Кошмары [сборник]

Старец Иедония осекся.

– Но Ашима и Ханат… – начал он.

Но иудейский посланец сам перебил его на сей раз и повел долгую речь. Иедония покорно внимал ему, лишь временами покачивая головой. Первые слова он понял – почти что угадал. Но в том, о чем вестник говорил далее, он не улавливал и крупицы смысла; и как только тот прервался, старец улучил момент ввернуть:

– Почему ты говоришь со мной на иудейском? Наречие твое непонятно мне.

– Се язык отцов твоих, – ответил Иехил на арамейском.

Иедония развел руками:

– Мы не говорим на нем более, еще наши деды позабыли его. Арамейский – вот язык сего царства, ибо сам персидский царь и наместник его пишут на нем и говорят на нем. Как бы мы общались здесь с вавилонянами и финикийцами, с персами и сирийцами, с теми же египтянами, не будь арамейского?

– Мы – иудеи, – отрезал Иехил, – и в Иудее говорим на языке отцов.

Иедония покачал убеленной сединами головой.

– Да, то мне ведомо, – ответил он. – Мой сын о том предупреждал меня. Но там всяк понимает арамейский так же, как мы. Как понимаешь, уже ваши собственные дети говорят лишь на нем и не хотят более знать иудейского! К чему упорство? Арамейский – язык всех народов! Если вы отбрасываете Ашиму, Ашеру и Нехуштана как старых и неугодных, зачем цепляться за мертвый язык?

– Иедония, я пришел вовсе не для того, чтобы вести здесь с тобой языковой спор. Мы изволим говорить только на иудейском, потому что это язык Яхве. Лишь его мы признаем, а вовсе не идолов вроде Ханат и Ашимы!

Иедония посмотрел на него, прищурившись, снизу вверх. Затем он воскликнул:

– Повтори-ка, Иехил, где ты родился?

– В Вифании, – сказал гонец.

– Хм, хм. – Старик пощупал бороду. – Ты говоришь на иврите и хорошо знаешь, как это название переводится, так ведь? «Виф», или «бет» – это «храм», а «Ания» – это же наша Ханат! В честь нее твой город назван – в честь Ханат, супруги Яхве!

– Я не несу ответственности, – ответил Иехил, – за то, что происходило в древние времена. Но я повторяю тебе, Иедония, что мы, евреи сегодняшнего дня, больше не знаем богинь.

– Так ты отрекаешься от своей веры? – спросил старик.

Но Иехил ему не ответил.

