигаль, триединая богиня, великое женское начало, супруга Рогатого бога и властительница Иркаллы. В твоем лоне рождаются звезды, в нем же они умирают. Сейчас ты благословляешь клятву, что дает Старица Деве, а Мать – скрепляет.

Я сосредоточилась, взвешивая каждое звено заклятия. Невнимательность могла стоить мне жизни. На ведьм Эдлер нельзя было слепо полагаться: они легко вплетут лазейку в неправильную формулировку и оставят тебя с носом.

Пламя свечей всколыхнулось, отбрасывая непропорционально длинные тени. Краем глаза я уловила движение, и в ту же сторону повернул голову Коул. Очевидно, мне не померещилось, и одна из проворных теней действительно юркнула в камин, сливаясь с ним, но не сгорая. Запах, исходящий от пропитанных снадобьями поленьев, потяжелел. Ароматный дым заполнил залу, как если бы здесь бушевал пожар. Но он не был удушающим – лишь сладкий фимиам, очищающий все, чего коснется. Он лег на нас троих, как невидимая печать, и скрепил нерушимыми узами. Соль вперемешку с хворостом, которыми были выложены три лунные фазы, загорелся, едва не подпаля ковер.

– Старица Аврора Эдлер, – обратилась к ней Тюльпана, и тени вокруг сгустились. – Вручишь ли ты Деве Одри Дефо власть над своим ковеном в час великой нужды? И станут твои ведьмы ее ведьмами, все до единой. И будут они служить ей так же верно и беспрекословно, как и тебе. Испей крови Девы, если согласна, и ни у кого не будет над тобой большей власти, чем у этой клятвы.

Деревянный кубок с белым вином, одуванчиками и моей кровью застыл у губ Авроры, но она не спешила прикладываться к нему. Несколько секунд ее сомнений длились целую вечность. Жемчужное ожерелье стягивалось плотнее, а ее магия тлела на глазах, унося с собой последние крупицы блеклой жизни. Выбор, от которого зависели мы обе.

Я затаила дыхание, наблюдая за тем, как меняется отражение лица Авроры в зеркалах – неизбежное смирение, а затем отвращение от глотка терпкого варева. На миг мне почудилось, что одно из отражений подмигнуло мне, пока другие осушали кубок до дна, крепко жмурясь.

– Дева Одри Дефо, – Тюльпана повернулась, и огонь принялся лизать ее руку шершавым языком, когда она пересекла границу круга, протягивая мне драгоценный кубок, – прими услугу Старицы, для коей ты станешь Верховной в час великой нужды. Да будешь ты править ковеном ее мудро и милостиво, пока нужда в том не отпадет. Испей крови Старицы, если согласна.

Красное вино оказалось вяжущим и сладким, с оттенком розового масла и металлическим послевкусием. Оно тяжело осело на языке и мгновенно ударило в голову, налив ее свинцом. Проглотив все до капли, я облизнулась и отставила кубок, чувствуя, как наливаюсь и пухну от жара. Меня накрыло эйфорией, а Аврору – слабостью, с которой та откинулась на подушку, едва не задев круг из хвороста и не подпалив себе волосы.

Тюльпана со звоном соединила два пустых кубка и вскинула руки над головой:

– Да будет так!

Все свечи потухли, и знаки лунных фаз тоже. Лишь камин мигнул, будто чихнул от наведенной нами пыли, и продолжил трещать дальше. Все перед моими глазами плыло, но я сфокусировала взгляд на Коуле, подскочившем к Авроре: глаза у той закатились, а рыжие волосы за считаные секунды припорошило инеем седины.

– Одри, – позвал он, пока Тюльпана оглядывала царящий в зале кавардак как свидетельство свершенного волшебства, которое можно было с гордостью вписать в ее ведьмовское портфолио.

Подчинив себе вялое тело, я подползла к Авроре и уложила ее на церемониальное покрывало, сдвинув белый воротничок платья, чтобы найти застежку.

– Быстрее, – поторапливал Коул, глядя на меня потемневшими глазами, в которых читалось столько же тревоги, сколько и восхищения. – Сердце еле бьется.

Я кивнула и поддела застежку ногтями, мимолетно пройдясь пальцами по черно-белым жемчужинам и любовно погладив каждую. Вестники даров откликнулись, потеплели и, расслабив нить, выпустили Аврору из стальных клещей, позволяя мне снять их и навсегда вернуть себе.

– Вы мои, – прошептала я, надевая ожерелье. Оно обняло мою шею, приветственно жужжа. – Я больше никому вас не отдам!

– Мама?

На лице Тюльпаны, склонившейся над неподвижной Авророй, застыл испуг, который прежде мне видеть не доводилось, – тайная фобия каждого ребенка, всплывшая на поверхность нежданно-негаданно.

Аврора зашевелилась, завертела головой, и Тюльпана облегченно выдохнула. Мы втроем отодвинулись, давая ей больше пространства и воздуха, когда она села, приходя в себя – все еще старая и высушенная, но хотя бы живая. Она внимательно ощупала свою шею – медленно, сантиметр за сантиметром, будто боялась снова обнаружить там жемчуг, – а потом просияла и захлопала в ладоши от радости.

– Наконец-то! – закричала она на весь дом. – Ох, сколько же мужчин мне придется принести на алтарь Идунн, чтобы снова стать красавицей! Пожалуй, стоит попробовать девственников.

Коул красноречиво сложил руки на груди. Аврора не заметила его, оттолкнув и бодро поднявшись на ноги. Трость была ей больше не нужна.

– О! Чуть не забыла, – подпрыгнула она, запуская руку в карман своего струящегося платья, чтобы вложить мне в перевязанную ладонь прозрачный кристалл с двенадцатью идеальными гранями, перемотанный медной проволокой и пульсирующий лиловым светом в такт моему сердцебиению. – Нашла это у вас на пороге, когда пришла. Похож на тот, что был у Тюльпаны. Видимо, Ферн прислала подарочек.

«Я свяжусь с тобой, когда придет время».

Внутри похолодело. Я стиснула кристалл и злобно сверкнула глазами на Аврору, вовсю прихорашивающуюся возле одного из ритуальных зеркал.

– И ты говоришь об этом только сейчас?!

– Да забылось как-то. Когда умираешь и ползешь на издыхании к своему врагу просить о милости, становится не до передачек.

Я закипела, как чайник, но Коул обнял меня, возвращая в мир адекватности и здравомыслия, к которому Авроре не мешало бы приобщиться. Пусть и не сразу, но, успокоившись, я раскрыла ладонь с кристаллом, пытаясь понять, чего ожидать от него и от Ферн.

– Одри…

Скрипнула дверь. За ней, робко переминаясь с ноги на ногу, завернутая в розовое одеяло вместо пижамы, стояла босая Морган со встрепанной головой и вмятиной от подушки на щеке.

– Извините, я не помешала? Где можно найти Сэма, чтобы он приготовил вафель с кленовым сиропом? Я жутко голодна!





IX

Семейные узы