– Я кое-что расскажу тебе, – продолжил Иедония. – Это случилось, когда мой дед был совсем мальчишкой, здесь, в этом городе. Он был тому случаю свидетелем, но забыл бы его, если бы о нем не ходила молва до сих пор – среди стариков, когда он был молод, и среди молоди, когда он сам постарел. Так вот, тогда пророк Иеремия бежал от вавилонского царя и явился с отрядом беглых иудеев в Египет. Прошел вверх по Нилу и посетил этот город, Иеб! Мы обогрели его и всех соратников, что были с ним, дали им кров и одежду, еду и питье. Но пророк Иеремия был не слишком-то благодарен нашему гостеприимству. Он предстал перед нашим храмом Яхве и громко закричал, чтобы весь народ собрался вместе. А потом он ругал евреев нашего города и угрожал им всеми наказаниями небес за то, что они приносили жертвы другим богам и богиням, кроме Яхве. Тогда все мужчины ответили Иеремии: «Мы не хотим повиноваться тебе! Мы хотим делать то, что мы делали всегда, и хотим принести благовония и возлияния Богине Небесной, как и наши отцы, наши цари и чиновники делали в городах Иудеи и на улицах Иерусалима – тогда мы не знали горя и нам было хорошо, и не было у нас несчастий! Но с тех пор, как иудеи перестали приносить благовония и возлияния Царице Небесной, с тех пор они страдают от недостатка и погибают от огня и меча!» А женщины кричали: «Мы разжигаем благовония во славу нашей Царевны Небесной и приносим ей дары рукотворные с ведома наших мужей». Так знаешь, Иехил, как поступил на это пророк? Он проклял наш народ. Он сказал так: «Вот, клянусь великим именем моим, сказал Господь, буду я следить за иудеями в Египте, на их несчастье! Кто из иудеев есть в земле Египетской, тот должен пасть от меча и мора! А фараона, царя этой гиблой земли, предам я в руки врага его – царя вавилонского Навуходоносора!» Так сказал Иеремия, пророк, и так пророчествовал он, а мы, иудеи в Иебе, в Мигдоле, в Нофе и во всех городах египетских, продолжали приносить хвалу Царевне Небесной. И что же с того? Пал ли фараон от руки Навуходоносора? Истребили нас голод и вавилонский меч? Произошло обратное! Персидский царь разбил Вавилон! Персидский царь сжалился над евреями, он спас народ Иудеи из вавилонского плена, привел их обратно в Иерусалим, позволил им снова построить свой храм! Персидский царь двинулся в Египет и захватил империю! Вы в Иудее, Иехил, стали рабами Вавилона, а мы остались свободными людьми здесь, на Ниле. И именно персы являются вашими и нашими друзьями. Они защищают нас! Иеремия был лжепророк! Лишь потому что мы не повиновались ему, как вы в Иудее, потому что мы не отказались от веры наших отцов, потому-то Яхве, Отец Небесный, и оберег нас.

Иехил, сын Овадии, потер руку об руку. Что мог он сказать этому старцу, если тот жил прошлым? Он проклинал Верховный Совет, направивший его в этот гиблый край.

Наконец он спросил:

– А кому еще принято поклоняться здесь?

– Мой Бог – Яхве, – отвечал старец, – и все здесь вместе со мной веруют, что Яхве – великий, могучий, извечный владыка иудеев. Но народ приносит жертвы Небесному войску на кровлях своих и серафимам – в домах под кровлями, как делали Рахиль, жена Иакова, и сам царь Давид. Наши мужи почитают также Солнечного бога, а наши жены справляют траурные торжества, когда умирает Таммуз, бог Весны!

– Ужас, мрак! – запричитал Иехил. – Непотребное язычество! Священнослужители, что дозволяют вам подобное, заслуживают побивания камнями!

Тут Иедония приосанился:

– Наши священники, Иехил, все из колена Левия; они ничуть не хуже иерусалимских собратьев своих! Да, они оступаются порой, ибо они есть смертные люди, как и мы; но нет такого отступничества за ними, что не позволило бы им стоять наравне с храмовниками из Сиона!

– Что ты имеешь в виду? – неуверенно спросил Иехил.

– Ты далеко от Иерусалима, Иехил, – отвечал Иедония, – но все же здесь, в Иебе, ты не выпал за пределы божьего мира! Мы знаем, что творится подчас в Иерусалиме! Поэтому ты не должен обличать наших священников – среди них нет убийц; а вот первосвященник Йоханаан, сын Иодая, внук первосвященника Элияшивы, зарезал собственного брата прямо в божьем храме! Багой, наместник Иудеи, перс, огнепоклонник, в гневе вошел в храм – он, иноверец! И когда иудейский народ вменил ему, какой стыд и позор навлек он поступком своим, Багой отвечал: «Я праведнее буду, чем братоубивец, служащий здесь верховным жрецом!» И он наложил на вас наказание – вы должны платить по пятьдесят драхм за всех ягнят, приносимых ежедневно в жертву! В нашем храме, Иехил, персы никогда не брали за всесожжение платы – в качестве искупления за убийство. И никогда ни один иноверец не ступал под его своды. Тебе следует остерегаться, Иехил, дурно говорить о наших жрецах.

На лестнице, ведущей на крышу, послышались шаги: появился человек в египетском наряде и с египетской же бородой.

– Дедушка! – воскликнул он. – Меня посылает сын твой, Махсея! Весь народ сошел на храмовую площадь – ждет тебя и посланника из Иерусалима!

– Скажи им, что мы сейчас придем! – крикнул Иедо ния вслед уходящему. – Пусть приготовят жертвы!

– Египтянин? – спросил с подозрением Иехил. – В ваших богослужениях участвуют иноверцы?

– Да, он – египтянин! – ответил старец. – И зовут его Ашор, сын Захона, он зодчий. В нашу веру он обратился, когда женился на Мибтахии, моей внучке.

– Вы не должны отдавать дочерей ваших чужеземным мужьям! – воскликнул Иехил. – И сыновья ваши не должны выбирать себе жен из чужеземок! Разве не знаешь, старец, что отче Эзра изгнал всех чужекровных женщин из священного города? Всяк иноверец нечист – и вы не должны прикасаться к ним!

– Всяк, Иехил, всяк? – эхом откликнулся старик. – Неужто такое мнение бытует ныне в Иерусалиме? Мой сын Махсея принес мне оттуда песнь, ее написал Исайя, тоже пророк, что более велик и более правдив, чем твои Эзра и Иеремия! Мы перевели ее на язык персов, и мои гонцы отвезли его в Сузу, персидский город, когда было задумана нами постройка храма – как подарок всех евреев царю. В этой песне Исайя приветствует царя Кира – перса, иноверца, приверженца Ахурамазды, – как иудейского Мессию! Ты не знаешь песнь, Иехил, сын Овадии? Слушай же: «Так говорит Господь помазаннику своему Киру: Я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы. Я пойду пред тобою и горы уровняю, медные двери сокрушу и запоры железные сломаю; ибо я, Господь Бог Израиля, назвал тебя именем твоим ради Иакова, раба моего, и ради Израиля, избранного моего. Я воскресил тебя в праведности, и я хочу проложить все твои пути. С тобой Бог, и ты, воистину, скрытый Бог, ты – Бог Израиля, ты – Спаситель». Нужны ли еще слова, Иехил, сын Овадии? Если великий Исайя объявил царя Кира, последователя Зороастра, огнепоклонника, нашим Спасителем – как же тут быть, ведь он – иноверец?..

Иехил закусил губу. Ему предстояло озвучить весьма горькую весть – перед всеми в Иебе и, в частности, перед этим старцем, – и сейчас он не знал, как поступить.

– Послушай, Иедония, – начал он, – кое-что изменилось в земле иудеев. Кодекс…


Но снова старик прервал его:

– Мы приняли и эти изменения. Над всеми пророками превознесли Моисея – мне так удивительно слышать это, ведь имя его все-таки произошло из египетского языка[16], а не из иудейского! Не сразу это проникло сюда – потребовались поколения, чтобы привыкнуть к такому в наших египетских колониях. Но мы приняли это – я уже говорил тебе, что в нашем новом храме не будет ни крылатых змей, ни огня, ни регалий Ашеры.

– Закон стал объемнее и строже, – продолжил Иехил. – Эзра привез нам новый свод из Вавилона.

– Мой сын говорил об этом, – ответил Иедония, – он хорошо общается с людьми в Иудее и Самарии. Принят новый закон, что тоже относится к имени Моисея, человека, родившегося на нашем Ниле! Знаешь, Иехил, этот закон узколоб – ни одно дитя сей могучей реки не сподобилось бы придумать нечто подобное. Я еще многого о нем не знаю, но уже чувствую, что это закон, выходящий из рабства. Свободным евреям в Иудее и Самарии – тем, кто остался и не был отправлен в рабство, – он не по нраву.

– Не веди речь о самаритянах, – бросил Иехил. – Их мы ненавидим пуще иноверцев!

– Но для нас они такие же евреи, как и весь прочий народ иудейский. Вы очень разбогатели благодаря Вавилону – и это несмотря на все рабство, – и Эзра с вельможами своими смог купить великий фирман[17] у Артаксеркса, персидского царя, который вернул их в Иерусалим и дал им власть для их нового закона. Тем не менее не Эзре удалось добиться признания новых порядков в иудейской стране. Нет, это удалось только другу его, Неемии, который был придворным у персидского царя. Это он продавил новые порядки – супротив воли народа. Пусть будет, как есть, не буду спорить с тобой, Иехил! Если таков ныне закон, мы будем его придерживаться. Если есть какие-то новые правила, познакомь нас с ними. Мы не сумеем преобразовать все в одночасье – процесс должен проходить постепенно и неспешно в нашей египетской земле; пойми же, Иехил! Однако в конце концов мы будем чтить порядки – и храм наш в Иебе ни в чем не уступит иерусалимскому. Ты мне обо всем расскажешь, брат, я сам запишу новые правила на новых папирусных свитках. Завтра в течение дня! А теперь пойдем, люди заждались нас. Они пять лет ждали крае угольного камня нового храма – не заставляй же их томиться более.

Повернувшись, чтобы уйти, он схватил за руку Иехила. Но тот освободился и быстро выпалил:

– Я не могу пойти с тобой, Иедония!

Старик всполошился:

– Что с тобой? Ты чувствуешь себя больным? Неужто захворал в долгом пути?..

– Нет же, нет! – воскликнул гонец иерусалимский. – Я не могу пойти с тобой, потому как… потому что… – Подыскивая слова, он нервно сжимал и разжимал кулаки. – Послушай меня, старый вояка, – продолжил Иехил, – первосвященник и Верховный Совет Иерусалима запрещают вам восстанавливать свой храм! – Он вздохнул облегченно, наконец-то сложив груз этих слов с души.

Старик схватился за голову. Он пошатнулся. Прислонился к зубцу крыши, чтобы не упасть.

– Что?.. – пробормотал он. – Что ты такое говоришь?..

Иехил не ответил. Наступила тишина – и снизу послышался голос, доносившийся с храмовой площади. Кто-то там говорил – его уверенные слова пронзали ночь:

– …первый камень поставят уже этой ночью! Вскоре наш храм воссияет здесь, и он будет больше и великолепнее, чем прежний! Хвала Яхве! Хвала Господу нашему!

– Хвала Яхве! – подхватила толпа.

Иедония дрожал.

– Что ты такое говоришь? – повторил он и осекся. – Нет-нет, быть такого не может, и не мог ты эти слова сказать! Верно, какой-то демон сунул язык мне в ухо! – Старик тихо рассмеялся. – Ох, я становлюсь совсем старым, только что поверил, будто… нет же, это не есть правда! Я хорошо помню – ты сказал мне и сыну моему, что горю в этом краю пришел конец! Что мы должны пировать и радоваться…

– Да, я так и сказал, – прервал его Иехил, – вот послание первосвященника и совет: прекратите скорбь свою! Пируйте и пейте вино! Сбросьте траурные одежды! Умащайтесь елеем и наслаждайтесь женами вашими! Но храм ваш более не подлежит восстановлению!

Какое-то время Иедония просто смотрел на гонца, а потом вдруг опрокинулся, как бык, которому каменная булава мясника проломила череп. Иехил подскочил к нему, поднял старца, поволок к скамье.

– Не в моих силах что-либо изменить, старик, – сказал он, – я всего лишь посланник и должен сообщить то, что мне поручено…

Старик покачал головой, вытер испарину, выступившую на лбу.

– Почему? – воззвал он. – Почему? Лишь потому, что в нашем древнем храме стояли каменные конусы и священные колья? Потому что мы приносим жертвы Таммузу и богу солнца, чтим Ханат и Ашиму?.. Клянусь тебе, клянусь жизнью моей, жизнью моих детей, внуков и правнуков, мы больше не будем этого делать, если так велит Иерусалим! Возьми у нас Таммуза, забери Ханат, но, молю, оставь нам Яхве!

Человек из Иерусалима не ответил.

– Нет, ты говоришь не всерьез, – продолжил старец. – Мы же послали в Иерусалим многие дары – золотые монеты, серебряные и злотые чары и чаши. Мы пошлем вам еще в три раза больше! Если мы совершали ошибки, если мы учиняли проступки против нового закона, которого еще не знали, возложите на нас покаяние! Мы исполним ее добросовестно! Царь Персидский дал вам власть над Иудеей, Иерусалимом и всеми иудеями и назначил вас судьями над всеми евреями, не следующими заповедям Божьим и законам царя; так что ваш закон – Закон Божий, яко же закон царский. Тогда судите! Но сам Дарий и наместники его дали нам разрешение на строительство храма нашего, так почему вы отказываете нам в такой ми лости?

Трое мужчин в этот момент взбежали по лестнице – два вавилонских воина и один сотник, персиянин.

– Артаферн послал меня! – крикнул сотник. – До нас дошла весть о том, что войска египтян уже перед городом. Они перебили всех дозорных на подступах и собрались у храма Хнуба в пальмовой роще. Ты должен немедленно созвать своих людей, оборонять ворота и стену. Твой сын Махсея пусть соберет две сотни воинов – на рассвете пусть минуют пороги и зай мут острова Сатис и Анубис, поименованные в честь египетских богов!

Выпрямившись, Иедония молвил:

– Скажи Артаферну, Гонуфрий, что его приказы уже выполняются.

Сотник повернулся, чтобы уйти.

– Вот еще что, Иедония! – воскликнул он. – Был еще такой наказ – без промедления заложить краеугольный камень храма Яхве. Финикийские и вавилонские воины разделяют трепет твой – положи камень, и он тотчас же утешит их! – Сказав так, Гонуфрий побежал по лестнице вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.

И вновь Иедония обратился к человеку из Иерусалима.

– Слышал ли ты, что было сказано, Иехил? – спросил он. – Весь народ в Иебе, иудеи и иноверцы, не подвергают сомненьям пророчества жены Махузии! Они не смогут биться в полную мощь, если вера их в святилище Яхве не будет подкреплена первым камнем – и тогда египтяне одолеют их!

Иехил медленно покачал головой:

– Ничем не могу тебе и людям твоим помочь! Закон определяет – и это не закон Эзры, а уклад двухсотлетней давности, который Эзра лишь усовершенствовал, – что только лишь в Иерусалиме, только в самом святом городе, Яхве имеет обитель свою. Только там может стоять Его храм, и только там – Его жертвенный алтарь!

– Когда мы покинули Иудею, – шептал Иедония, – то на каждом холме и под каждым деревом зеленым стоял храм Его или Его алтарь! – Старец сглотнул ком в горле, продолжил увереннее: – Но Исайя, величайший пророк наш, изрек: пять городов в земле Египта будут говорить Ханаанской речью и будут клясться Яхве, Господу Саваофу небесному. Алтарь Яхве будет стоять посреди Египта – и это будет знамением и свидетельством для Яхве в этой земле: если угнетенные будут взывать к Яхве, то он пошлет им Спасителя, который будет сражаться за них и освободит их. Так говорил великий пророк Исайя давным-давно, и после этого закона! А разве то, что он сказал, не есть правда? Угнетенные стоят у ворот, а мы шлем молитвы Яхве! И спаситель уже плывет по Нилу – то Артабан, коего наместник посылает нам на помощь с многочисленным войском. Он будет биться за нас и спасет нас, как только встанет на место свое первый камень храма Яхве!

Тогда Иехил ответил:

– Пророки безответны, и не мне судить, есть ли в словах их истина или там нет ее. Я знаю, что древний закон никогда не соблюдался строго, но сегодня, в эру Эзры и Неемии, строгость да станет непреложна! За этот строгий закон стою я здесь, перед тобой, Иедония, от имени первосвященника и Совета иерусалимского, судей твоих, которых Иегова и царь Персидский установили над тобою. От их имени я запрещаю тебе строить храм!